Пока же шли эти споры, жители Вей внезапно открыли ворота города и предприняли вылазку с факелами и спалили почти все плоды длительных трудов осаждавших. От огня погибли также и многие римские солдаты, тщетно пытавшиеся исправить дело. Когда эта весть достигла Рима, всех охватило возмущение. В осадную армию начали записываться добровольцы, которые стали требовать, чтобы их повели под Вейи. Все кричали, что не вернутся оттуда до того, как вражеский город будет взят.
А под Вейями в это время война разгорелась еще сильнее из-за внезапного появления капенцев и фалисков, древнеиталийских народов, живших в Нижней Этрурии. Как писал Тит Ливий, «две эти этрусские общины, будучи расположены по соседству, считали, что после разгрома Вей настанет их очередь». Их войска внезапно явились к Вейям и напали на римский лагерь с той стороны, где командовал Марк Сергий. Римляне от этого «пришли в неописуемый ужас, думая, будто целая Этрурия пробудилась, снялась с мест и всей громадой обрушилась на них». Так же решили и запертые в своем городе вейяне, и это подтолкнуло их к еще более активным действиям.
Римский лагерь подвергся нападению с обеих сторон, воины метались, перенося боевые знамена то туда, то сюда, и в результате не удалось ни вейян удержать в их стенах, ни свои собственные отстоять от врага, наседавшего извне. Оставалось лишь надеяться, что подоспеет помощь из главного лагеря, и тогда одни легионы смогли бы противостоять капенцам и фалискам, а другие вылазке горожан.
Однако главным лагерем римлян командовал Вергиний, ненавидевший Сергия и сам ненавистный ему. Зная, что почти все бастионы пали, укрепления взяты и враг наступает с обеих сторон, он привел своих воинов в боевую готовность, но продолжал держать их в лагере. В результате, упрямство одного не уступало заносчивости другого. Марк Сергий предпочел потерпеть поражение от врага, чем победить вместе с соотечественником, лишь бы не показалось, что он одалживается у недруга. Воины несли потери в окружении, пока наконец не покинули укрепления. Немногие устремились в главный лагерь, а большинство, в том числе и сам Сергий, – в Рим. Поскольку там он переложил всю вину на Вергиния, решено было вызвать того из лагеря, возложив в его отсутствие командование на легатов, то есть на специальных уполномоченных, назначенных Сенатом. Затем дело слушалось в Сенате, где два полководца наперебой обвиняли друг друга. Среди сенаторов лишь немногие защищали интересы государства, большинство стояло за одного или за другого из противников в зависимости от личной привязанности или признательности.
Пока шли все эти нелепые разбирательства, ни о каком взятии этрусского города не могло быть и речи. Более того, римлянам так и не удалось полностью окружить Вейи, а значит, его защитники могли спокойно получать припасы и подкрепления.
Пока суть да дело, осада города Вейи длилась уже десятый год. Мощной осадной техники у римлян тогда еще не было, поэтому осада могла длиться сколько угодно долго. Но тут свою роль сыграла решительность и находчивость римского полководца Марка Фурия Камилла, объявленного диктатором и прозванного римлянами «вторым основателем Рима».
Тит Ливий указывает, что Камиллу судьбой было предназначено разрушить Вейи. Став диктатором, он назначил начальником конницы Публия Корнелия Сципиона. С изменениями в руководстве все внезапно переменилось: у людей появились новые надежды, к ним вернулось мужество. Прежде всего, Камилл по законам военного времени казнил всех, кто в свое время в панике бежал от Вей. Затем диктатор сам отправился к Вейям для укрепления воинского духа армии. Вернувшись в Рим, он набрал новое войско, причем никто не уклонялся от призыва, а когда диктатор с войском выступил из города, его провожали даже не с упованием на успех, а с полной уверенностью в победе.
Покончив с обетами и молитвами, Камилл вторгся в землю фалисков и в большом сражении разбил и их самих, и подоспевших им на подмогу граждан Капены. Затем он обратился к осаде Вей и, видя, что приступ был бы чрезвычайно труден, стал вести подкоп, так как местность вокруг города позволяла рыть подземные ходы и быстро проникать на такую глубину, где можно было производить работы незаметно для противника.
Между городской стеной и валом нередко вспыхивали случайные стычки с неприятелем – Камилл запретил их, распорядившись, чтобы никто не вступал в бой самовольно. Практически все солдаты были брошены на земляные работы. Чтобы и работа не прерывалась, и люди не изнемогали от длительного пребывания под землей, он разбил землекопов на шесть команд. Работа велась круглосуточно, в шесть смен, днем и ночью, и все закончилось очень быстро.
Внешне же все выглядело так, что римляне боятся защитников Вей, и те принялись насмехаться над римлянами. Они кричали со стен, что римляне трусят и поэтому предпочитают сидеть в своем лагере. Осада уже стала настолько привычным для осажденных делом, что они, вероятно, даже удивились бы, если бы как-нибудь с утра не увидели под стенами римского лагеря. Но по-прежнему ничего не происходило. А посему бдительность охраны упала, ночью обе стороны спокойно спали. Но это только так казалось вейянам. Сильный римский отряд, посланный Камиллом по подземной галерее в спящий город, уже неслышно открывал ворота, и внутрь города уже готовы были ворваться римские солдаты.
Опытные воины с оружием в руках вышли из подземного хода и оказались в храме Юноны, прямо посреди вейской крепости. Тут одни с тыла напали на врагов, стоявших по стенам, другие сбили засовы с ворот, третьи запалили крыши домов, поскольку женщины и рабы швыряли оттуда камни и черепицу. Повсюду поднялся вопль, в котором разноголосье ужаса и угроз смешалось с плачем женщин и детей. В мгновение ока со всех стен были сброшены вооруженные защитники, а ворота отворены, и в то время, как одни римляне толпой стали прорываться в город, другие начали карабкаться по оставленным горожанами стенам. Город наполнился римлянами, бой шел повсюду. После ужасающей резни битва начала ослабевать. Тогда диктатор приказал глашатаям объявить, чтобы не трогали безоружных, что и положило конец кровопролитию. Горожане стали складывать оружие и сдаваться, а воины с разрешения диктатора бросились грабить. Говорят, что, когда Камилл своими глазами увидел, насколько эта громадная добыча превосходит ценностью все упования, он воздел руки к небу и молился, чтобы не слишком дорогой ценой пришлось платить за все это ему и римскому народу – ведь то невероятное счастье, которое досталось сегодня ему самому и всем римлянам, может вызвать зависть у богов и людей.
Атака римлян под предводительством Марка Фурия Камилла
По словам Плутарха, Камилл, глядя на картину ужасного грабежа, простер руки к богам и взмолился:
– О, Юпитер, и вы, боги, надзирающие за делами добрыми и дурными, вы сами свидетели, что не вопреки справедливости, но, вынужденные к обороне, караем мы этот город враждебных нам и беззаконных людей! Но если тем не менее и нас ждет некая расплата за нынешнюю удачу, пусть она, молю, падет, с наименьшим ущербом, на меня одного, минуя государство и войско римское!
С этими словами, он резко повернулся направо, но, совершая поворот, упал. Все окружающие были немало встревожены, однако Камилл, поднявшись, сказал, что все произошло согласно его молитве: «Величайшее счастье искупается маленькой неудачей».
Несколькими годами позже, когда Рим был взят и разграблен галлами, многие вспомнили про этот случай и сочли его дурным предзнаменованием, которое не было понято.
Так в 396 году до н. э. пал этрусский город Вейи.
Действительно, исход длительной осады решил подкоп. Опытные римские воины с оружием в руках вышли из подземного хода и оказались прямо посреди вейской крепости. Вейяне, стоявшие на стенах, получили удар в спину. Несколько домов запылало, ворота города были открыты изнутри, и основная часть римской армии ворвалась в охваченный паникой город.
Самый богатый город этрусского племени даже в собственной гибели обнаружил величие: ведь римляне осаждали его долгих десять лет и зим, в течение которых он нанес им поражений куда больше, чем от них претерпел, и даже когда в конце концов пал по воле рока, то был взят не силой, но хитростью.
По словам Эллен Макнамара, при Вейях «победа Рима была полной и необратимой», и падение этого города стало «настоящим бедствием для этрусков, поскольку теперь их южная граница была открыта».
Оставшиеся в живых вейяне были порабощены, сам город разграблен, а его владения объявлены общественной землей (ager publicus).
Руины этрусского города Вейи
Отметим, что этрусские города в то время были столь прекрасны и обустроены, что Рим по сравнению с ними имел весьма жалкий вид. Сохранилась легенда о том, что даже пострадавшие при штурме, полуразрушенные и разграбленные, Вейи так разительно отличались от того, к чему привыкли римляне, что многие легионеры заявили, что остаются здесь на жительство навсегда. Командирам стоило немалых трудов отговорить солдат от этого решения. В результате, по словам немецкого историка Теодора Моммзена, «город был разрушен, а место, на котором он стоял, было обречено на вечное запустение».
Как ни странно, и это отмечает Реймон Блок, «Этрурия с поразительным равнодушием наблюдала за страданями и падением этого важного города». Этот автор связывает подобное поведение этрусков с «отсутствием патриотизма» и со «стремительным распадом бывшей империи».