Глава VВремя гражданских войн и литературный процесс
1. Кризис и падение Республики. 2. Общие особенности литературного процесса
1. Кризис и падение Республики
К середине II в. до н. э. Рим складывается как классическое рабовладельческое государство. Его экономическая мощь велика. Покорение огромных территорий приводит к тому, что в Риме скапливаются огромные богатства. На тяжелых работах используется рабская сила. Но на этом фоне происходит и необратимое обнищание плебса. Непрекращающиеся войны отрывают землепашцев от их прямых обязанностей. Когда легионеры, вчерашние крестьяне, возвращаются из походов к себе домой, то нередко вместе с семьями оказываются без средств к существованию. Теперь на полях Италии большей частью трудятся рабы и военнопленные, захваченные в покоренных землях.
РЕФОРМЫ БРАТЬЕВ ГРАКХОВ. Социальные противоречия находят отчетливое выражение в движении в пользу земельных реформ, возглавленное братьями Тиберием и Гаем Гракхами. Их цель – положить конец разорению итальянского крестьянства, а также расхищению богачами земель Италии. Несмотря на яростное сопротивление сильных мира сего, Тиберий Гракх добивается утверждения законопроекта о земельной реформе. Созданная им комиссия приступает к перераспределению земельных наделов. Но враги Тиберия Гракха не дремлют: его обвиняют в домогательстве царской власти и убивают.
После его гибели младший брат Тиберия Гай, долгое время державшийся в тени, выставил свою кандидатуру в народные трибуны, а после избрания начал проводить важные реформы: в Риме стал продаваться дешевый хлеб, были основаны новые колонии, чтобы расселять там неимущих граждан. При этом, памятуя горький опыт старшего брата, Гай стремился расширить социальную базу, привлекая на свою сторону часть всадников. И вновь Гай Гракх натолкнулся на сопротивление со стороны сената и верхов. Это привело к вооруженному конфликту, во время которого Гай Гракх был убит. Консерваторы торжествовали победу. Однако деятельность Гракхов не прошла бесследно. На основании принятых и инициированных законов до 80 тыс. крестьян вернулись на землю. Сами же братья Гракхи остались в национальной памяти как пример личного благородства и великодушия.
ПЛУТАРХ О БРАТЬЯХ ГРАКХАХ. Классик, мастер биографического повествования, Плутарх дает яркие характеристики двух замечательных братьев. Они были в равной мере храбрые, бескорыстные, красноречивые и великодушные. В делах же и поступках явили полное различие.
Выражение лица, взгляд и жесты у Тиберия были «мягче и сдержаннее», у Гая – «резче и горячее». Гай «говорил грозно, страстно и зажигательно», в то время как речь Тиберия «радовала слух и легко вызывала сострадание». Слог Тиберия был «чист и старательно отделанный», а у Гая – «захватывающий и пышный». Различны они в образе жизни: Тиберий жил просто и скромно. Гай «в сравнение с остальными казался воздержанным и суровым», но рядом с братом – «легкомысленным и разорительным». Если Тиберий по нраву был и снисходителен и легок, то Гай – «колюч и вспыльчив». Но при всем внешнем различии они были удивительно схожи в главном – в «отваге перед лицом неприятеля, справедливости к подчиненному, ревности к службе, умеренности в удовольствиях». В этом, настаивал Плутарх, «они не расходились нисколько».
Не менее славной, чем братья, была их мать Корнелия, имя которой осталось в римской истории. Она была одной из двух дочерей знаменитого Сципиона Африканского. Отец просватал ее за Тиберия Семпрония Гракха, консула, предки которого прославились во время Пунических войн. Корнелия считалась в Риме образцовой супругой и матерью. Рассказывали, что, когда одна из матрон стала похваляться своими нарядами и драгоценностями, Корнелия показала на своих детей, вернувшихся из школы: «Вот мои украшения». После смерти их отца Корнелия осталась «одномужней» вдовой: она не была обделена мужским вниманием, к ней даже сватался египетский царь Птоломей, но получил отказ. Корнелия была женщиной редкой гордости, исполненной чувства собственного достоинства. Все силы души она отдавала воспитанию сыновей: об этом говорят ее сохранившиеся письма к Гаю Гракху. Корнелия откровенно стремилась развить в сыновьях честолюбие. В истории остался се риторический вопрос: «Когда же меня будут называть матерью Гракхов, а не дочерью Сципиона?!»
Корнелия, как и се сыновья, вошла в историю Рима как героическая фигура, олицетворение высших римских добродетелей.
ПОСЛЕДНИЙ ВЕК В ИСТОРИИ РЕПУБЛИКИ. В начале I в. до н. э. выдвинулся так называемый «союзнический» вопрос: население Италии, в основном крестьянство, стало требовать для себя не статуса подданных, а предоставления всей полноты гражданских прав. Это привело к вооруженному восстанию и боевым действиям, которые получили название «союзнической войны» (91–88 гг. до н. э.). Активные массовые выступления имели своим результатом то, что в последний период Республики проходила определенная демократизация политической системы в Риме.
Последнее столетие в истории Республики было отмечено острейшими социальными потрясениями и гражданскими войнами.
Постоянно вспыхивали мощные восстания рабов. В 132 г. до н. э. произошел взрыв недовольства в Малой Азии, когда-то принадлежавшей Пергамскому царству. В самом Риме углублялись противоречия между старой знатью и «новыми людьми», бывшими союзниками, которые получили теперь римское гражданство. Обострялось соперничество между главой «новых граждан» Марием и вождем аристократии Суллой. Внутренние проблемы дополнялись внешними. Риму пришлось вести тяжелую, долгую, сопряженную с целым рядом неудач войну с царем Нумибии Югуртой (111–105 г. до н. э.). В конце концов она завершилась триумфом Мария и Суллы, которые провели взятого в плен царя по улицам Рима. Но социальные конфликты продолжали сотрясать государство.
Вспыхнуло новое восстание рабов, на этот раз на Сицилии. Не успела завершиться «союзническая война», как разразилась первая война (89–84 гг. до н. э.) с царем Понта Митридатом VI Евпатором, заклятым врагом Рима. Он еще дважды воевал с Римом (83–82 и 74–64 гг. до н. э.), терпел поражения и в итоге покончил жизнь самоубийством.
Тем временем в Риме начался новый этап конфликта между Суллой и Марием. Последний провел военную реформу, руководил армией в борьбе с парфянами. С 87 по 83 г. до н. э. в Риме господствовали сторонники Мария, затем с 83 по 79 г. до н. э. установилась диктатура Суллы. Это было фактически рождением единоличной власти: с помощью печально известных проскрипционных списков Сулла сводил счеты со своими политическими оппонентами. В 83 г. до н. э. Сулла стал пожизненным и неограниченным диктатором. Его социальной опорой были ветераны, которых он щедро одаривал, и римский нобилитет. Личность яркая, сложная, противоречивая, сочетавшая жестокость с великодушием, друг актеров, эпикуреец, Сулла в 79 г. до н. э. неожиданно сложил с себя полномочия диктатора. Его здоровье было подточено страстью к наслаждениям; спустя год он скончался. Началось преследование его сторонников, конституция Суллы была отменена, в Риме восстановлены прежние республиканские порядки. Эпоха Суллы оказалась связанной с судьбами Цезаря и Цицерона. После этого конфликты продолжали лихорадить Рим. В 74–71 гг. до н. э. происходит мощное восстание рабов под руководством Спартака.
Это событие нашло многообразный отклик в искусстве. Вождь восставших рабов – герой романов итальянца Джованьони и американца Говарда Фаста, а также голливудской ленты «Спартак», снятой по сценарию Дальтона Трамбо. Назовем и одноименный балет Арама Хачатуряна, вошедший в историю музыки. В 1916 г. в Германии был создан «Союз Спартака», ставший ядром компартии Германии. Наконец, имя римского героя носит популярный московский футбольный клуб.
ГРАЖДАНСКИЕ ВОЙНЫ. В 70-е гг. до н. э. на политическую арену выдвигается Гней Помпей (106–48 г. до н. э.), сторонник силы, военный и политический деятель. Он подавлял восстание Спартака, успешно воевал с пиратами, победил Митридата VI, что позволило ему резко раздвинуть границы Рима на Востоке. В 63 г. до н. э. был, благодаря активной деятельности Цицерона, подавлен заговор Каталины. В 60–53 гг. до н. э. функционирует первый триумвират, который составляют Цезарь, Помпей и Красс. После гибели Марка Красса в сражении с парфянами триумвират распадается. Все ярче разгорается звезда Юлия Цезаря, особенно после его блистательной полководческой кампании в Галлии. В 49–46 гг. до н. э. происходит гражданская война между Цезарем и Помпеем; битва при Фарсале в 48 г. до н. э. завершается разгромом Помпея и его гибелью.
О последующих событиях нам предстоит говорить в связи с биографиями Цицерона, Цезаря, Октавиана: это и установление диктатуры Цезаря, и его убийство, и создание второго триумвирата (43–36 гг. до н. э.), включавшего Октавиана, Антония и Лепида; и открытая борьба между Октавианом и Антонием после выхода из игры Лепида.
Битва при Акции (31 г. до н. э.), гибель Антония и Клеопатры не просто означали торжество Октавиана в борьбе за власть, но и завершение целой эпохи в истории Рима, эпохи Республики.
2. Общие особенности литературного процесса
Это столетие, завершившееся падением Римской Республики, насыщенное социальной борьбой и военными конфликтами, оказалось временем плодотворным для литературы. Творившие в эту эпоху мастера (Цицерон, Юлий Цезарь, Саллюстий, Лукреций, Катулл и др.) составили славу римской словесности.
ГРЕЧЕСКОЕ ВЛИЯНИЕ. Продолжался процесс дальнейшего освоения греческой культуры. Это относилось к таким областям, как философия и риторика, которые все органичнее «интегрировались» в духовную жизнь образованных слоев римского общества.
Популярностью пользовался древнегреческий философ-стоик Панэтий (ок. 180–100 гг. до н. э.), уроженец острова Родоса, который, пройдя курс наук в Афинах, большую часть жизни прожил в Риме, где приобщился к аристократическим кругам. Панэтий был основателем т. н. «Средней Стои», одной из разновидностей стоицизма. Ее отличие от доктрины ранних стоиков заключалось в том, что последние ставили в центр своих воззрений «совершенного мудреца». Панэтий же обосновал более приемлемый для римского нобилитета идеал «аристократа духа». Система Панэтия носила не столько «запретительный» характер, сколько ориентировала на то, что позволено человеку. Жесткие нормы раннего стоицизма были у Панэтия смягчены, гуманизированы.
Он исходил из того, что душа смертна и умирает вместе с телом. Этика Панэтия базировалась на том, что человек должен соблюдать как законы вселенной, космоса, так и прислушиваться к голосу собственной природы. В своих политических воззрениях был близок к Аристотелю: идеальное государственное устройство виделось ему в сочетании принципов монархии, демократии и аристократии. Эти элементы он находил в римском государственном устройстве.
Проникали в Рим и другие греческие философские течения, например эпикуреизм. Если идеи Панэтия развивал великий римский оратор Цицерон, то горячим пропагандистом Эпикура выступил замечательный римский поэт Лукреций, автор поэм «О природе вещей». Во многом под влиянием греческих образцов Цицерон отстаивал идеал совершенного гражданина, не только преданного интересам государства, но широко философски образованного.
Из Греции проникла в Рим и риторика. Она сделалась важнейшей частью образования и воспитания, прежде всего в аристократических кругах. Красноречие становилось весомым фактором в политической жизни Рима.
ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ. Ориентируясь на греческие образцы, писатели Рима проявляют себя и как оригинальные художники. В среде римской знати, осваивавшей риторику, становится модным увлечение изящной словесностью, сочинительство. Крупнейшие государственные деятели Цицерон, Цезарь, Саллюстий проявляют себя как выдающиеся писатели. В I в. до н. э. римская литература все решительнее заявляет о себе как явление глубоко самобытное, со своей национальной спецификой.
Главенствующую роль начинают играть прозаические жанры.
Эпос и драма отходят на второй план. Исключительно высок престиж красноречия. Среди первых ораторов был неутомимый защитник римских ценностей, крупнейший общественный деятель Марк Порций Катон Старший (Marcius Porcius Cato) (234–149 гг. до н. э.). Выходец из незнатной среды, человек твердый, неподкупный, он стяжал славу как участник 2-й Пунической войны. Катон был поборником староримских обычаев и традиций, выступал против безоглядного эллинофильства. Человек энциклопедически образованный, Катон оставил трактат «Земледелие», рисующий быт рабовладельческой усадьбы. Трактат стал первым дошедшим до нас прозаическим произведением римской литературы. В его трактате «К сыну Марку» содержатся афоризмы неизменно актуальные: «Дело знай, слова найдутся», «Леность – мать всех пороков», «Наука – сладкий плод горького корня».
Катон известен и как автор «Риторики», содержавшей рекомендации по части красноречия. Ему принадлежит до 150 речей, которые дошли до нас лишь в виде немногочисленных фрагментов. Эти речи ценил Цицерон. Наконец, Катон сделал свой вклад и как первый римский историк. Он автор написанного на латыни труда «Начала», описывающего жизнь и судьбу италийских племен и общин.
ФИЛОЛОГИЯ. ВАРРОН. Наряду с риторикой и философией в Риме развивается наука, прежде всего гуманитарная. Велики достижения римской филологической школы, основателем которой был Марк Теренций Варрон (Marcus Terentius Varro, 116-27 гг. до н. э.), плодовитый литератор, ученый, энциклопедист. Он оставил завидное количество трактатов по разным областям знаний, включая сельское хозяйство, юриспруденцию и историю. Предметом его увлечений были римские древности. Ценны его лингвистические исследования, в частности посвященные стилистике и грамматике латинского языка. Он заложил основы текстологии, научного комментирования текстов, внес вклад в изучение наследия комедиографа Плавта. Варрона ценили современники. Цезарь поручил ему основать в Риме публичную библиотеку; правда, осуществил эту идею несколько позднее римский полководец, поэт и историк Азиний Поллиен. Варрон был единственным литератором, который при жизни удостоился памятника.
ИСТОРИОГРАФИЯ. Не случайно, конечно, что социальные конфликты и гражданские войны в Риме по своему стимулировали активное становление национальной историографии. И это по-своему закономерно. События, принципиально значимые для судеб страны, конечно же, вызывают особую потребность в научном анализе. Естественно и желание запечатлеть их для потомков. Отметим, что сохранение памяти о прошлом наряду с деятельностью оратора считалось в Риме занятием, в высшей степени уважаемым, более того, угодным богам. Сами победы Рима, рост державы и ее могущества должны были быть достойнейшим образом увековечены.
Вот что писал по этому поводу римский историк Саллюстрий: «Из всех дел, которые направляются силою человеческого духа, мне представляются особенно полезными воспоминания о подвигах прошлого, занятие историей. Я не раз слышал, что славные мужи нашего государства говорили, что, когда они взирают на изображения наших предков, дух их чрезвычайно воспламеняется к доблести. А ведь не лоск, конечно, и не внешность изображения имеют в себе столь великую силу, но благодаря воспоминаниям о подвигах предков это пламя загорается в груди у выдающихся мужей, растет и успокаивается только тогда, когда их собственная доблесть сравняется с доблестью отцов. Прекрасно служить государству делом, но и говорить искусно – дело немаловажное. Отличиться можно как и на войне, так и в мирные времена: похвалами украшены многие и среди тех, кто действовал сам, и среди тех, кто описывал чужие деяния».
ПОЛИБИЙ (Polybios, ок. 200 – после 120 гг. до н. э.), древнегреческий историк, уроженец Аркадии, сын стратега Ахейского союза Ликорта, после победы Рима над Ахейским союзом был в числе нескольких тысяч заложников отправлен в Рим. Проведя там 16 лет, Полибий сблизился с кружком Сципиона. Около 150 г. до н. э. был отпущен на родину. Крупнейший историк эллинистической эпохи, он создал фундаментальный труд «Всемирная история» в 40 книгах, из которых сохранилось лишь пять. Полибий охватывает события с 264 по 144 гг. до н. э. Объекты его внимания – Греция, Македония, Малая Азия, Сирия, Египет и, конечно же, Рим. В поле зрения историка – расширение границ Рима, подчинение ему государств Средиземноморья. Груд Полибия – это прославление могущества Рима, победы которого были обусловлены силой армии и совершенством его строя. Как и многие историки древности, он придавал решающее значение роли отдельных личностей.
Полибий подготовил становление национальной римской историографии, деятельность таких выдающихся римских историков, как Саллюстий, Плиний младший, Тацит. Для него было характерно глубокое понимание общественной роли исторической науки. Вот некоторые из сентенций Полибия: «Познание прошлого скорее всяких иных знаний может послужить на пользу людям»; «Повесть об испытаниях других людей есть вразумительнейшая или единственная наставница, научающая нас мужественно переносить превратности судьбы»; «Лучшею школою правильной жизни служит нам опыт, извлекаемый из правдивой истории событий».
Юлий Цезарь, о котором пойдет речь в специальной главе, при всей поразительной многогранности своих интересов и талантов, озаботился оставить нам бесценные свидетельства о своих полководческих деяниях, выступив как историк-очевидец: «Записки о галльской войне» и «Записки о Гражданской войне».
ГАЙ САЛЛЮСТИЙ КРИСП (Gaius Sallustius Crispus, 85–36 гг. до н. э.), был виднейшим мастером исторической прозы, заметной фигурой в политической жизни Рима. Выходец из состоятельной среды. Он начал государственную деятельность как сторонник Цезаря, занимал ряд важных должностей (квестора, народного трибуна, претора). Принимал участие в гражданской войне на стороне Цезаря, потом служил проконсулом в провинции Новая Африка, отвечая, в частности, за поставки продовольствия. Это позволило ему накопить немалые богатства. После смерти Цезаря, поместье которого он приобрел в личную собственность, Саллюстий отходит от политики и посвящает себя историко-литературным трудам.
Обращаясь к событиям недавнего прошлого, Саллюстий стремится извлечь уроки и для современности. Декларируя желание быть беспристрастным, он на самом деле тенденциозен. Наблюдая упадок Республики, Саллюстий возлагает ответственность в значительной мере на римскую знать, ее аморальность и преступный эгоизм. Его идеал – торжество «доблести» над плутократией, всевластием богачей. В письме к Юлию Цезарю он призывает его «уничтожить вес денег». Однако с недоверием относится он и к народу, плебсу, к демократическим институтам. Подобная точка зрения лежит в основе его книги «Заговор Катилины» (De coniuratione Catilinae), посвященной событиям, очевидцем которых он был. Каталина и его сторонники характеризуются как выразители наихудших качеств нобилитета, того упадка нравов, который поразил римское общество.
Саллюстий, например, не жалеет мрачных красок, характеризуя вдохновителя заговора Катилину: «грязная душа, враждовавшая и с богами, и с людьми, не могла обрести равновесия ни в трудах, ни в досугах: так взбудоражила и так терзала ее больная совесть. Отсюда мертвенный цвет кожи, застылый взгляд, поступь то быстрая, то медленная; в лице его и во всей внешности сквозило безумие. Молодежь, которую… удавалось ему привадить, он разными средствами приучал к преступлению».
В другом труде «Югуртинская война» (Bellum lugurthinum) описана борьба римлян с царем Нумидии Югуртой. Долгое время римляне терпели неудачи из-за интриг, раздоров, продажности, ставших нормой в среде римской знати. Дело дошло до того, что некоторые полководцы с легкостью поддавались подкупу со стороны врага. Лишь после того, как стал действовать Гай Марий, выдающийся демократический полководец, удалось победоносно завершить войну. Именно тогда «впервые был дан отпор высокомерию знати»: ведь его предшественник, ставленник нобилитета, полководец Квинт Цецилий Метелл, известный своей гордостью, не смог одолеть Югурту.
Выдающийся историк Саллюстий был подлинным мастером слова, стиль которого – ясный, лаконичный, четкий. Известный эпиграмматист Марциал отозвался о нем: «В римской истории Крисп пребудет вовек».
Саллюстий был не только ученым, но и тонким, наблюдательным психологом. Так, например, сопоставляя греков и римлян, – а эта проблема заботила многих, – он высказывал такое соображение: «Деяния афинян, по моему суждению, и блистательны и великодушны, и все же они многим меньше той славы, которою пользуются. Но у афинян были писатели редкостного дарования, и вот по всей земле их подвиги считаются ни с чем не сравнимыми. Стало быть, во столько ценится доблесть поступка, насколько сумели превознести на словах ясные умы. Римский народ, однако, писателями не был богат, ибо лучшие предпочитали действовать, а не говорить, доставлять случай и повод для похвал, а не восхвалять заслуги других».
Благодаря Юлию Цезарю, Саллюстию и, конечно же, Цицерону, которому будет посвящена отдельная глава, латинский язык был поднят на новый уровень классической зрелости. Его стали называть «золотой латынью».
ПОЭЗИЯ. ЛУЦИЛИЙ. Значительны и достижения в области поэзии. И здесь также проявилась самобытность римской литературы. В ту самую драматическую эпоху, когда завершились победоносные Пунические войны с Карфагеном, а братья Гракхи вели острую борьбу за осуществление своей земельной реформы, творил поэт Гай Луцилий (Caius Lucilius, 160–102/01 гг. до н. э.). Выходец из состоятельной семьи всадников, воочию наблюдавший быт и нравы знати, он сделал главным направлением своего творчества критику пороков римского общества, прежде всего его богатой верхушки. Луцилий взял на вооружение жанр сатиры, или сатуры.
Само латинское слово satira (satura) означало «смесь», «переполненное блюдо», «мешанина»; а это, в свою очередь, указывало на своеобразие жанра, его многогранность, разнообразие форм, которые в нем представлены. Сатира могла вылиться в форму послания, диалога, дружеской беседы, пейзажной зарисовки, размышления на философскую или политическую тему. Жанр этот получил широкое развитие в римской литературе, будучи впервые использованным Эннием. Его активно разрабатывал Луцилий, а после него Гораций, Сенека, Петроний («Сатирикон»), Ювенал, Марциал. Это был жанр специфически римский, аналогичного которому не было у греков. «Сатира – целиком наша», – не без гордости писал Марк Квинтилиан (I в. н. э.), римский оратор и теоретик красноречия.
Будучи человеком независимым, небедным, не занимавшим никаких должностей, Луцилий откровенно, с иронией и не без горечи взирал на окружающую жизнь, а его сатиры дышали обличительным пафосом. Поэт не щадил врагов, сколь бы знатными и влиятельными они ни были. Впервые именно Луцилий превратил сатиру в оружие критики господствующих пороков. Объектом его критики были роскошь, скаредность, разврат, суеверие и предрассудки, наглость, тщеславие власть имущих. Видимо, наследие Луцилия было достаточно внушительным: около 27 000 стихов, составивших до 30 книг. Но до нас дошли лишь случайные фрагменты, «обломки», общим объемом до 1000 строк. Написаны его стихи дактилическим гекзаметром.
Вот один из фрагментов, рисующий выразительную картину разложения, которую поэт наблюдает в Риме:
Ныне с утра до ночи, в праздник ли то, или в будни,
Целые дни, как народ, точно так же и важный сенатор
Шляются вместе по форуму и никуда не уходят.
Все предаются заботе одной, одному лишь искусству:
В лести поспорить, хорошего роль разыграть человека,
Строить засады, как если бы были враги все друг другу.
Видимо, Луцилий был популярен и ценим; его часто цитировали римские писатели и ученые. Особый интерес проявлял к нему Гораций, который и хвалил Луцилия, и упрекал его за недостаточную работу над стилем, шлифовку языка. Это не мешало Горацию сказать о своем предшественнике: «Славы великой венца я с его головы не снимаю».
Как подчеркивалось, прозаические жанры, будь то историография (Юлий Цезарь, Саллюстий) или ораторская проза (Цицерон), в пору гражданских войн была отчетливо «политизированы»; поэзия же, напротив, оказывалась тем «островком», где индивид словно бы отгораживался от социальных потрясений, погружаясь в мир личных переживаний, любви. Таково было творчество неотериков, новых, или «ученых» поэтов, которые осваивали малые стихотворные формы, ориентировались на «александрийцев», их проблематику и стилистику. Самой замечательной фигурой среди неотериков был Катулл, вдохновенный лирик, давший глубокое и искреннее выражение любовному чувству. К счастью, стихи Катулла дошли до нас полностью.
В отличие от неотериков, создававших поэтические миниатюры, их современник Лукреций стал автором произведения по-своему уникального, знаменитой поэмы «О природе вещей» – плодотворного опыта возрождения эпоса в его философской разновидности.
Конец Республики, переход к Империи обусловил глубокие изменения в структуре, идеологическом и нравственном климате римского общества. Это найдет свой отзвук в литературе.
Глава VIЦицерон
Нет для меня ничего дороже государства.
1. Биография. 2. Мастерство оратора. 3. Сочинения по риторике. 4. Трактаты: политика, этика, человек. 5. Эпистолярное наследие. 6. Афоризмы Цицерона. 7. Значение Цицерона
Цицерон – одна из «хрестоматийных фигур» античного мира. Он принадлежит в равной мере и литературе Рима, и политической истории. В перечне корифеев красноречия древности первым ставится имя Демосфена, а вторым обычно Цицерона. Они рядом – корифеи красноречия, символы своего времени. Демосфен был поборником демократии, Цицерон – республики. Оба отдали жизнь за свои идеалы. Известная формула Герцена «история в человеке» приложима к Цицерону. И его жизнь, и его творчество неотторжимы от бурной, насыщенной политическими страстями эпохи, наверно, судьбоносной для Рима.
1. Биография
Жизнь Цицерона известна более, чем жизнь других писателей: она обстоятельно «документировалась» в его речах, письмах, свидетельствах современников.
ВОСПИТАНИЕ ОРАТОРА. Марк Туллий Цицерон (Marcus Tullius Cicero) родился в 106 г. до н. э. в состоятельной семье всадников. Однако она не была знатной, а его предки не оставили заметного следа в истории Рима. Позднее, когда Цицерон получил должность консула, недоброжелатели и завистники аттестовали его как «выскочку». С детства Цицерон выказывал поразительную одаренность, все схватывал на лету, демонстрировал фантастическую память. Отец, желая развить таланты как Марка, так и его брата Квинта, перебрался в Рим, где будущий оратор жадно впитывал знания, изучал греческий язык и литературу, историю, философию, юриспруденцию. Писал он и стихи, правда, весьма заурядные. Но всего более Цицерона влекло ораторское искусство. Он основательно овладел диалектикой, т. е. искусством спора, полемики, убеждения. Одновременно практиковался в декламации.
В ЭПОХУ СУЛЛЫ. Столкнувшись с римской политической кухней, Цицерон быстро уяснил, сколь трудно пробиться в жизни молодому человеку незнатного происхождения. Среди немногих сфер, в которых можно добиться успеха, были юриспруденция, адвокатура. Цицерон заявил о себе в 80-е годы, период, когда в Риме установилась диктатура Суллы, характеризовавшаяся судебным произволом, деспотизмом власти, расправой с инакомыслящими. Это, однако, не отвратило Цицерона от карьеры, сопряженной с немалыми опасностями.
ДЕЛО СЕКСТА РОСЦИЯ. Первым выступлением Цицерона в качестве адвоката, стяжавшим ему признание, стадо участие в процессе по делу Секста Росция. Это был состоятельный землевладелец, убитый в Риме: к расправе над ним приложили руку родственники, желавшие завладеть его имуществом. Им активно содействовал приближенный Суллы вольноотпущенник Хрисогон. Вину за убийство свалили на сына погибшего Секста Росция-младшего, интересы которого и отстаивал в суде Цицерон. Взяв на себя защиту, Цицерон многим рисковал, ибо вступил в открытую конфронтацию с Хрисогоном, фаворитом диктатора. Фактически, речь Цицерона, еще молодого 27-летнего оратора, вышла за рамки конкретного процесса, она явилась обвинением против диктаторского режима. Подзащитный был оправдан, сам Цицерон вызвал восхищение, но все же посчитал за лучшее, из опасения перед гневом Суллы, удалиться на некоторое время в Грецию. После смерти Суллы он возвратился в Рим; затем предпринял путешествие в Азию, где слушал наиболее выдающихся ораторов. Вскоре стало очевидным, что он затмевает греческих мастеров красноречия. Один из них, Аполлоний Молон, сделал Цицерону признание: «…Единственное из прекрасного, оставшееся еще у нас (т. е. в Элладе), – образованность и красноречие – и то, благодаря тебе сделалось достоянием римлян».
РЕЧЬ ПРОТИВ BEPPECA. В Риме Цицерон возобновляет выступления в суде. Женитьба на Теренции, женщине богатой, позволила Цицерону жить безбедно, заниматься адвокатской практикой и даже оказывать бесплатную юридическую помощь остро нуждающимся. Это способствовало росту авторитета Цицерона в столице.
Затем он был избран на должность квестора, чиновника, ведавшего казной, и отправился на остров Сицилию, где проявил неплохие административные способности, деловитость и гуманное отношение к местному населению. Вскоре сицилийцы обратились к Цицерону за помощью поддержать в суде обвинение против наместника на острове Гая Верреса, повинного в насилиях, грабежах, вымогательствах. Цицерон накопил неопровержимые доказательства преступлений Верреса. Особое впечатление на присутствующих в зале произвел тот пассаж обвинительной речи Цицерона, где оратор живописал отвратительную сцену порки римского гражданина, что было вызовом всем нормам права.
Это описание относится к хрестоматийным образцам ораторского искусства. «Так на самой площади Мессены секли розгами римского гражданина судьи; но среди страданий, и свиста розог не было слышно ни единого стона, ни единого слова этого несчастного, кроме лишь слов: «Я римский гражданин!»… О сладкое имя свободы! О исключительное право, связанное с нашим гражданством! О трибунская власть, которую так сильно желал римский плебей и которую, наконец, ему возвратили! Неужели все это настолько отошло на задний план, что связанного римского гражданина в провинции римского народа, на площади союзного города подвергает бичеванию тот, кто своими фасцами и секирами был обязан благодеянию римского народа».
Не дожидаясь решения суда, Веррес уходит в добровольное изгнание.
БОРЬБА С КАТИЛИНОЙ. Выигрыш в этом принципиальном процессе укрепляет популярность Цицерона. Его избирают на высшую консульскую должность, что совпадает с одним из пиков его политической карьеры – памятной схваткой с Каталиной. Последний был потомком знатного, но пришедшего в упадок патрицианского рода, честолюбивым, склонным к авантюризму человеком. При Сулле он обогатился на жертвах террора. Желая вернуть славу своему роду, он добивался должности консула, но проиграл: ему предъявили серьезное обвинение в лихоимстве. Тогда он начал организацию заговора с целью захвата власти в стране. Катилина действовал энергично и безоглядно, собирая сторонников по всей Италии. Он, в частности, апеллировал к низам, привлекая их с помощью демагогического лозунга отмены долговых обязательств. Сторонники Каталины вооружались не только в провинции, но активизировались и в самом Риме.
В подобных обстоятельствах Цицерон, как консул, действовал решительно. Он приставил к Катилине шпиона, что позволило получать свежую информацию о планах заговорщиков, собиравшихся, между прочим, убить и его самого. Тем временем ветеран Суллы Манлий собирал для Каталины силы в провинции.
Тогда Цицерон выступил в сенате со своими знаменитыми четырьмя речами против Каталины. Они по праву считаются классическими учебными образцами ораторского искусства. Пафос первой речи был в том, чтобы показать Катилине, что он находится на «крючке». Его планы – известны: заговор тем, что о нем знают, «посажен уже на цепь, связан по рукам и ногам».
«О времена, о нравы! (О temporal О mores!) – звучали патетические слова Цицерона. – Сенат все знает, консул все видит, а он все еще жив! Жив! Мало того, он является в сенат, желает быть участником в обсуждении государственных дел; он взором своим намечает и предназначает к смерти из нас то одного, то другого». Цицерон публично упрекает самого себя за медлительность, бездеятельность, за то, что «затупляется меч воли сената». Его цель – заставить Катилину выдать себя, побудить к каким-то необдуманным импульсивным поступкам. Так и происходит. Не выдержав тяжести обвинений, нагнетавшихся от одной речи к другой, Катилина бежит из Рима к своему стороннику Манлию. Его армия была разбита, сам Катилина погибает в битве. Пять же главных заговорщиков арестованы и немедленно казнены по приказу Цицерона.
Это был триумф Цицерона, который полагал подавление заговора главным достижением своей жизни. Ему был дарован титул «отец отечества», каковым он очень гордился. После этого Цицерон фактически становится главой сената. Однако в борьбе партий, происходившей эти годы в Риме, он занимает половинчатую позицию.
ЦИЦЕРОН И КЛОДИЙ. В политической карьере Цицерона взлеты чередовались с неудачами. Одна из них была связана с именем Клодия. Публий Клодий Пульхр (92–52 гг. до н. э.), изворотливый политикан (кстати, брат знаменитой Лесбии, увековеченной в стихах Катулла), глава народной партии, был злейшим врагом Цицерона.
Их неприязнь была связана с крупным скандалом, поразившим Рим. Во время праздника в честь италийского божества Плодородия, который вместе с весталками справляли знатнейшие женщины Рима, Клодий, переодетый в женское платье, проник в дом Юлия Цезаря. Он был узнан и в дальнейшем привлечен к суду по обвинению в святотатстве.
На суде Клодий отрицал все обвинения. Вызванный в качестве свидетеля Юлий Цезарь дал показания, оправдывающие Клодия. То был политический ход, который Цезарь выразил знаменитой формулой: «Жена Цезаря должна быть вне подозрений», что, однако, не помешало ему с женой развестись. Обвинителем на процессе выступал Цицерон. Но судьи были подкуплены Клодием, и его оправдали. После этого Клодий и Цицерон сделались непримиримыми противниками.
В 60 г. до н. э., как уже говорилось, влиятельнейшие политические деятели Рима – Помпей, Красс и Цезарь заключили союз, получивший название первого триумвирата. К нему они намеревались привлечь и лидеров партии оптиматов – Цицерона и Катона. Однако осторожный Цицерон не желал входить в какие-либо коалиции, что поссорило его с одним из триумвиров, Цезарем. Это, в свою очередь, развязало руки Клодию, ждавшему случая, чтобы рассчитаться с Цицероном. В то время Клодий был народным трибуном и всячески заигрывал с римским плебсом. Клодию удалось провести закон, явно направленный против Цицерона. Смысл его был в том, что тот, кто казнил без суда римского гражданина, подвергается изгнанию. Цицерон же, в экстремальной ситуации заговора Катилины, приказал казнить его сторонников без соблюдения необходимой юридической процедуры.
На этот раз никто не протянул руку помощи Цицерону, ему пришлось покинуть Рим и отправиться сначала в Южную Италию, а оттуда в Сицилию. Человек волевой, он тем не менее некоторое время чувствовал себя деморализованным.
Тем временем Клодий создал в Риме настоящую армию своих сторонников, головорезов, которые всех запугивали и терроризировали. Попутно он разрушил и разграбил дом Цицерона на Капитолийском холме. Клодий собирался распродать оставшееся имущество прославленного оратора, но в Риме не нашлось никого, кто бы захотел поживиться награбленным. Авторитет Цицерона был высок. В конце концов Клодий даже выступил против одного из триумвиров, Помпея. Но тот разогнал банды Клодия, а сенат, освободившись от страха перед обнаглевшим Клодием, принял решение возвратить в Рим Цицерона. Тот вернулся после 16-месячного отсутствия торжественно, как триумфатор. Это был звездный час Цицерона. Даже его недоброжелатель Марк Красс, один из триумвиров, вышел его приветствовать. Цицерон сказал ему: «Мне кажется, я не только возвращаюсь из изгнания, но и восхожу на небо».
Клодий, однако, не успокоился. На улицах происходили непрекращающиеся стычки с его «армией». Во время одной из схваток народный трибун Милон убил Клодия. Это произошло в 52 г до н. э. Сторонники Клодия не успокоились, и Милон оказался под судом. Его взялся защищать Цицерон, что было небезопасно, так как разъяренная чернь взбунтовалась. Во время слушания в зале суда не прекращались выкрики и угрозы сторонников Клодия. Цицерон не сумел нормально вести защиту. Милон проиграл в суде и должен был отправиться в изгнание.
Вскоре Цицерон получает должность наместника в провинции Киликия в Малой Азии. И вновь как администратор он выказал компетентность, бескорыстие, защищал население от местных продажных чиновников.
ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. Тем временем, отношения между Помпеем и Цезарем обострялись (Красс к тому времени погиб, и триумвират распался). Цицерон пробовал выступить посредником, примирить двух соперников. Но безуспешно. Вспыхнула гражданская война. Вначале Цицерон стремился сохранять нейтралитет, но, после того как Цезарь, захвативший Италию, отправился в Испанию, Цицерон, вопреки советам друзей, в частности Катона Младшего, присоединился к Помпею. Правда, это не помешало Цицерону порицать Помпея за нерешительность и военные просчеты. В битве при Фарсале, роковой для Помпея, Цицерон не принял участия. Он считал, что дело Помпея проиграно и тому следует уповать на почетный мир. Помпеянцы обвинили Цицерона чуть ли не в измене; ему пришлось бежать из их лагеря.
В дальнейшем, до возвращения Цезаря из Египта, он жил в Италии в городе Брундизи. Цезарь выказал великодушие, и произошло его примирение с Цицероном. В дальнейшем Цезарь демонстрировал оратору благоволение, а Цицерон, наезжавший в Рим, просил за некоторых сторонников Помпея, одновременно не забывая польстить и Цезарю. В период диктатуры Цезаря (46–44 гг. до н. э.) Цицерон вновь отходит от политики. В своем загородном имении он отдается научным, литературным, философским штудиям, которые скрашивали его семейные невзгоды: развод с женой Теренцией, с которой прожил долгие годы; смерть любимой дочери Туллии.
ГИБЕЛЬ ЦИЦЕРОНА. Цицерон был в курсе плетущегося против Цезаря заговора, но не примкнул к нему. После убийства Цезаря оратор возвращается к активной политике, став во главе сенатской партии. По его предложению сенат помиловал убийц Цезаря. Исполненный надежд, Цицерон вынашивал план восстановления прежних республиканских порядков. Во главе цезарианцев стал Антоний, считавший себя наследником диктатора и присвоивший себе его деньги. В то время как люди Антония хозяйничали в Риме, Цицерон выступил против него, заявив: «Я презрел мечи Каталины, не страшусь и твоих мечей; я готов пожертвовать собой ради свободы республики». В противоборстве с Антонием Цицерон обрел союзника, как выяснилось, ненадежного, в лице молодого Октавиана, не по летам расчетливого и дальновидного, который стремился использовать авторитет стареющего оратора для решения собственных задач.
В сенате Цицерон произнес 14 речей против Антония. Их называют «Филиппиками», сравнивая по пылкости, по силе аргументации с теми речами, которые его великий предшественник Демосфен обрушивал на своего заклятого врага македонского царя Филиппа. Вдохновленный речами Цицерона, сенат включился в бескомпромиссную борьбу с Антонием, которого изгнал из Рима и заставил бежать в Северную Италию. Там, в битве при Мутине в 43 г. до н. э., Антоний потерпел поражение от Октавиана. После этого сражения соперники (к ним присоединился Лепид, начальник кавалерии при Цезаре), образовали «второй триумвират» (Антоний, Октавиан и Лепид). Создание триумвирата было закреплено юридически. Триумвиры поделили между собой сферы влияния. На тайном трехдневном совещании, после довольно циничной торговли, триумвиры составили «проскрипционные списки», в которые включили своих врагов, подлежавших истреблению. Антоний в качестве не подлежащего обсуждению условия соглашения требовал голову Цицерона. Октавиан, видимо, после долгого сопротивления, «сдал» своего союзника. После этого в Риме начались аресты и казни обреченных, тех, кто были противниками триумвиров.
Глубокой осенью 43 г. до н. э. Цицерон вместе с братом Квинтом укрылся в поместье неподалеку от Рима. Узнав о грозящей опасности, он решил бежать, держа путь к порту, чтобы спастись морем. Сначала был схвачен и убит Квинт. Затем убийцы направились в поместье Цицерона, но, не найдя его там, бросились за ним в погоню. Когда убийцы настигли оратора, которого слуги несли на носилках, тот мужественно встретил смерть. Цицерон был заколот. Это случилось 7 декабря 43 г. до н. э. Чем-то похожа была и смерть Демосфена: окруженный убийцами, он принял яд. Два величайших оратора отдали жизни за свои убеждения.
ЦИЦЕРОН КАК ЧЕЛОВЕК. Цицерон прожил яркую жизнь, в которой были и взлеты, и полосы неудач. Как и всякий талантливый, блестяще образованный человек, он был личностью неординарной, сложной, противоречивой. Решительный, он мог колебаться, шел на компромиссы. Был и дальновидным, и не свободным от заблуждений. Иногда его подводило тщеславие. Порой – непоследовательность.
Но каким бы неоднозначным ни был Цицерон, он был тверд, бескомпромиссен в главном. В том, что составляло сердцевину его политической философии. Это была приверженность идеалам Республики с большой буквы. Преданность интересам Рима.
Он был государственным человеком до мозга костей. Гражданином и патриотом в подлинном значении этих слов. Долг и любовь к родине торжествовали в нем над любыми личными мотивами. Мысль о государственном благе, обязанности гражданина перед обществом пронизывают все, что он произнес и написал. Как верно заметил исследователь античного Рима Г. Кнабе, «творчество Цицерона никогда не воспринимается как совокупность страниц, а лишь как совокупность голосов, как явственно звучащая полифония». В ней, добавим мы, звучит одна главная тема. Она его вдохновляля, составляла внутренний смысл его исканий. Он писал: «Положение государства меня чрезвычайно тревожит. Я расположен к Куриону, Цезарю желаю почестей, за Помпея готов умереть. Но нет для меня ничего дороже государства».
2. Мастерство оратора
Наследие Цицерона представлено разноплановыми сочинениями: речи, судебные и политические (всего 58); труды по теории и истории красноречия; трактаты по проблемам философии, морали и этики; письма. Все это – бесценный материал для биографов Цицерона, исследователей римской философии, литературы, филологов, историков Рима.
РЕЧИ: ОБЩИЕ ОСОБЕННОСТИ. Важнейшая часть литературного наследия Цицерона – это его речи. Они – концентрированное выражение его политической и жизненной философии. Любое его выступление, в суде или сенате, было актом общественным, своеобразным диалогом с народом. Конечно, огромную роль играл содержательный момент, аргументация, факты, юридический фундамент, логика мысли, исторические и литературные параллели и многое другое. Но исход судебного дела, политический эффект речи зависели и от искусства оратора.
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СЛОВО. Цицерон – и в этом он был истинно римским литератором – всегда исходил из огромной общественной значимости художественного слова. Об этом свидетельствует его речь в защиту поэта Архия, произнесенная в 62 г. до н. э. Архий был одним из александрийских поэтов, фигурой не первого ряда. Некий Гратий оспаривал право Архия быть римским гражданином. Благодаря Цицерону, защищавшему Архия, имя этого поэта осталось в истории.
Пафос выступления Цицерона состоял в утверждении высокой значимости поэзии. Благодаря поэтам в памяти поколений остаются живыми, наглядными героические деяния славных государственных мужей, полководцев, граждан, патриотов. Поэт «вдохновлен божественным духом»; он – «святой»; «скалы пустыни внимают стихам, укрощаются дикие звери, склоняясь перед сладостью песен». Повсеместно поэты окружены почетом и любовью. Города и местности спорят за право считаться родиной знаменитого стихотворца.
У оратора, как и у поэта, – могучее средство воздействия на аудиторию. Это – художественное слово. Цицерон владел им в совершенстве. Он использовал различные риторические приемы, фигуры речи, восклицания, риторические вопросы.
«Я не знаю ничего прекраснее, – говорил он, – чем умение силою слова приковывать к себе толпу слушателей, направлять их волю куда хочешь и отвращать ее откуда хочешь; именно это искусство у всех свободных народов и, главным образом, в мирных и спокойных государствах пользовалось во все времена особенным почетом и славой».
В арсенале средств Цицерона одно из самых действенных – патетика. Вот начало первой речи против Каталины, вступление, которое входит не только в антологию ораторской прозы, но и в учебники латинского языка:
«Когда ж, наконец, перестанешь ты, Катилина, злоупотреблять нашим терпением? Где предел необузданных дерзостей твоих выступлений?!. Неужели на тебя не произвели никакого впечатления ни военная охрана Палатина, ни ночные патрули по всему городу, ни страх народа, ни многолюдное собрание благонамеренных граждан, ни это неприступное место заседания сената, ни, наконец, выражение лиц здесь присутствующих?! Разве не чувствуешь, что все твои планы раскрыты? Разве не видишь: заговор твой тем, что о нем знают, посажен уже на цепь, связанный по рукам и ногам?! Что ты делал прошлой ночью, что накануне, где ты был, кого созывал, какие решения принял, кому из нас, думаешь ты, это все неизвестно?»
РИТОРИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ. Охотно обращаясь к патетике, Цицерон избегал стилевой однотонности, варьируя высокое с прозаическим, бытовым. В числе его приемов – отступления общего порядка, экскурсы в прошлое, апелляция к славным деяниям предков, параллели, исторические или литературные.
В первой речи против Катилины, укоряя себя за медлительность, Цицерон вспоминает: «Была, была некогда в нашем государстве такая славная доблесть, что люди решительно дерзали укрощать вредного гражданина более суровыми мерами, чем самого жестокого врага».
Иногда для усиления впечатления он вкладывал монологи в уста вымышленных, а иногда аллегорических персонажей. В первой речи против Катилины к преступнику обращается Отчизна со словами: «В течение нескольких уже лет ни одного преступления не было совершенно без твоего участия; ни одного такого гнусного злодеяния не обошлось без тебя; одному тебе безнаказанно сходили с рук частые убийства граждан, притеснения и ограбления союзников» и т. д. Оратор усиливает впечатление, «нагнетая» резкие обличительные детали и подробности. Испытанное оружие Цицерона – патетика – сгущение красок, заострение. Он прибегает к иронии, насмешке, сарказму; награждает хлесткими характеристиками политических оппонентов или врагов как людей низких моральных качеств, что отвечало логике политической борьбы. Таковы сторонники Катилины, которых он делит на шесть категорий. О последних представителях развращенной «золотой молодежи» он отзывался так: «В этих бандах гнездятся все игроки, все прелюбодеи, все развратники и бесстыдники. Эти изысканно вылощенные юнцы научились… не только танцевать и петь, но также владеть кинжалами и приготовлять ядовитые напитки».
Его стиль «пропитан» эффектными антитезами, иронией, остроумием, остроумными сентенциями, афоризмами, броскими концовками фраз. Особый аромат ораторской прозе Цицерона придает ее синтаксис, членение фраз на периоды, их ритмичность и внутренний динамизм.
Заслуга Цицерона – создание латинского периода, разветвленной системы главных, второстепенных и соподчиненных предложений, что позволяло одним напряженным умственным движением охватить большой и сложный комплекс идей. Эта внешне громоздкая сложная фраза может члениться на «колена», симметричные отрезки, иногда насыщенные внутренней гармонией или, напротив, контрастами. В итоге подобная фраза вызывает ассоциации с внушительным архитектурным сооружением.
Вот начало речи в защиту упомянутого поэта Луциния Архия: «Если обладаю, почтенные судьи, хоть немного природным талантом – а я сам сознаю, насколько он мал и бессилен; если есть во мне навык к речам – и здесь, сознаюсь, я кое-что уже сделал; если есть для общественных дел и польза и смысл от занятий моих над твореньями мысли и слова, от научной их проработки – тут о себе скажу откровенно, что в течение всей моей жизни я неустанно над этим трудился; – так вот, в благодарность за все, чем я теперь обладаю, вправе потребовать здесь от меня, можно сказать, по законному праву, защиты вот этот Луниний». Главную особенность своего стиля Цицерон видел в изобилии слов и мыслей.
3. Сочинения по риторике
Цицерон был не только выдающимся практиком красноречия, но и его теоретиком. Он постоянно думал над собственным опытом, обобщал достижения своих великих предшественников и учителей, ораторов Греции, прежде всего Демосфена, равно как и римских политиков, мастеров публичной речи, таких, как Катон Старший. Свои соображения Цицерон изложил в трех трактатах: «Об ораторе», «Оратор» и «Брут». Трактаты Цицерона строятся как монологи, столкновение точек зрения нескольких участников дискуссии.
ОБРАЗ ИСТИННОГО ОРАТОРА. Прежде всего, Цицерон формулирует «базисные», как он считает, черты судебно-политического оратора. Ему надлежит быть разносторонне образованным человеком, находящимся в курсе всех современных наук, поэтому каждая его речь призвана стать «пышным плодом знания предмета». Отлученная от основательного изучения обсуждаемого вопроса, «словесная форма речи представляется бессодержательной и чуть ли не детской болтовней».
Помимо теоретической подготовки оратору вменяется обладать также «опытностью в общественных делах всякого рода», компетенцией в области «законов, обычаев и права, равно как и понимания самой человеческой природы», того, что мы ныне называем законами психологии. Успех оратора – в единстве формы и содержания: «Искусство слова немыслимо, если говорящий вполне не усвоил себе избранного содержания». Возможно, оратор проигрывает в глубине знания философу, математику, физику, конкретному специалисту, которые, однако, опишут свой предмет сложно, не заботясь о красоте слога. Но «изящное», доступное изложение этих предметов – принадлежность оратора.
Итак, согласно Цицерону, истинный оратор – это тот, кто «любой представившийся ему вопрос, который требует развития речи, изложит с пониманием дела, стройно, изящно, не пропуская ничего по забывчивости и, кроме того, с соблюдением известного достоинства при исполнении. Последнее было связано со столь важными для оратора артистическими способностями. Сам Цицерон специально совершенствовался, учась жестикуляции, манере держаться, сценической речи у видных мастеров сцены своего времени Эсопа и Росция. Оратор сравним с актером, способным дать эмоционально-наглядные выражения чувствам, о которых говорит. Только так способен он вызвать душевный отклик у слушателей.
Предмет пристального внимания Цицерона – стиль ораторской речи. И такой ее элемент, как ритмическая ее организация. Он имеет в виду нечто среднее между обычно «необработанной» прозой и стихами. Два элемента «украшают» прозаическую речь: «приятность слова и приятность размера». Ритмичность должна быть не нарочитой, но естественной. Она достигается не только наличием в речи определенного размера, но «благодаря построению, характеру симметрического расположения слов». Ритмичность, созданную построением, можно обнаружить тогда, когда «слова строятся так, что ритм кажется не искусственно созданным, а вытекающим сам собою. Определенный порядок слов создает ритм без всякого очевидного намерения оратора».
Цицерон был чужд увлечению броской словесной пышностью, многословием, «украшенной» речью, свойственной сторонникам т. н. «азианского» стиля. Его идеал – речь ясная, прозрачная. Вместе с тем, истинный оратор тот, кто владеет всеми типами речи в зависимости от предмета и темы своего выступления. Цицерон резонно полагал, что красота и возвышенность речи – эффективный фактор, способный взволновать слушателя. И здесь для него примером оставался Демосфен.
Однако у Демосфена и Цицерона просматриваются очевидные различия в манере. По тонкому замечанию И. М. Тройского, Демосфен – мастер «мощной» речи; Цицерон стремится всесторонне подробно изложить свою мысль, представить все ее оттенки. По замечанию римского филолога Квинтилиана, у Демосфена «ничего нельзя сократить», а к Цицерону «ничего нельзя добавить».
ТРАКТАТ «ОБ ОРАТОРЕ». Этот трактат состоит из трех книг, выстроен как диалог между двумя видными римскими мастерами красноречия: Лицинием Крассом (141-91 г. до н. э.), учителем Цицерона, и Марком Антонием (143-87 г. до н. э.), политическим оратором (дедом Марка Антония, противника Цицерона). Взгляды, созвучные Цицерону, излагает Красс. Он утверждает, что истинный оратор не только человек энциклопедически образованный (а не судебный крючкотвор), но государственный муж, озабоченный проблемами отечества, политик, занимающий твердую, принципиальную позицию.
В другом трактате, «Брут», Цицерон очерчивает историю ораторского искусства в Риме, обосновывает превосходство римских ораторов над греческими.
Мысли Цицерона об ораторе, о природе его труда, вообще, об искусстве красноречия – не только глубоки, но актуальны и сегодня, сохраняют свою неувядаемую значимость. Они составляют важнейший элемент курса «Риторика», входящего в систему филологического образования будущего педагога.
4. Трактаты: политика, этика, человек
Перу Цицерона принадлежат и другие трактаты – свидетельство его многогранных интересов. В его поле зрения: политика; государственное устройство; права и обязанности гражданина; «вечные» вопросы, относящиеся к этике, поведению человека; размышления о жизни и смерти.
КОНЦЕПЦИЯ ГОСУДАРСТВА. Ряд трактатов Цицерона можно отнести к философско-политическим. В их числе трактат «О государстве», от которого сохранилась примерно треть текста. В нем Цицерон анализирует три типа государственного устройства, основанных на историческом опыте Древней Эллады: это монархия, аристократия и демократия. В каждой из этих форм, по мысли Цицерона, свои преимущества и сильные стороны. Но наилучшая система та, в которой данные формы синтезированы в гармоническом единстве. Подобным совершенным строем является Римская республика в пору своего расцвета, в период реформ народных трибунов, братьев Гая и Тиберия Гракхов.
Монархическое начало реализуется в деятельности двух консулов, наделенных значительной исполнительной властью. Аристократическое начало представлено в сенате, законодательном органе, где собраны лучшие интеллектуальные силы. Демократическое начало присутствует в народном собрании, выражающем интересы широких плебейских слоев. Три центра власти как бы уравновешивают друг друга. А это исключает возвышение какой-то одной силы за счет других, равно как и сосредоточение бесконтрольной власти у одного лица.
В трактате «О законах», дошедшем в виде трех частей из шести, Цицерон формулирует те законы, которые соответствуют наилучшему государственному устройству. Они базируются на «обычаях предков». В этом трактате писатель систематизирует коренные положения римского права.
«ОБ ОБЯЗАННОСТЯХ». Среди сочинений Цицерона и сегодня актуальны и жизненны те, в которых он обращается к «вечным вопросам» человеческого бытия. Проблемой, неизменно находившейся в центре его нравственных исканий, было положение человека в обществе. Его отношение к другим людям, к государству. Все это он обсуждает в обширном трактате «Об обязанностях».
В нем идет речь не столько о человеке вообще, сколько о римском гражданине. Предмет внимания Цицерона – два главных понятия: «нравственно-прекрасного» и «должного».
Первое проявляется, прежде всего, в добродетели, которая выступает в двух ипостасях: справедливости и благотворительности. Несправедливость – это зло, источником которого могут быть страх, жадность, сребролюбие, честолюбие, жажда славы. Война допустима как вынужденный акт, если переговоры безрезультатны. Побежденные же заслуживают гуманного обращения. Убежденный во «всемирно-исторической миссии Рима», Цицерон усматривает первейший долг идеального гражданина в том, чтобы быть воином, оберегать от врагов государство, умножать его славу. В мирной жизни гражданину достойно заниматься сельским хозяйством как свободному человеку.
Наиважнейший аспект добродетели – благотворительность. Она коренится в самой человеческой природе. В широком плане под благотворительностью разумеется польза, приносимая как другим людям, так и обществу.
У человека как гражданина – целая градация обязанностей, но наиглавнейшая – перед государством.
Это Цицерон выразил в афористической сентенции: «Дороги нам родители, дороги дети, родственники, близкие друзья, но одно отечество охватило все привязанности всех людей. Какой честный человек поколеблется пойти за него на смерть, если он этим принесет ему пользу?».
В трактате ощущалось дыхание времени. Он писался в период диктатуры Цезаря и вскоре после его убийства (46–44 гг. до н. э.).
В политических оценках Цицерона отчетливо сквозила антитираническая тенденция. В обстановке глубочайшего политического кризиса Цицерон рисовал столь любезный ему образ идеального римского гражданина, живущего в «свободном государстве».
«О СТАРОСТИ». Нравственный идеал писателя нашел свое выражение и в нескольких других его трактатах. Таков построенный в форме дискуссии трактат «О старости», в котором дискутируют три государственных деятеля: Марк Катон Старший, Сципион Младший и Гай Лелий, жившие в III–II вв. до н. э., в эпоху – особенно любезную Цицерону. В диалоге обсуждаются проблемы старости, которая привычно воспринималась как пора увядания, бесполезного существования, неумолимого снижения активности.
Подобную точку зрения, ссылаясь на исторические и литературные примеры, убедительно оспаривает Катон Старший, знаменитый государственный муж.
Сам он, перешагнув восьмой десяток лет, деятелен, пребывает в ясном уме. Катон перечисляет выдающихся людей Рима, сделавших много полезного для государства в преклонном возрасте. Вспоминает он и о славных эллинах Платоне и Софокле, сохранивших до глубокой старости творческую энергию; о таких героях Гомера, как старцы Нестор и Лаэрт; о членах кружка Сципиона, ревнителях греческой и римской словесности. Ссылается на разнообразные примеры политических долгожителей, на благотворное участие стариков в воспитании молодежи. «Для меня старость легка и не только не тягостна, но даже приятна», – констатирует Катон, с которым солидарен Цицерон. И эта позиция укрепляется его верой в бессмертие души.
«О ДРУЖБЕ». Этот трактат также строится как дискуссия, в которую вовлечены три государственных деятеля. Главная фигура среди них – Гай Лелий, консул, участник 3-й Пунической войны; его точка зрения близка к цицероновской. В дискуссии утверждается мысль, что «дружба возможна только между честными людьми», что она – «лучший дар бессмертных богов». Дружба неотторжима от понятия «доблести», ибо вырастает из самой человеческой природы, из нашей склонности к любви. Высота и энергия дружеских чувств – в самом нравственном потенциале личности. Но как бы ни была прекрасна дружба, выше ее – исполнение долга перед отечеством. Ради дружбы нельзя поступиться и моральными принципами: «…Для дружбы должен существовать незыблемый закон – не просить друга о бесчестных действиях и самому не совершать таковых, уступая его просьбам». Дружба призвана побуждать к совершению «нравственно-прекрасных» деяний. Она несовместима с эгоистическим, утилитарным подходом, с использованием дружеских отношений исключительно в интересах выгоды, карьеры, приобретения разных преимуществ. К дружбе людей побуждает духовное сходство: «честные люди любят честных людей». Дружба проистекает и из сходства в политической позиции. Истинный друг способен быть нашим вторым «я», помощником в «доблестях», а не спутником в пороках. Дружбу надо уметь ценить и хранить, а ради нее стоит порой мириться с обидами. Подлинной дружбе свойственны откровенность, неприятие лицемерия.
«Так как дела человеческие непрочны и шатки, – суммирует устами Лелия свои наблюдения Цицерон, – то всегда надо искать людей, которых мы любили бы и которые любили бы нас. Ведь если уничтожить привязанность и доброжелательность, то жизнь утратит всякую привлекательность». С этим трудно не согласиться! В трактате немало счастливых по верности наблюдений над человеческими отношениями, наблюдений, выраженных в прозрачной, порой в афористической форме. И это делает трактат чтением и увлекательным, и полезным.
Цицерон был в числе первых римских писателей, наряду с Эннием и Лукрецием, обратившихся к философским сочинениям. Он не был оригинальным философом, а скорее популяризатором. Цицерон донес до своих современников мысли греческих философов, «романизировал» их. Он советовал соотечественникам «вырвать у слабеющей Греции славу в философии и перенести ее в Рим».
5. Эпистолярное наследие
Цицерон был одним из немногих античных писателей, от которого осталось солидное эпистолярное наследие: всего 774 письма. Они охватывают последние 25 лет его жизни. Письма эти были обнаружены лишь в XIV в., в эпоху Возрождения, великим итальянским поэтом Петраркой и его младшим современником Салутати. Петрарка называл письма Цицерона «захватывающим чтением», считал себя «больше последователем Цицерона, чем Сенеки». Письма Цицерона образуют четыре сборника: «К брату Квинту», «К Бруту», «К Аттику» и смешанный по составу сборник «Письма». Они писались уже известным и многоопытным деятелем и представляют интерес с исторической точки зрения не только как меткая и глубокая характеристика эпохи, но и как литературные образцы, обладающие художественно-эстетической ценностью. Мастер живого, непринужденного, свободного, остроумного стиля, Цицерон стоит у истоков эпистолярного жанра. Особенно интересны письма к Титу Помпонию Аттику, богачу, другу Цицерона, с которым оратор делится всем сокровенным. Всего он отправил Аттику 454 письма. В письмах Цицерон дает меткие характеристики известным деятелям, политическим и общественным событиям, касается быта, деталей светской и культурной жизни. С особой рельефностью предстает в письмах и сам их автор со своими тревогами, внутренней борьбой, сомнениями и взлетами – индивидуальность многогранная, неоднозначная.
Вот образец стиля Цицерона из письма к Юлию Цезарю в самом начале гражданской войны, где он просит его пойти на мировую с Помпеем:
«Я всегда был того мнения, что война эта, в сущности, есть орудие, направленное против тех, орудие, которым недруги и завистники твои стараются умалить твое достоинство, дарованное тебе народом. Я был прежде всегда ревнителем твоей чести, советовал другим то же самое, т. е. поддержать тебя, – и теперь меня сильно беспокоит положение Помпея. Да! Вот уже немало лет протекло с тех пор, как я полюбил вас обоих – в качестве своих избранников и друзей. Прошу тебя и, как лучше сказать, заклинаю тебя всеми силами: среди своих многотрудных забот посвяти хоть минуту времени этой мысли: окажи мне вечное благодеяние, сделав меня честным, благородным и любящим другом!»
Даже в частном письме Цицерон демонстрирует красоту и изящество своего стиля! Адресованные конкретному лицу письма иногда читались в узком кругу друзей или единомышленников, а потому должны были обладать художественными достоинствами.
Цицерон стимулировал развитие эпистолярного жанра в римской литературе. Свидетельство тому – письма историка Плиния Младшего, философа и драматурга Сенеки; отметим разработку особого жанра стихотворного послания Горацием (например, «Послание к Писонам»).
6. Афоризмы Цицерона
Римляне всегда ценили меткое слово. Латинские пословицы, поговорки, сентенции многочисленны и составляют настоящий кладезь мудрости, наблюдательности, острословия. Их притягательная черта – лаконизм, емкость, в чем отражается счастливое свойство латинского языка. Цицерон был непревзойденным мастером меткого слова, тонкой сентенции. Они во многом определили успех и его речей, и теоретических сочинений. Эти мудрые мысли охватывают самые разные стороны человеческой жизни.
Его раздумья о человеке, мироздании, смерти отлились в такие изречения: «Природа дала нам временное пристанище – не постоянное жилье»; «Земля никогда не возвращает без процента то, что получила»; «Человек сам себе враг».
Тема отечества постоянно заботила Цицерона, оставившего нам такие афоризмы: «Родина одна охватывает все, что дорого всем»; «Нет на свете ничего приятнее домашнего очага»; «В первую очередь пусть будет родина и родители, потом дети и вся семья, затем родственники».
Неизменно заботила Цицерона тема друзей и врагов, о чем говорят такие его сентенции: «Друг – это как бы второе я»; «В мире нет ничего лучше и приятнее дружбы, без нее мир словно бы лишился солнца»; «Кто настолько глух, что даже от друга не хочет услышать правды, тот безнадежен»; «Влюбленный в себя соперников не имеет»; «Что посеешь, то и пожнешь».
Очень характерен для Цицерона такой афоризм: «Жизнь коротка, но слава может быть вечной».
Среди его мыслей о литературе и знании неизменно актуальна такая: «Дом без книги подобен телу без души». О значении разума, мудрости, опыта говорят такие цицероновские сентенции: «Всем людям свойственно познавать себя и мыслить»; «Многознайство уму не учит»; «Я предпочитаю то, что можно увидеть, услышать и изучить»; «Глаза более точные свидетели, чем уши»; «Недостаточно овладеть мудростью – нужно уметь пользоваться ею»; «Только мудрый свободен, а всякий глупец – раб»; «Только мудрец богат».
Не оставлял без внимания Цицерон и тему правды и лжи. Среди его сентенций на этот счет назовем следующие: «Лжецу мы не верим даже тогда, когда он говорит правду»; «Истина сама защитит себя без труда»; «Очевидность умаляется доказательствами».
7. Значение Цицерона
Замечателен вклад Цицерона не только в литературу, но шире – в историю культуры и общественной мысли. Как и Демосфен, он – классик ораторского искусства, на речах которого учились многие мастера красноречия. Как художник слова Цицерон оставил выдающиеся образцы латинского языка и стиля, богатого, гибкого, изящного, а потому являющего «хрестоматийные» учебные примеры. Наконец, Цицерон-политик живет в памяти поколений как убежденный поборник республиканизма.
Уже в эпоху Империи в Риме Цицерона изучали не только как мастера стиля. В оппозиционных кругах он воспринимался как противник тиранического деспотизма. В средние века, когда греческий язык был фактически запрещен, философские сочинения Цицерона оказались среди немногих источников, позволявших знакомиться с идеями мыслителей Древней Эллады.
В эпоху Возрождения Цицерон – один из наиболее читаемых и любимых писателей античности.
В не меньшей мере, чем сочинения Цицерона, притягательным оказывается и он сам как яркая личность. Его восторженным поклонником был итальянский поэт Петрарка (XIV в.), обнаруживший в монастырских архивах ряд манускриптов Цицерона. Увлекаясь его письмами, Петрарка в собственной эпистолярной манере шел по стопам великого римлянина. Для Петрарки Цицерон – «живой ключ, которым мы все орошаем свои поля». Петрарка был так пленен Цицероном, так вжился в его стиль, так органично воспринимал его как человека, что даже писал ему письма…
Популярность Цицерона продолжала расти в XVII и достигла пика в XVIII веке, прежде всего во Франции, в среде просветителей, оппозиционных феодально-деспотическому правопорядку. Вольтеру, например, импонировала цицероновская рационалистическая манера, ирония, насмешливый, аналитический ум. О его трактате «Об обязанностях» Вольтер отозвался так: «Никогда не будет написано более мудрого, более правдивого, более полезного сочинения». Поклонник Вольтера прусский король Фридрих II почти полностью воспроизвел эту оценку, полагая, что названный трактат «лучшее сочинение по нравственной философии, которое когда-либо было и будет написано».
Другой французский просветитель Монтескье взял на вооружение некоторые идеи Цицерона, создавая свой труд: «Дух законов». В годы Великой Французской революции (1789–94 гг.) Цицерон сделался одной из наиболее актуальных исторических фигур как пример республиканца и тираноборца, что отвечало атмосфере тех лет. Опора на ораторские приемы Цицерона дает о себе знать в речах таких революционных трибунов, как Робеспьер, Марат, Мирабо. Для русских революционеров, Радищева, декабристов Цицерон был носителем «духа вольности».
Правда, сложная, противоречивая личность Цицерона вызывала неоднозначную оценку. Крупнейший историк античного Рима, лауреат Нобелевской премии Теодор Моммзен, восхваляя Юлия Цезаря, соответственно принижал Цицерона и как писателя, и как политика. Негативную роль сыграли некоторые хлесткие, но не всегда корректные замечания Энгельса, называвшего Цицерона «низкой канальей», медиумом в среде «простофиль». Чернышевский, исходя из своих жестких революционных схем, видел в Цицероне малосимпатичного для себя поборника «гармонии сословий», человека «благонамеренного», ровно ничего не понимающего «в историческом ходе событий своего времени». С подобными оценками трудно согласиться.
В России произведения Цицерона многократно издавались, а речи основательным образом штудировались в школах, прежде всего в классических гимназиях. О нем накоплена обширная научная литература: Цицерон был и остается предметом пристального внимания как филологов, литературоведов, так и историков.
Глава VIIЮлий Цезарь
1. Государственный деятель. Полководец. Человек. 2. Литературное наследие. 3. Герой литературы
Юлий Цезарь – великая фигура античного мира. Он принадлежит не только политической истории Рима, но и его литературе. Величие Цезаря определяется как размахом деяний, полководческим и государственным гением, так и масштабом его личности. Цезарю посчастливилось оказаться на важнейшем историческом переломе двух эпох, переходе от Республики к Империи. Среди многих талантов, которыми щедро одарила его природа, – искусство оратора, мастерство историка, стиль которого обогатил латинский язык.
Цезарю посвящена целая библиотека научных трудов: и древних историков, и современных. Он вызывал пристальный, неиссякающий интерес также и художников слова. Самых разных – от Шекспира и Корнеля до Бернарда Шоу, Брехта, Торнтона Уайлдера.
1. Государственный деятель. Полководец. Человек
Гай Юлий Цезарь (Gaius Julius Caesar) родился в 100 г. до н. э. в богатой патрицианской семье. Род Юлиев был одним из самых знатных и прославленных в Риме: считалось, что основателем рода был Асканий Юл, сын троянского героя Энея, которого рассматривали как основателя римской державы и который позднее был воспет в великой поэме Вергилия «Энеида».
Гай Юлий Цезарь появился на свет в рискованной ситуации. Врачи прибегли к «кесаревому сечению», но спасли жизнь и матери, и младенцу. В этом также виделся знак фортуны. Став взрослым, Цезарь уверовал, что ему предназначена высокая миссия. Он сумел убедить в этом других. Цезарь стремился быть достойным Энея, его мужества и мудрости.
РАННИЕ ГОДЫ. В четыре года Гай Юлий лишился отца. Мать Аврелия, не щадя сил, занималась его воспитанием и образованием (позднее Цезарь выказывал матери неиссякаемую сыновью благодарность). Многоопытные учителя развивали у Цезаря его лингвистические способности, любовь к истории, философии, юриспруденции. С детства Цезарь также готовился к ораторской деятельности.
Юность Цезаря совпала с обострением политической борьбы в Риме. В этих условиях ощущалась потребность в людях одаренных, мужественных и честолюбивых. И Цезарь в полной мере реализовал природные таланты.
Популярности Цезаря способствовали рассказы о его смелости и приключениях. Известен эпизод, когда Цезарь попал в плен к пиратам, над его жизнью нависла смертельная угроза. Но он выказал завидное хладнокровие, не только спасся из плена, но и организовал погоню за своими похитителями, а потом беспощадно с ними рассчитался.
ВОСХОЖДЕНИЕ НА ПОЛИТИЧЕСКОЙ АРЕНЕ. Цезарь рано стал испытывать силы в политике. В 78 г. до н. э., в 22 года, он уже получил известность смелой речью против Долателлы, крупного коррумпированного чиновника в провинции Македонии, которую тот бессовестно разграблял. Но путь Цезаря никогда не был прямым, успешным восхождением. Уже с первых шагов ему приходилось быть начеку, маневрировать. В эпоху диктатуры Суллы положение Цезаря было весьма тревожным. Первая жена Цезаря Корнелия была дочерью Луция Цинны, врага Суллы. Последний настаивал, чтобы Цезарь с Корнелией развелся, но тот отказался и должен был бежать из Италии. Лишь вмешательство влиятельных друзей привело к тому, что всесильный диктатор простил Цезаря.
Правда, после смерти Суллы Цезарю сопутствует длительный успех. Он последовательно занимает престижные должности: эдила, квестора, верховного жреца (понтифика), консула. В 74 г. до н. э. принимает участие в войне против царя Понтийского государства Митридата. В 62 г. до н. э. в качестве претора управляет Испанией. Блестящий администратор и политик, Цезарь завоевывает широкие симпатии. Демонстрируя щедрость, устраивает дорогостоящие игры для плебса. Это вынуждает его залезать в долги. Кроме того, Цезарь проводит ряд законов в пользу неимущих.
ПЕРВЫЙ ТРИУМВИРАТ. Постепенно укрепляя свои позиции, Цезарь становится столь влиятельной фигурой, что два других крупнейших деятеля, Марк Красс и Гней Помпей, заключают с ним союз, оформленный в 60 г. до н. э. и получивший название первого триумвирата. Он просуществовал около семи лет. В 53 г. до н. э. Марк Красс во время войны с парфянами был убит.
Когда триумвират распался, стало очевидно, что двум «медведям», Помпею и Цезарю, не ужиться в одной «берлоге». Чтобы противостоять Помпею, считавшемуся великим полководцем, – а он, действительно, долгое время не знал поражений, – Цезарю надо было укрепить авторитет, стяжав лавры на поле боя. В качестве проконсула он был назначен в Галлию, в которой не угасала борьба между соперничающими племенами. В течение почти восьми лет с перерывами – с 58 до 49 г. до н. э. – Цезарь занимался покорением Галлии: взял около 800 укрепленных городов, подчинил своей власти почти 300 племен. Кроме того, он подавил восстание местного вождя Винценгеторига, что привело к упрочению господства Рима над провинцией. Цезарь также дважды переходил Рейн, сражаясь с германцами, столько же раз высаживался в Британии. Победы были отмечены внушительными триумфами в Риме. В сражениях в Галлии отточилось его мастерство полководца, закалились его легионы, мужество и преданность которых позднее сыграли решающую роль в его победоносных кампаниях.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА. Возвышение Цезаря, его успехи на поле боя встревожили Помпея. До того относившийся к Цезарю с заметным пренебрежением – ведь тот многим был ему обязан, – Помпей наконец почувствовал реальную угрозу. Разрыв сделался неизбежен. Сенат принял сторону Помпея. Для Цезаря было очевидно: выиграть можно, действуя без промедления и дерзко. Хотя главные силы Цезаря оставались в Галлии, а под рукой у него был всего один легион около пяти тысяч человек, в 49 г. до н. э. Цезарь открывает боевые действия. Достигнув реки Рубикон, разделявшей Галлию и Италию, он ненадолго задерживается, не решаясь отдать приказ на переправу. Затем первым бросается в воду, произнеся слова, вошедшие в историю: «Жребий брошен» (Jacta alea est). Помпей не успевает организовать оборону столицы, и Цезарь входит в Рим. Большая часть сената следует за Помпеем в Грецию. В Риме Цезаря провозглашают диктатором. Используя нерешительность Помпея, Цезарь совершает стремительный поход в Испанию, где остаются главные силы Помпея и принуждает их к капитуляции. Все же Помпей собирает значительные силы в Греции. Его флот господствует на Адриатическом море.
Цезарь пробует на быстроходном корабле пересечь Адриатику. Он появляется на борту судна в одежде раба с закрытым лицом. Но разыгравшаяся буря заставляет корабль вернуться. Таков всего лишь один из многочисленных эпизодов, характеризующих военную хитрость и отвагу Цезаря.
Наконец, дождавшись прибытия свежих сил во главе с Марком Антонием, Цезарь переправляется в Северную Грецию. При городе Фарсале в 48 г. до н. э. происходит решающее сражение, в котором искусная тактика Цезаря, помноженная на мужество его закаленных воинов, торжествует: легионы помпеянцев, массы необстрелянных солдат, не выдерживают натиска и обращаются в бегство.
Сам великий Помпей, с годами утративший и решимость, и полководческие навыки, оставляет поле сражения, взяв сына Секста, плывет на Кипр. Но не найдя там спасения, держит курс на Египет. Сторонники египетского иаря Птоломея, заслышав о поражении Помпея, решают его погубить, заманив в ловушку. Командир войск Птоломея Ахилла и два римлянина-предателя подплывают на лодке к кораблю Помпея и предлагают перейти на нее. Недолго раздумывая и простясь с плачущей женой Корнелией, Помпей покидает корабль. На лодке его предательски убивают мечом.
Когда через некоторое время Цезарю верноподданически преподносят голову Помпея, это вызывает у него отвращение. Цезарь повелевает арестовать убийц своего бывшего соратника, зятя, а потом и главного противника.
ЦЕЗАРЬ В ЕГИПТЕ. РОМАН С КЛЕОПАТРОЙ. После победы над Помпеем Цезарь прибывает в Египет с относительно небольшими силами: у него 3200 солдат и около 800 кельтских и германских всадников. Все полагали, что он пробудет в Египте недолго, поскольку его ждали неотложные дела: не были еще разбиты помпеянцы, во главе которых стояли энергичные сыновья Гней и Секст. Неспокойно было в Африке и других местах.
Но Цезарь в качестве третейского судьи вмешивается в запутанные семейно-наследственные дела, которые возникли после смерти египетского царя Авлета, последовавшей в 51 г. до н. э. Согласно завещанию Авлет отдал царство двум своим детям, дочери Клеопатре и сыну Птоломею. В этот момент Клеопатре было 18 лет, а ее брату 10 – он получил имя Птоломея XIII.
Однако между соправителями, Клеопатрой и Птоломеем, вспыхнули разногласия, переросшие в конфликт. Клеопатра бежала в Сирию, собрала там войско, чтобы вернуть себе престол. Придворные взяли сторону малолетнего царя. Цезарь пытался примирить соперников, но натолкнулся на противодействие сторонников Птоломея.
Между тем в Александрии, столице Птоломеевой династии, где стоял с небольшим отрядом Цезарь, исподволь нарастало недовольство римлянами. Понимая риск своего положения, Цезарь посылает за подкреплениями, которые задерживаются. К этому времени Цезарь фактически оказывается со своими воинами на положении осажденного в царском дворце. Он уже подумывает о переговорах с царскими сановниками, когда Клеопатра своим дерзким, неожиданным поступком побуждает его действовать.
Оружие царицы – женская хитрость и изобретательность. Ночью она подплывает на лодке к царскому дворцу. Вместе с ней ее верный друг Аполлодор. Он укладывает Клеопатру в свернутый рулоном ковер, перевязывает его ремнем. Этот уникальный груз Аполлодор, миновав стражу, вносит в покои Цезаря. Легко представить себе удивление полководца, когда перед его глазами предстала сама блистательная Клеопатра. Можно гадать, что больше очаровало Цезаря: смелость и находчивость Клеопатры – а эти качества в людях он ценил – или ее женское обаяние?
Знаменитая египтянка в массовом сознании воспринимается как красавица. Этому способствует голливудская лента «Клеопатра», где заглавную роль исполняет несравненная Элизабет Тейлор. По ее красоту нельзя назвать классической. У нее были резкие черты лица, крупный нос, рост ниже среднего, легкая полнота придавала ей грациозность. Плутарх свидетельствует: «…Обращение ее отличалось неотразимой прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкой убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Сами звуки ее голоса ласкали и радовали слух, а язык, точно многострунный инструмент, легко настраивался на любой лад, на любое наречие». Дион Кассий, греческий историк и римский сенатор, живший на рубеже II и III вв. н. э., написавший историю Рима в 80 книгах, так характеризовал Клеопатру: «Наслаждением было и смотреть на нее, и слушать ее речи. Она могла легко заговорить любого человека – даже мужчину, уже немолодого и пресытившегося любовью».
Влюбленный в Клеопатру Цезарь выступает на ее стороне в конфликте с братом. Тем самым он ставит себя в опаснейшее положение. У Цезаря небольшой отряд, против которого египтяне выставили около 20 тыс. человек. Тем не менее, выказав присущую ему находчивость и личное мужество, которые и на этот раз спасли полководца, он взял верх в войне, получившей название «александрийской».
И хотя присутствия Цезаря требовали неотложные дела в Италии, а противники накапливали силы, полководец позволил себе, едва ли не впервые, на несколько месяцев «отключиться», погрузиться в мир наслаждений и любви. Вместе с Клеопатрой на роскошно изукрашенном корабле, сопровождаемый флотилией в почти 400 мелких судов, он отправляется в плавание по Нилу. Толпы людей приветствовали полководца и царицу. Цезарь мог воочию убедиться, каким поклонением окружена Клеопатра, которую почитали не только как властительницу, но и как олицетворение богини Исиды.
ОКОНЧАНИЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. Далее последовала новая серия фантастических побед Цезаря. Прежде всего Цезарь выступил против царя Фарнака, захватившего часть римских земель. Цезарь разгромил его в битве при Зале. О победе он сообщил в донесении, направленном в Рим, ставшем его очередным афоризмом: «Veni. Vidi. Vici» (Пришел. Увидел. Победил). Затем он бросил свои легионы в Северную Африку, где в битве при Тапсе в августе 46 г. до н. э. одолел силы сторонников Помпея, Сципиона и нумидийского царя Юбы. В 45 г. до н. э. при Мунде в Испании разгромил войска сыновей Гнея Помпея. В этих успешно завершенных гражданских войнах Цезарь не знал ни одного поражения. Пять раз в его честь в Риме устраивались триумфы. Теперь он мог возвратиться к государственным делам: наградил ветеранов, даровал права римских граждан населению покоренных территорий, поощрял самоуправление на местах.
СМЕРТЬ ЦЕЗАРЯ. Итак, Цезарь – на вершине славы. Сенат даровал полководцу титул «императора» вместе с правом передавать его по наследству. Цезарю также присвоили титул «отца отечества». Однажды при въезде в город его приветствовали возгласами: «Да здравствует царь!» Но это волеизъявление не было поддержано. Цезарь решил, что время еще не пришло: «Вы что-то путаете, – ответил он. – Мое имя не царь, а Цезарь». В Риме понятие «царь» было одиозным; для республиканцев режим диктатуры, всевластие оставались неприемлемыми. Это понимал Цезарь, но, очевидно, подумывал о том, чтобы стать со временем безраздельным властителем в Риме. Подобное трудно скрываемое желание Цезаря не могли не чувствовать его противники. Против него зрел заговор, возглавленный пламенными республиканцами Брутом и Кассием. Заговорщики спешили. 15 марта 44 г. до н. э. на заседании сената Цезаря должны были провозгласить царем всех заморских римских владений, наделив правом носить царскую корону за пределами Рима.
Один из прорицателей предупредил Цезаря о том, что тот должен опасаться мартовских ид. Слово «иды» – этрусского происхождения и означает середину месяца. В древнеримском календаре иды означали полнолуние, день 15 марта. Прорицатель советовал Цезарю в этот день не посещать сената, сославшись на болезнь. Жена Кальпурния умоляла его не покидать дом. Но Цезарь исходил из того, что, не придя в сенат, он нанес бы оскорбление столь влиятельному органу. На улице Цезарь встретил прорицателя и упрекнул его в ошибочности его опасений. «Иды марта пришли, а я все еще жив», – сказал ему Цезарь. «Пришли, но не прошли», – возразил прорицатель. Эти слова вошли в историю. Стали афоризмом, поговоркой.
В сенате заговорщики бросились на Цезаря, нанесли ему мечами более двух десятков ран. Две из них оказались смертельными. Это было одно из самых громких политических убийств в мировой истории.
МНОГООБРАЗИЕ ТАЛАНТОВ. Цезарь был яркой, многогранной личностью. Поистине, ничто человеческое не было ему чуждо. В ранние годы он предавался наслаждениям, отличавшим римскую «золотую молодежь». Поэт Катулл даже написал довольно злую эпиграмму на Цезаря и его друзей, «ненасытных в грехах прелюбодейных». Но рассеянный образ жизни не повлиял на то, что составляло стержень его натуры: целеустремленность, волю, гибкость и ясность ума, расчетливость и одновременно эмоциональность.
Приведем характеристику Цезаря, данную Теодором Моммзеном, безусловным героем которого был великий полководец. Его оценке, при некоторой пристрастности, нельзя отказать в глубине:
«И детские, и юношеские годы его прошли так, как они проходили у знатной молодежи того времени. И он вкусил от чаши модных наслаждений и пену, и осадок… Но гибкая сталь его натуры устояла даже при такой рассеянной и пустой жизни: Цезарь сохранял и физическое здоровье, и силу духа, и чуткость сердца. В верховой езде и фехтовании он мог поспорить с любым из своих воинов, а уменье плавать спасло ему жизнь под Александрией; невероятная быстрота его поездок, обычно предпринимавшихся ночью для сбережения времени и составлявших противоположность медлительности, с которой Помпей передвигался из одного места в другое, возбуждала удивление его современников… Каковы были его физические свойства, таков был он и духом. Его удивительная наблюдательность сказывалась в выполнимости всех его приказаний, даже там, где он распоряжался заочно. Его память была беспримерна, и он отличался способностью вести несколько дел в одно и то же время и с одинаковой уверенностью. Джентльмен, гениальный человек и монарх, он не лишен был и сердца; всю свою жизнь он сохранил искреннейшее уважение к своей достойной матери Аврелии (отец его рано умер), к своим женам и особенно к своей дочери Юлии он питал самую искреннюю привязанность, которая не осталась без влияния и на политические отношения. С наиболее дельными и выдающимися людьми своего времени, высокопоставленными и скромными смертными, он поддерживал прекрасные отношения обоюдной верности, применяясь к характеру каждого. Он никогда не покидал своих сторонников… и в хорошие, и в дурные времена неуклонно держал сторону друзей… Цезарь был человеком страстным, так как без страстности немыслима гениальность; но страсти никогда не одерживали над ним верх…»
Добавим к сказанному: как и многие высокоталантливые люди, Цезарь был тщеславен, но чужд зависти. Отличался широтой души и мог быть снисходителен к врагам, хотя как государственный муж проявлял, если надо, твердость и беспощадность.
Личность, яркая, «магнетическая», Цезарь вошел в историю и своими бесконечными романами и любовными приключениями. Даже такой многоопытный политик, как Цицерон, полагал, что неисправимый сердцеед Цезарь настолько поглощен своими амурными делами, что не может быть угрозой для республиканского строя.
Цезаря даже называли «мужем всех жен». Народный трибун Гельвий Цинна говорил, что им был подготовлен закон: по согласованию с Цезарем он должен был провести его в отсутствие полководца. По закону Цезарю разрешалось иметь любое количество жен для произведения на свет наследников.
Наиболее серьезным увлечением, наряду с Клеопатрой, была Сервилия, мать Марка Брута (впоследствии убийцы Цезаря). Сервилия была страстно влюблена в Цезаря, их связь продолжалась около 20 лет.
2. Литературное наследие
Среди множества государственных и политических забот и трудов Цезарь, натура, многогранная и деятельная, находил время для занятий литературой. Современники (Цицерон, Плутарх, Светоний) упоминают такие до нас не дошедшие его сочинения, как юношеская поэма о Геракле, трагедия «Эдип», несколько работ по грамматике и риторике. В истории литературы он остался как автор исторических трудов.
«ЗАПИСКИ О ГАЛЛЬСКОЙ ВОЙНЕ» (Commentarii de hello Gallico). Это наиболее известное произведение Цезаря – изложение событий, имевших место в период его многотрудной кампании в Галлии. Сочинение состоит их семи книг, в центре которых боевые операции, наступательные и оборонительные, против галльских племен, конфликт с германским королем Ариовистом, приглашенным галлами в качестве «наемного лидера». Наиболее значительный эпизод в книге – мощное восстание племен арвернов, ведомых Верцингеторигом в 52–51 гг. до н. э.
Это была тяжелая военная операция для Цезаря, конница которого в 52 г. до н. э. одержала победу. Верцингеториг был блокирован с 20-тысячным войском в г. Алезия; галлы несколько раз пытались пробиться к осажденным на помощь, но римлянам удавалось отбивать их натиск. В итоге вождь Верцингеториг был пленен, а позднее, уже в 46 г. до н. э., после триумфа Цезаря казнен.
Цезарь дал своему сочинению название «Записки» (Commentarii), подчеркнув этим документальный, объективный характер повествования, его оснащенность неопровержимыми фактами, бережно собранными очевидцем и непосредственным участником событий. Цезарь ведет повествование от третьего лица, сам тон рассказа – спокойный, деловитый. Автор, будучи победителем, не сбивается на самовосхваление, не утаивает отдельных просчетов и ошибок, им допущенных. Но в целом самой фактографией убеждает читателя в том, что действовал осмотрительно и дальновидно, взвешивая и учитывая все факторы. Четкостью отличались его планы и распоряжения, энергично проводимые в жизнь. Вот как описываются действия по осаде г. Аварик:
«На следующий день Цезарь распорядился продвинуть башню и указал, куда направить ее осадные работы, которые по его приказанию были уже начаты. В это время начался сильный ливень, и Цезарь решил использовать такую погоду для исполнения задуманного плана… Неожиданность нападения привела врагов в ужас».
Повествователь не выпячивает себя, отдает дань соратникам, рассказывает о подвигах отдельных воинов. Ценны и характеристики, и этнографические описания галлов, их быта, нравов, менталитета. Конечно, автор «Записок» прежде всего военачальник, опытный, твердый. Его книга содержит неоценимый материал для историков военного искусства. Не случайно труд Ю. Цезаря был в числе любимых книг Суворова.
Но Цезарь предстает также как политик, администратор и государственный муж, которым движут заботы об укреплении мощи Рима. Как и греческий историк Фукидид, близкий ему по манере, Цезарь «интегрирует» в текст речи, которые он иногда вкладывает в уста действующих лиц. Риторическое искусство Цезаря нетрудно, например, усмотреть в построении речи Критогната (книга VII), галльского вожака, находившегося в осажденной Алезии. Вот начало этой речи:
«Я ничего не буду говорить о предложении тех, которые именем сдачи называют позорное рабство; я полагаю, что их не надо считать в числе граждан, не должно приглашать на совещания. Говорить я буду с теми, кто предлагает вылазку; в их предположении по признанию всех нас как будто бы живет память о прежней доблести. Но нет, это слабость души, а не доблесть – не иметь сил даже короткое время перенести недостаток. Легче найти тех, которые добровольно подвергают себя смерти, чем тех, которые терпеливо выносят горе. Но лично я одобрил бы такое их предложение (столько значения имеет для меня благородство решения), если бы я видел, что оно не несет за собой ничего, кроме, быть может, потери нашей жизни, но при нашем решении мы должны принять во внимание и всю Галлию, которую мы сегодня подняли на помощь себе».
«ЗАПИСКИ О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ» (Commentarii de bello civili). Второй труд Цезаря-историка писался им в последние годы жизни. Он состоит из трех частей и обнимает начальный этап его борьбы с Помпеем, 49–48 гг. до н. э., включая решающую победу над своим соперником при Фарсале. Эта книга Цезаря носит более субъективный характер: повествование он ведет уже от первого лица.
Заметны пристрастность, тенденциозность в оценках. Цезарь снимает с себя вину за развязывание гражданской воины, возлагает ее на Помпея, который отказался от мирного разрешения, а также на сенат, действовавший противозаконно. Он не упускает возможности поиронизировать над ошибками и просчетами врагов.
«ЗАПИСКИ» КАК ЖАНР. Цезарь фактически один из основоположников нового жанра, названного им: записки. Таким образом, он стоит у истоков художественно-документальной литературы. Эти книги «прописаны» в истории римской словесности. Как писатель Цезарь сторонник аттикизма, т. е. стилевого направления в риторике, ориентированного на строгость языка. Цезарь не приемлет внешних эффектов, тропов, «красот». Избегает как архаизмов, так и неологизмов, полагая, что «отбор слов – начало всякого красноречия». Его стиль – скуп, лаконичен и точен. Сам Цицерон, определяя эстетические достоинства «Записок», назвал их стилевые конструкции «нагими, простыми, прелестными», ибо всякие украшения речи с них, «словно одежда, сняты». До Цезаря под «записками» понимались «серые», необработанные материалы, обычно политического, экономического характера. Цезарь придал «запискам» продуманность, логичность структуры, стилистическую прозрачность. Он добился гармонии формы и содержания. Автобиографический элемент удачно сочетается с историческим.
Фрагменты из книг Цезаря обычно включаются в хрестоматии и учебники как образцы латинской прозы. Когда в 1953 г. 79-летний Уинстон Черчилль за свой шеститомный труд «История второй мировой войны» был удостоен Нобелевской премии по литературе за «высокое мастерство в произведениях биографического и исторического характера», один из членов Шведской Академии сравнил его с Цезарем и Цицероном.
3. Герой литературы
Наряду с Александром Македонским Юлий Цезарь одна из самых неотразимо притягательных фигур античного мира. Личность многогранная, он жил в эпоху, одухотворенную поистине шекспировскими страстями. Наверно, не будет преувеличением сказать: Цезарь – уникальный герой истории, который стал и популярным персонажем прославленных произведений мировой литературы.
Конечно, художники слова – не ученые историки, не документалисты. Они могут слегка «корректировать» факты, имеют право на домысел, фантазию, когда пытаются реконструировать характер размышлений своего героя или передают его внутренний монолог. Писатель может предложить свою концепцию исторической личности.
«Юлий Цезарь» (1599) Шекспира стал предвестником «высоких» трагедий. У Шекспира Цезарь показан на заключительном этапе жизни; перед нами – драма человека, обуреваемого жаждой всевластия. Великий драматург заметно «снижает» Цезаря: у него не все в порядке со здоровьем, он плохо слышит, триумфы полководца – в прошлом. Но Цезарь, первое лицо в государстве, считает себя вправе распоряжаться судьбами людей. В трагедии Цезарю противостоит Брут, которым движут не личные амбиции, а преданность идеалам республики.
Драматические коллизии, связанные с образом Цезаря, привлекли и внимание Корнеля в трагедии «Смерть Помпея» (1643).
При этом Помпей на сцене так и не появляется. Сообщается лишь, что после поражения при Фарсале Помпей собирался найти прибежище у египетского царя Птоломея, по приказу которого был предательски убит. Убийство Помпея, в соответствии с историческими фактами, вызывает резкое недовольство Цезаря. Тогда убийцы Помпея, прежде желавшие угодить Цезарю, теперь намереваются устранить и его самого. Вдова Помпея Корнелия, еще один тип благородной римлянки, посвящает Цезаря в известную ей тайну заговора. И делает это из высших нравственных побуждений, хотя Цезарь – ее недруг, ибо был противником ее мужа.
Герои Корнеля словно соревнуются между собой в великодушии: Цезарь оказывает почести Корнелии, вдове врага. Что касается линии Цезарь – Клеопатра, то она не самая убедительная в трагедии. Корнель, нарушая историческую достоверность, побуждает их действовать, а главное, объясняться в своих чувствах в стиле французских галантных аристократов XVII века…
Сходный исторический материал лежит и в основе исторической хроники Бернарда Шоу: «Цезарь и Клеопатра» (1898), входящей в его цикл: «Три пьесы для пуритан». Трактовка Шоу определялась явной полемичностью, художественным спором с господствовавшими в XIX веке театральными традициями и принципами. Шоу не одобрял неправдоподобных романтических страстей и любовных интриг, показной помпезности, за которыми не угадывается жизненная реальность. В пьесе Шоу просматривалась и непосредственная полемика с Шекспиром, в котором неугомонный ирландец видел равновеликого соперника на драматургическом поприще. В Шекспире он не одобрял некую «театральную возвышенность», «красивость», романтические преувеличения.
В XVIII веке преобладала негативная оценка деятельности Цезаря (Бодмер «Юлий Цезарь», 1763), с чем полемизирует Гердер (трагедия «Брут»), для которого римский полководец – гений. В XX веке продолжились интересные интерпретации жизни Цезаря, в частности в романе Бертольта Брехта «Дела господина Юлия Цезаря». Но особенно интересен ставший классикой американской прозы роман Торнтона Уайлдера «Мартовские иды» (1948), дающий широкую, живую, наглядную картину общественно-политической жизни Рима в эпоху Цезаря. В романе помимо него действуют Цицерон, Катулл, Клеопатра, Антоний.
Событием в театральной истории России стала постановка шекспировского «Юлия Цезаря» в МХТ, осуществленная в начале 1900-х годов К С. Станиславским. Работа над трагедией шла несколько лет. Режиссер стремился к максимально точному воспроизведению всех бытовых реалий эпохи, декорации отличались предельной достоверностью. Актеры специально выезжали в Италию, в Рим, чтобы проникнуться атмосферой эпохи. Роль Юлия Цезаря блестяще исполнил В. И. Качалов.
Глава VIIIКатулл
И ненавижу, и люблю.
1. Поэтический мир Катулла. 2. Цикл Лесбии: интимный дневник поэта. 3. Катулл в веках
«И ненавижу, и люблю» – эта крылатая строка давно сделалась расхожей поэтической цитатой. Она знакома и тем, кто никогда не слышал имени Катулла, не читал его стихов. Это только строка из цикла стихов, без которых не обходится ни одна серьезная антология мировой любовной лирики. Катулл писал о любви так, как, пожалуй, никто до него, в том числе Архилох, Анакреонт, Сапфо. И прежде всего потому, что он – предельно искренен, а его чувство предстает во всей пронзительной обнаженности. Читая эллинских поэтов, ощущаешь дыхание пусть величественного, но далекого прошлого, Катулл – кажется нашим современником. Поэт оставил всего лишь скромную книжку лирических стихов, которая, поистине, «томов премногих тяжелей».
1. Поэтический мир Катулла
Давно замечено: поэты, с их эмоциональностью, ранимостью, редко отличаются долголетием. На долю Гая Валерия Катулла (С. Valerius Catullus) выпал короткий жизненный срок; он «сгорел», ненамного одолев тридцатилетний рубеж. Поэт родился в Вероне в 87 г. до н. э. в семье состоятельного всадника, который дружил с самим Цезарем. Катулл был одним из тех талантливых провинциалов, которые устремлялись в Рим, чтобы реализовать там природные таланты, развить умственные силы. В столице он оказался в гуще художественных интересов и политических страстей. Если использовать выражение Тютчева, Катулл был, как и его прославленный современник Цицерон, «застигнут ночью Рима»; он оказался на переломе двух эпох, переходе от Республики к Империи. Но политическая карьера Катулла не вдохновляла, хотя по внутренним убеждениям он был демократом и республиканцем. Сердцевиной интересов Катулла неизменно были поэзия, мир личных переживаний.
КАТУЛЛ И «НЕОТЕРИКИ». В Риме он оказался душой кружка молодых поэтов, которых Цицерон назвал «неотериками», т. е. «новыми поэтами», или «модернистами»; в него входили Валерий Катон, Гельвий Цинна, Корнелий Непот. Катулла, самую колоритную фигуру этого кружка, любили за дружелюбие, открытость и остроумие.
Неотерики вели богемный образ жизни. Было все: и любовные забавы с гетерами, и веселые ночные пирушки, и сочинение искрометных экспромтов, и тяжелое похмелье по утрам. На поэтических вечерах и застольях встречались не только поэты, но и политики, вельможи, люди разного социального статуса, объединенные любовью к изящной словесности. Иногда шумные собрания заканчивались тем, что разгоряченные вином поэты вступали в состязания: писали друг другу на восковых дощечках стихотворные импровизации, обменивались шутками, колкостями, эпиграммами. Небольшое состояние, которым владел Катулл, было быстро растрачено вследствие рассеянной жизни в Риме; его скромное имение также было заложено и перезаложено. В одном из стихотворений он говорит, что на него не дуют более приятные ветры, но «смертельный ветер», «целый ураган долгов».
Неотерики были во многом новаторами, они внесли свежую струю в римскую поэзию. Реформировали поэтический язык, придав ему живость и гибкость, избавив от тяжеловесности и высокопарности, например Квинта Энния (III в. до н. э.), тяготевшего к эпосу, вознамерившегося, как мы помним, сделаться римским Гомером. Конечно, неотерики были «грекофилами», поклонниками всего эллинского. Они считали для себя непременными две веши: познания в стиховедении и отделку стиля.
Неотерики ввели в римскую поэзию греческую метрику, а также мифологические мотивы. Новаторской была и общая направленность их поэзии.
В центре поэтического мира Катулла – психологическая жизнь индивида. Воспевал он дружбу (amicitia). В Риме дружба понималась и ценилась, прежде всего, в ее общественном смысле, как единение на почве политических интересов, как гражданская добродетель. Для Катулла же дружба – это душевная близость, сердечная привязанность. В этом он близок Цицерону.
Катулл славен, в первую очередь, своей любовной лирикой, поэтизирующей тонкие психологические переживания. Но это лишь одна сторона его наследия. Он – поэт широкого и разнообразного диапазона: и лирик, и «ученый поэт», и создатель «бранных стихов».
«УЧЕНЫЙ ПОЭТ». «АТТИС». Катулл ориентировался на поэтов эллинистической эпохи, прежде всего на «александрийцев», таких, как Каллимах, Феокрит, которые группировались вокруг двора египетских царей Птоломеев. Александрийцы наряду с поэзией занимались наукой, осваивали любовно-мифологические сюжеты. Их произведения отличались высокой поэтической техникой. Катулл сделал переложение поэмы «Локон Береники» Каллимаха, а также выполнил вольный перевод эпиллия (т. е. малого эпоса) «Свадьба Пелея и Фетиды» неизвестного александрийского поэта.
Разрабатывал Катулл мифологические сюжеты: пример тому – его самое крупное стихотворное произведение эпиллий «Аттис». Герой – юноша, оставивший светскую жизнь и ставший жрецом Кибелы, фригийской богини плодородия. Празднества в честь Кибелы носили характер оргий, во время которых жрецы богини, впадая в неистовство, подвергали себя оскоплению. Эти жрецы называли себя «галлами»; отсюда название стихотворного размера, использованного Катуллом, – «галлиямбы». Кибела вселяет в Аттиса безумие, и ют, находясь в помрачении рассудка, себя оскопляет. Когда же наступает просветление, юноша горько сожалеет о содеянном:
Все, что сделал, все, что было, вспоминает Аттис, дрожа,
Понимает ясным взором, чем он стал, куда залетел.
С потрясенным сердцем снова идет он на берег морской,
Видит волн разбег широкий. Покатилися слезы из глаз,
И свою родную землю он призвал с рыданьем в груди.
«Мать моя, страна родная, о родная страна!
Я, бедняк, тебя покинул, словно раб и жалкий беглец.
На погибельную Иду ослепленный я убежал».
Стенания несчастного доходят до слуха безжалостной богини. Она распрягает львов, верно ей служащих, и посылает одного из них усмирить Аттиса:
Поспеши, мой друг свирепый, в богохульца ужас всели!
Пусть, охвачен темным страхом, возвратится в дебри лесов
Тот безумец, тот несчастный, кто бежал от власти моей.
Лев загоняет юношу обратно в лесную чащу. Там он и остается, покорным Кибеле.
Исследователи усматривают в сюжете поэмы как аллегорический смысл, так и автобиографические мотивы. Блок видел в «Аттисе» отзвук тревожных настроений Катулла перед лицом обостряющихся социальных конфликтов в Риме. Напомним, что поэт был современником заговора Катилины. Бытует и версия, согласно которой Катулл изобразил себя, неспособного вырваться из сетей безнадежной любви к Лесбии (о чем будет сказано ниже).
«БРАННЫЕ СТИХИ». Катулл – поэт разносторонний. Он – мастер иронической инвективы, способен обрушиться на своих недругов, не стесняясь в словоупотреблении, что, впрочем, считалось в порядке вещей. В одной из инвектив он высмеивает самого Юлия Цезаря: стихотворение это проливает свет на образ жизни «золотой» молодежи.
В чудной дружбе два подлых негодяя,
Кот Мамурра и с ним похабник Цезарь!
Что тут дивного, эти же грязь и пятна
На развратнике Римском и Формийском.
Оба мечены клеймами распутства.
Оба гнилы, и оба полузнайки.
Ненасытны в грехах прелюбодейных.
Оба в тех же валяются постелях,
Друг у друга девчонок отбивают.
В чудной дружбе два подлых негодяя.
Стихотворение – свидетельство вызывающих любовных похождений Цезаря, которые ни для кого не были секретом в Риме. Но еще более антипатичен Катуллу друг Цезаря Мамурра, начальник инженерных войск. Вообще, поэт не жалует изящным слогом тех, кто ему антипатичен: «У Эмилии рот и зад друг друга стоят»; «Эгнаций зубы мочой чистит»; «Галл, ты воруешь в банях, берегись плетей»; «Вы, кабацкие, отбили у меня девчонку, берегитесь». Его эмоции – откровенные, а то и просто неконтролируемые. Руфа, отбившего у Катулла любовницу, поэт хочет унизить: у него «козлом пахнет подмышками», он – «кровосмеситель», «путается с матерью и сестрой».
Зачастую отношения между молодыми поэтами, друзьями Катулла, осложнялись соперничеством на литературной и особенно любовной почве. «Квинтий влюблен в Авфилену, – будь ему неладно», – сетует Катулл. Авфилене также достается, ибо она «берет, но не дает», «вдобавок блудит с родным дядей». Имея в виду какой-то любовный эпизод, его друзья Аврелий и Фурий посмеиваются над робостью Катулла: тот же им обещает: «Вот ужо я вам докажу, какой я мужчина».
Но Катулл нежен к верным друзьям. Омрачение дружбы тяжело переживает. Этим Катулл напоминает Пушкина, писавшего: «Друзья мои, прекрасен наш союз». Страдавшего от измен, познавшего «жар души, растраченной в пустыне». Катулл с готовностью делит радость близких товарищей, он счастлив, что Септимий и его возлюбленная Акме – взаимны в страсти.
С преувеличенным восторгом относится к более чем скромным поэтическим достижениям друзей. Сообщает другу Лицинию, что на поэтическом состязании он был так «зажжен» его блеском и остроумием, что даже лишился аппетита.
Пушкин сделал вольный перевод одного из стихотворений Катулла, пронизанного светлой жизнерадостной тональностью:
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик.
Так Постумия велела,
Председательница оргий.
Ты же прочь, речная влага,
И струей, вину враждебной,
Строгих постников довольствуй:
Чистый мне любезен Бахус.
Но, как отмечалось, самое значимое в лирике Катулла – цикл стихов, обращенных к женщине, которую он увековечил под именем Лесбия. Римские поэты имели обыкновение не называть имен тех красавиц, которых они воспевали, а укрывали их под поэтическими именами. Имя Лесбия было навеяно сравнением возлюбленной Катулла с Сапфо, прославленной поэтессой, уроженкой острова Лесбос. Катулл ценил поэзию Сапфо и сделал переложение знаменитого стихотворения: «Тот мне видится ровней богам». Но стихотворение переадресовано Лесбии, женщине, которую любил Катулл:
Тот мне зрится ровней богам, над ними
Тот, коль суждено, возвышаться может,
Кто тобой любуется то и дело, сидя напротив,
Сладкий слышит смех, что меня, беднягу,
Всех лишает чувств, – на тебя лишь только,
Лесбия, взглянул.
2. Цикл Лесбии: интимный дневник поэта
ПАЛАТИНСКАЯ ВЕНЕРА. Кто же была Лесбия, воспетая Катуллом? Эта женщина пользовалась популярностью в светских кругах Рима. За красоту и вызывающее поведение она удостоилась прозвища Палатинская Венера. Ее настоящее имя было Клодия, а принадлежала она к патрицианской семье Клавдиев.
Широко известен был ее брат – политик Клодий Пульхр, упоминавшийся в главе о Цицероне, недруг знаменитого оратора. Плебеи Рима провозгласили Клодия своим вожаком. А он, опираясь на поддержку Цезаря, добился ряда законов, в частности о раздаче хлеба в пользу городских низов. Затем он встал во главе вооруженных отрядов, которые терроризировали римское население, и был убит в одной из уличных схваток. Имел он и весьма скандальную репутацию как человек аморальный.
Клодия была не менее яркой фигурой, чем ее брат. Ходили слухи, что она отравила своего мужа, Квинта Метелла Целера, сенатора, человека посредственного. При муже и особенно после его смерти Клодия отличалась вольностью поведения, вкушая плоды той эмансипации женщин, которая стала выразительной приметой жизни в Риме в последние десятилетия Республики. Несмотря на бурные романы, Клодия и после тридцати сохранила неувядаемую обольстительность: как и многие состоятельные римлянки, она неутомимо следила за собой. Вот какой увиделась она при первой встрече Катуллу:
«Цвет лица Клодии изумлял свежестью, кожа – упругостью и белизной, движения – грацией и свободой, – пишет В. Пронин в книге «Катулл». – Разумеется, все снадобья и ухищрения были использованы для поддержания божественного юного облика… Клодия даже не подкрашивала свои обольстительные губы и не сурьмила от природы чернью изогнутые ресницы. Низкий и ясный лоб – словно мрамор без малейшего изъяна, нос – совершенное явление красоты, овал лица – почти Фидисвой богини… Своим пышным, светло-каштановым волосам она придавала золотистый оттенок и укладывала в высокую прическу. Огромные, чуть косящие глаза Клодии постоянно меняют выражение: в них то нежность и кротость, то надменная уверенность, то грозный вызов могучей хищницы. И цвет глаз меняется – от безмятежной небесной лазури до взволнованной морской синевы».
Клодия была среднего роста, но казалась высокой из-за прически и редкой стройности. Ее тело, отлично развитое греческими танцами и гимнастикой, прославлялось в Риме, Байях, Неаполе, везде, где она появлялась, вызывая восхищенные пересуды и завоевывая новых поклонников.
КАТУЛЛ И КЛОДИЯ. Клодия не утаивала свои любовные увлечения. Поклонники тешили ее женское тщеславие. Но при этом она была образованна, интересовалась политикой, литературой, искусством, тянулась к людям одаренным и умным.
Как встретились поэт и светская красавица?
Мы не знаем конкретных обстоятельств, но, надо думать, они были уже наслышаны друг о друге. Конечно, бродившие по городу байки о светских победах неотразимой Клодии не могли не заинтриговать влюбчивого стихотворца. Но и честолюбивая Клодия умела «коллекционировать» всякого рода интересных и одаренных людей. А к поэзии была неравнодушна. Стремилась иметь среди поклонников и юных поэтов; иным даже оказывала материальную поддержку.
Красота Клодии, с легким налетом порочности, произвела неизгладимое впечатление на увлекающегося Катулла: он был на 5–7 лет моложе этой многоопытной женщины «бальзаковского» возраста.
Возможно, при первом знакомстве Катулл прочел ей какой-то мгновенно придуманный стихотворный экспромт, чем ее заинтересовал. Клодия умела оценить меткое слово, живость ума. Катулл был приглашен Клодией посетить ее роскошный дом. В это время умер любимый воробей красавицы. И поэт незамедлительно отозвался на это событие двумя стихотворными миниатюрами.
Бедный птенчик, любовь моей подружки.
Милых глаз ее он был ей дороже.
Слаще меда он был и знал хозяйку,
Как родимую мать дочурка знает.
В стихотворении – катулловская ирония, легкое пародирование поминального обряда, надгробных речей; все это было высказано в шутливом и ласковом тоне. Оба стихотворения охотно цитировались в светских кругах Рима. Позднее другой замечательный поэт, Овидий, в подражание Катуллу сочинил элегию: «На смерть попугая».
«ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК». В. Брюсов назвал стихотворный цикл Катулла, посвященный Лесбии, «интимным дневником поэта». Это было уникальное явление в римской поэзии. Почти восемь десятков стихотворений стали своеобразной стенограммой любовных переживаний поэта, самых разных, счастливых и горестных, этапов романа с Лесбией, длившегося несколько лет.
Их отношения развивались стремительно. Пылкость поэта нашла у Лесбии отклик. Они стали любовниками, Катулл чувствовал себя на вершине блаженства. Казалось, что он неспособен насытиться страстью:
Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!
Пусть ворчат старики – что нам их ропот,
За него не дадим монетки медной!
Пусть восходят и вновь заходят звезды, —
Помни: только лишь день погаснет краткий,
Бесконечную ночь нам спать придется.
Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню,
И до тысячи вновь, и снова до ста.
А когда мы дойдем до многих тысяч,
Перепутаем счет, чтоб мы не знали,
Чтобы сглазить не мог нас злой завистник,
Зная, сколько с тобой мы целовались.
В другом стихотворении Катулл признается, что полезней считать зыбучий песок ливийский, чем вести счет его с Лесбией поцелуям.
Возлюбленная видится ему совершенством. В одном из стихотворений упоминается Квинтия, известная прелестница: она «бела, стройна, высока». Но для Катулла не она эталон красавицы. В ней отсутствует то, что есть в Лесбии: грация, изящество, внутренняя порода женщины из патрицианского рода:
Как бы изваян весь сей образ несравненный,
И вся изящества полна,
Она все прелести красавиц всей вселенной
В себе усвоила одна.
Несомненно, Катулл, как все влюбленные, пристрастен, наделяя Клодию безупречными достоинствами. Не к таким ли, как Катулл, обращены слова Шекспира: «Любовь слепа, и нас лишает глаз». А может быть, точнее: «Сердцу не прикажешь». И об этом также есть у Шекспира:
Мои глаза в тебя не влюблены,
Они твои пороки видят ясно,
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.
Цикл стихов, посвященных Лесбии, будет волновать поколения читателей не только своей пронзительной подлинностью. В нем запечатлена глубоко индивидуальная и в то же время многократно повторенная ситуация. Это о ней сказал Гейне: «Эта старая история вечно новой остается». Сначала любовь взаимна, потом один остывает, охладевает, а другой любит. В чем тому причины? Они – многообразны. Может появиться третье лицо, а может просто угаснуть чувство. В истории с Катуллом первой охладела Лесбия. Нам не дано точно знать, что произошло, да и нужно ли это? Ничто не вечно под луной. Есть мнение, что Лесбия подсознательно «мстила» Катуллу за какие-то прошлые любовные неудачи. Не исключено, что поэт ей просто надоел, что у Лесбии, не привыкшей к длительным связям, появился кто-то другой. В неразделенной любви нет победителей. Обе стороны – проигравшие. Зато в выигрыше оказывается Поэзия.
У Катулла поворот в отношениях с Лесбией выливается в такие строки:
Ты прежде, Лесбия, твердила,
Что лишь Катулл твой близкий друг
И что ни с кем иным житье тебе не мило,
Хотя б тебе Юпитер был супруг.
Не так тебя я чтил в то время,
Как чтит любовник свет пустой,
Но так же как отцом, годов несущим бремя,
Бывает зять любим иль сын родной.
Катулл испытывает чувство, многим знакомое: чем холоднее Лесбия, чем больнее уязвляет она поэта, чем она «ничтожней и пошлей», тем сильнее он к ней влечется. Но не получившая должного отклика любовь, когда один – полон страсти, а другой – остывает, обретает какое-то новое качество. Лишается былой чистоты и непосредственности:
В мечты влюбленного ты больше страсти вносишь,
Но гасишь в нем любви огонь святой.
Поэтому Катулл корит себя, причем безжалостно, за неспособность совладать с собственной страстью. Вырвать Клодию из сердца. Никто до Катулла в античной поэзии не обнажал с такой открытостью собственную болезненно мятущуюся душу:
Катулл, измученный, оставь свои бредни,
Ведь то, что сгинуло, пора считать мертвым.
Его гложет обида: никто так, как он, не поймет Лесбию, ни для кого она не будет так желанна. И он к себе взывает «терпеть», «быть твердым».
«И НЕНАВИЖУ, И ЛЮБЛЮ». В конце концов, безответная, попранная любовь перерастает в свою противоположность. В ненависть. И тогда-то рождается прославленное двустишие:
Odi et amo, Quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior.
Вот один из переводов:
Да, ненавижу и все же люблю! Как возможно, ты спросишь?
Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь.
Е. Корш предложил свой вариант перевода, достаточно свободный: двустишие «расширилось» до четверостишия, появились рифмы, которых нет у Катулла:
Любовь и ненависть кипят в душе моей.
Быть может, «почему?» ты спросишь. Я не знаю,
Но силу этих двух страстей
В себе я чувствую и сердцем всем страдаю.
Приведем и некоторые другие начальные строки перевода прославленного двустишия.
«Я ненавижу, люблю, люблю… зачем это делаю, спросишь?» (1850-е гг. В. Водовозов).
«Я ненавижу и вместе люблю – как же это?» (А. П. Тамбовский, 1896).
«Я ненавижу ее и люблю и, если ты спросишь…» (В. В. Уманов-Каплуновский, 1899).
«Я ненавижу и люблю…» (Згадай-Северский, 1910).
«Я, ненавидя, люблю. Зачем, быть может, ты спросишь…» (В. Байкин, 1918)
«И ненавижу ее, и люблю. Это чувство двойное» (Я. Э. Голосовкер, 1955).
«Я ненавижу любя. Возможно ли это, ты спросишь…» (Н. В. Вулих, 1963).
«Ненавидя – люблю. Как такое творю, может, спросишь?» (М. Амелин, 1999).
Как нетрудно заметить, поколения переводчиков настойчиво стремились передать трудно достижимый лаконизм и силу латинского подлинника.
Как и его любимая поэтесса Сапфо, Катулл воспринимает свое состояние как недуг, подлежащий излечению:
Боги! Жалость в вас есть, и людям не раз подавали
Помощь последнюю вы даже на смертном одре.
Киньте взор на меня, несчастливца, и, ежели чисто
Прожил я жизнь, из меня вырвите черный недуг!
«Обещания женщины надо доверять ветру или записывать их на воде», – такую мудрость извлек Катулл из общения с Лесбией. Он пробовал забыть ее, поступал так, как позднее советовал Овидий в стихотворном трактате: «Средства от любви». Пытался «переключиться» на другую. Хотел забыться в объятиях куртизанок. Но минутные наслаждения долго не могли убить истинное чувство. И это было не ново! «Если ты когда-нибудь любил, это не уходит», – писал Хемингуэй.
Иногда поэт, и это, наверно, естественно, давал волю мстительному чувству.
Со своими пусть кобелями дружит,
По три сотни обнимая их сразу,
Никого душой не любя, но печень
Каждому руша.
Только о моей пусть любви забудет,
По ее вине иссушилось сердце,
Как степной цветок, проходящим плугом
Тронутый насмерть.
В этом стихотворении, ставящим точку в их отношениях, Катулл использует т. н. сапфическую строфу.
Связь с Лесбией продолжалась три или четыре года. Чувства угасали, но разрыв произошел не сразу. В конце концов Катуллу стало ясно, что у него – счастливый соперник. А возможно, и не один.
Когда Катулл окончательно расстался с Лесбией, то, чтобы залечить душевную рану, отправился в годичное путешествие на Восток; он находился в свите Меммия, одного из богатейших людей Рима. Посещал города Малой Азии, могилу своего брата в Троаде. Видимо, когда Катулл вернулся в Рим, Лесбия попыталась восстановить отношения, но Катулл либо проявил характер, либо чувство уже угасло, как явствует из таких строк:
Прежней любви ей моей не дождаться,
Той, что убита ее же недугом,
Словно цветок на окраине поля,
Срезанный плугом.
Что касается Лесбии, то она еще некоторое время оставалась звездой римского бомонда. Среди ее известных любовников был Целий, начинающий оратор, ученик Цицерона. Этот светский жуир, соривший деньгами, по-видимому, был удачным соперником Катулла. Но если любовь Катулла к Лесбии имела своим результатом поэтические шедевры, то роман Лесбии с Целием завершился более чем прозаическим образом. Целий первый охладел к Лесбии, что больно ее уязвило. Желая ему отомстить, Лесбия подала на Целия в суд, обвинив его в попытке ее отравить. Защитником Целия выступил сам Цицерон. Желая рассчитаться с семьей Клодиев, особенно с братом Лесбии, его врагом, Цицерон аттестовал Лесбию как «подругу всех». Суд оправдал Целия, а репутация Лесбии после подобного скандала оказалась безнадежно подмоченной.
И все же рана, нанесенная Лесбией, оказалась трудноизлечимой. Возможно, что она ускорила раннюю кончину Катулла, последовавшую примерно через два года после возвращения из Вифании.
Некоторые исследователи выделяют в творчестве Катулла три этапа: до встречи с Лесбией, период их любви и годы после разрыва с ней.
3. Катулл в венах
Катулл был поэтом «миниатюристом». Мастером малой формы. Он опирался на опыт александрийцев, взял на вооружение их отдельные приемы. Но при этом оставался поэтом самобытным и оригинальным. Он создал ряд элегий, поистине образцовых, и положил начало этому жанру в римской поэзии: по стопам Катулла пошли Тибулл, Проперций, Гораций и Овидий.
Он удачно вводил в стихи просторечную лексику. Ученые филологи даже изучают на основании инвектив Катулла, анализа его «бранных» стихов латинские ругательства. Он также явил пример тщательной работы над словом. И достиг в этом плане счастливой выразительности. Он содействовал укоренению греческих размеров на римской почве; сам же был мастером аллитерационного стиха.
Лучшее у Катулла – его цикл, посвященный Лесбии. М. Л. Гаспаров заметил: «Значение Катулла в римской поэзии – не в том, что он страстно любил свою Лесбию и с непосредственной искренностью изливал свой пыл в стихах. Оно в том, что Катулл первый задумался о своей любви и стал писать не о женщине, которую он любит, а о любви как таковой». Может быть, здесь стоит внести небольшое дополнение. Глубокие переживания, вызванные отношениями с Лесбией, побудили Катулла задуматься о сущности любви, о ее природе. Греческая и римская литература знали разные ипостаси любви. Она могла быть чувственным наслаждением, как у Гомера; легким, приятным чувством, как у Анакреонта; «досугом», которому предается сильный пол, как правило, с гетерами, как у поэтов эпохи эллинизма; мучительной «болезнью», как у Сапфо. У Катулла любовь – это переживание, сопряженное с работой ума и сердца, душевными исканиями, захватывающими поэта безраздельно.
Катулл дал неподвластный времени образец интимной лирики. Поэтому он стал одним из самых любимых поэтов античности, популярных в эпоху Возрождения. Его ценили французские поэты, входившие в группу «Плеяда», особенно Пьер Ронсар. Из русских поэтов он был близок Батюшкову. И, конечно же, мимо него не мог пройти Пушкин. В цитировавшемся вольном переводе «Пьяной горечью Фалерна» Пушкин отозвался на светлый жизнерадостный пафос Катулла. При этом он отказался от воспроизведения тяжеловатого одиннадцатисложника, как в подлиннике, а использовал более динамичный и легкий четырехстопный хорей. В рецензии на книгу своего дяди В. Л. Пушкина «Путешествие N. N. в Париж и Лондон»
Пушкин ставит Катулла в один ряд с Вольтером как поэта, который проявляет себя «не только в обширных созданиях драмы и эпопей, но в игривости шутки и в забавах ума, вдохновленных ясною веселостью». Эта оценка важна для понимания поэтической природы самого Пушкина.
Валерий Брюсов, знаток, поклонник и переводчик римской поэзии, писал, что Катулл и поэты его поколения «первые в Риме дали создания в полном смысле лирические. Гений Катулла был лиричен в высшей степени, и его песни такой же интимный дневник жизни поэта, как стихи Гейне или Верлена». Одно из стихотворений Брюсова называется: «В духе Катулла».
Обманули твои, ах! поцелуи,
Те, что ночь напролет я пил, как струи.
Я мечтал навсегда насытить жажду,
Но сегодня, как Скиф, без кубка стражду.
Ты солгал, о Насон, любимец бога!
Нет науки любви. И глядя строго,
Беспощадный Амур над тем хохочет,
Кто исторгнуть стрелу из сердца хочет.
Должно нам принимать богов решенья
Кротко: радости и любви мученья.
Глава IXЛукреций
Счастлив тот, кто сумел вещей постигнуть причины, Кто своею пятой попрал все страхи людские.
1. «О природе вещей»: жанр и источники. 2. Проблематика и композиция поэмы. 3. Лукреций – художник слова
В истории мировой литературы есть писатели, авторы всего лишь одной книги, но книги уникальной, прочно вошедшей в историю словесного искусства. Таков Лукреций, создатель знаменитой поэмы «О природе вещей». Он обогатил римскую литературу и новым жанром, и новой тематикой. Явил пример счастливого союза науки и литературы. Доказал, как под пером вдохновенного поэта серьезные философские истины могут стать предметом высокой словесности.
1. «О природе вещей»: жанр и источники
В биографиях древних, как было замечено, немало «белых пятен». Титу Лукрецию Кару (Titus Lucretius Carus) в этом смысле особенно не повезло. Он – сплошное «белое пятно». Приблизительны даты его рождения и смерти. Среди скудных биографических свидетельств одно принадлежит монаху Иерониму (IV в.), который сообщает: «Родился поэт Тит Лукреций. Впоследствии, впав в неистовство от любовного напитка и написав несколько книг между приступами безумия (эти книги потом издал Цицерон), он собственноручно лишил себя жизни на сорок четвертом году от роду». Возможно, в этом сообщении присутствуют и домыслы (неприязнь к писателю, нападавшему на богов, хотя и языческих). Очевидно, однако, что Лукреций жил в первой половине I в. до н. э., где-то между 99 и 55 годами.
ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ. Поэма «О природе вещей» (De rerum natura) была задумана как стихотворное изложение философии Эпикура, поэтому ее можно отнести к жанру дидактической поэмы. Дидактическим называется литературное произведение, излагающее в художественной форме религиозные, философские, педагогические, нравственные, научные идеи и взгляды. Лукреций, как и другие античные авторы, жил в эпоху синкретизма, т. е. той ранней литературной стадии, когда различные виды и формы художественного, культурного творчества не были четко друг от друга отграничены. Философия, этика, эстетика активно «интегрировались» в изящную словесность. Философский диалог, речь выдающегося оратора, историческое сочинение, как было показано при рассмотрении греческой прозы классического периода, становились фактом художественной прозы. В эпоху синкретизма дидактические сочинения нередко отличались особой поэтичностью и изяществом. Пример тому – Лукреций.
У истоков дидактической литературы – эпос Гесиода, его поэма «Труды и дни» (VII в. до н. э.). Уже после Лукреция к сочинениям дидактического характера обращались такие классики поэзии, как Вергилий, автор земледельческой поэмы «Георгики»; его выдающийся современник Гораций, создавший своеобразный стихотворный трактат по проблемам эстетики и теории литературы «Послание к Писонам» («Искусство поэзии»); Овидий, написавший стихотворный трактат «Искусство любви». К названым произведениям мы специально вернемся позже при рассмотрении литературы «века Августа».
ИСТОЧНИКИ ПОЭМЫ. Эпикур (342–271 г. до н. э.), учение которого излагает Лукреций, был одной из самых оригинальных фигур древнегреческой философии. (Мы его кратко характеризовали в разделе об эллинистическом периоде греческой литературы.) Эпикур творил в эпоху раннего эллинизма: он родился на острове Самос, умер в Афинах. В 310 г. до н. э. основал в городе Митилена на острове Лесбос философскую школу, получившую название «Сад Эпикура». Главное сочинение Эпикура «О природе» не сохранилось. До нас дошли лишь отдельные его положения, так, как их изложил Диоген Лаэртский (первая половина III в. до н. э.), древнегреческий писатель, биограф и историк, автор труда «О жизни, учениях и сочинениях знаменитых философов». Этот труд, состоящий из 10 книг, вобрал в себя фрагменты по истории греческой философии от Фалеса до Хрисиппа и Эпикура: сохранились небольшие фрагменты некоторых трудов Эпикура, три его письма, а также философские афоризмы Эпикура, вошедшие в его книгу «Главные мысли».
Наследие Эпикура состоит из трех основных частей: каноника (т. е. логика), физика и этика. В своем учении о вселенной и ее строении (физике) Эпикур выступает как ученик Левкиппа (500–440 г. до н. э.), древнегреческого философа, родоначальника атомизма. Слово атом в переводе с греческого означает: неделимый. Непосредственным учителем Эпикура был Демокрит (460–ок. 370 г. до н. э.), ученик Левкиппа, развивший учение об атомах.
В качестве первоначала всего сущего Демокрит полагал множество субстанций, т. е. атомов, которые в своей совокупности образуют то, что он определил понятием «бытие». Бытию противостоит пустота, в которой атомы находятся в неупорядоченном, хаотическом состоянии. Соединение атомов означало рождение, распад – смерть. Демокрит считал душу смертной, а мышление отождествлял с ощущением. Признавал он и богов, которые виделись ему в виде соединения огненных атомов. Эпикур воспринял идеи Демокрита в области атомистики, углубив ее, а в чем-то скорректировав. По его мнению, мир образовался в результате столкновения атомов, он – объективная реальность, не зависящая от состояния человека.
ЭТИКА ЭПИКУРА. Хотя Лукреций излагает по-преимуществу атомистику Эпикура, касается он, правда бегло, и его этики, учения о поведении человека. Именно этот аспект его воззрения делал Эпикура фигурой, особенно привлекательной для римлян. Их вообще интересовали философы, излагающие практические, полезные рекомендации относительно того, как правильно себя вести, как планировать свою жизнь, сделать ее счастливой.
В этом, по Эпикуру, – смысл земного существования человека. Счастье – в отсутствии страданий, в телесном здоровье и безмятежности души. Свобода от недугов и душевное спокойствие – удел того, кто устраняется от участия в общественных делах, суетных и необязательных. «Живи скрытно» – таков один из главных постулатов Эпикура. Отсюда вытекал совет: укройся в каком-нибудь тихом месте, общайся с узким кругом близких по духу друзей, устранись от государственных дел. В Риме конца Республики, посреди политических бурь и опасностей, подобная философия обладала притягательностью.
Между тем, бытует мнение, приписывающее Эпикуру взгляды не столько его, сколько последователей, которые вульгаризируют, упрощают его учение. Эпикура, в частности, объявляют поборником гедонизма, т. е. культа чувственных наслаждений и стремления к материальным благам. Сам же Эпикур в письме к своему ученику Менскею писал: «Так как удовольствие есть первое прирожденное нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удовольствие, когда за ним следует для нас большая неприятность: также мы считаем многие страдания лучше удовольствия, когда приходит для нас большее удовольствие, после того как мы вытерпим страдание в течение долгого времени».
Эпикур был, как можно судить, плодовитым и популярным автором. Его учение было хорошо знакомо современникам, в Греции он создал философскую школу, в Риме у него были деятельные последователи, которые, по выражению Цицерона, «своими многочисленными писаниями заполонили всю Италию».
2. Проблематика и композиция поэмы
Лукреций излагает один аспект учения Эпикура – его атомистику. Это определяет значимость поэмы не только художественно-эстетическую, но и познавательную. Она проливает дополнительный свет на состояние натурфилософии в античном мире. Построение поэмы, сама избранная Лукрецием художественная манера позволяют поэту решать разнообразные задачи. Во-первых, он находит для сложных философских истин и понятий, бытовавших в греческом языке, удачные латинские эквиваленты; во-вторых, придает этим истинам максимальную доступность и наглядность; в-третьих, философскую прозу «переводит» на язык высокой поэзии.
Наряду с Эпикуром Лукреций упоминает и других философов, учения которых он творчески перерабатывает. Это Эмпедокл, Анаксагор, Гераклит. Особенно высоко ставит он Эмпедокла (V в. до н. э.), греческого ученого, поэта, врача, автора поэмы «О природе», известной по отдельным фрагментам. Эмпедокл исходил из того, что «корнем всех вещей» являются воздух – эфир, вода, земля и огонь, которые вечны и трансформируются друг в друга. Лукреций не только хорошо знал Эмпедокла, но и в отдельных частях своей поэмы ему подражал. Его отношение к Эмпедоклу – восторженное:
И песнопенья его из глубин вдохновенного сердца
Так громогласно звучат, излагают такие открытья,
Что и подумать нельзя, что рожден он от смертного корня.
ФИЛОСОФСКИЙ ЭПОС. Поэма Лукреция состоит из 6 книг (или частей). В 1–3-й излагается атомистическое строение мира; в 4-й – характеризуется чувственная природа человека. В 5– й Лукрецием рассмотрено бытие светил и живых существ. В 6– й поэт выступает против суеверий и страхов, объясняет явления природы, которые кажутся загадочными и вызывают страх.
Заключается поэма описанием эпидемии (по-видимому чумы), поразившей Афины в начале Пелопоннесской войны.
Пафос поэмы – во вдохновенной жажде Лукреция объяснить окружающий мир, дать ему научное истолкование, помочь людям освободиться от заблуждений, ложных понятий, равно как и фантастических представлений.
…род человеческий
Вовсе напрасно в душе волнуется скорбной тревогой.
Ибо как в мрачных потемках бродят и пугаются дети,
Так же и мы среди белого дня опасаемся часто
Тех предметов, каких бояться не более надо,
Чем того, что ждут и пугаются дети в потемках.
Ибо изгнать этот страх из души и потемки рассеять
Должны не солнца лучи и не света сиянье дневного,
Но природа сама своим видом и внутренним светом.
Эта мысль с настойчивостью проходит через поэму. Автор – не только выдающийся поэт, философ. Он – пламенный просветитель.
Поэма – произведение новаторское. Она выходит за рамки дидактической поэмы, будучи по объему охваченного материала близка к эпосу. Но эпосу особого рода – философскому. Как и многие произведения эпического звучания, поэма открывается обращением. Поэт адресует ее богине Венере:
Рода Энеева мать людей и бессмертных услада,
О благая Венера! Под небом скользящих созвездий
Жизнью ты наполняешь и все судоносное море,
И плодородные земли; тобой все сушие твари
Жить начинают и свет, родившися, солнечный видят.
Ветры, богиня, бегут пред тобою.
СЛАВОСЛОВИЕ ЭПИКУРУ. Венера у Лукреция – мощная животворящая сила, дающая жизнь всему сущему. Она же приносит на землю покой, умиротворение, а потому являет контраст Марсу – богу войны, «всеоружному», который «военным делом жестоким ведает». Поэт просит богиню даровать и его словам «вечную прелесть». Упоминается в зачине поэмы и Гай Меммий, даровитый оратор, по-видимому, горячий последователь Эпикура.
Главный герой поэмы – Эпикур. Его не устает славить Лукреций. Маркс, посвятивший свою докторскую диссертацию различию натурфилософии Демокрита и Эпикура, называет последнего «великим греческим просветителем», которому «подобает похвала Лукреция». По словам поэта, «врат природы затвор он первый сломить устремился». Во вступительных строках третьей книги Лукреций так пишет об Эпикуре:
Ты из потомков таких дерзнувший впервые воздвигнуть
Столь ослепительный свет, озаряющий жизни богатства,
Греции слава и честь! За тобою я следую ныне,
И по твоим я стопам направляю шаги мои твердо.
«Зачин» 5-й книги – очередной всплеск восторженных славословий в честь Эпикура: мощной силы его сердца, величия его открытий. А они – главные сокровища, оставленные им человечеству. И это побуждает Лукреция воскликнуть:
Богом он был, мой доблестный Меммий, поистине богом!
Поэт не рискует состязаться с Эпикуром, он желает лишь подражать своему кумиру.
ТЕМАТИКА ПОЭМЫ. В поэме охвачен и художественно синтезирован огромный материал: вселенная, земля и небо, история и современность, человек, его тело и душа. И коренные законы, процессы, лежащие в основании бытия. Лукреций начинает с опровержения мнений различных философов: Фалеса, Анаксагора, Анаксимена и др., исходивших из того, что первоначалами всего сущего могли быть, соответственно, огонь, вода или воздух. С этим не согласен Лукреций:
Невозможно никак так действовать первоначалам,
Ибо должно пребывать всегда неизменное нечто,
Чтобы не сгинуло все совершенно, в ничто обратившись.
Это «неизменное нечто» – атомы. Их число бесконечно. А потому «должна материя быть бесконечной». Все в мире – в постоянном движении и изменении. Образуются новые миры. На месте исчезнувших вещей и предметов возникают новые. Природа живет по внутренним законам, без вмешательства каких-то высших сил. Обращаясь к Меммию, поэт разъясняет свою мысль:
Если как следует ты это понял, природа свободной
Сразу тебе предстает, лишенной хозяев надменных,
Собственной волею все без участья богов создающей.
Затем поэт переходит к неизменно заботящему философов вопросу. Он о человеческой душе. Лукреций настаивает на сопряженности души с телесной сущностью:
Я утверждаю, что дух и душа состоят меж собою
В тесной связи и собой образуют единую сущность.
Дух формируется атомами, правда, более тонкими, чем те, которые образуют тело. После смерти атомы души распадаются: духовное начало гибнет вместе с телом. Смерть – неизбежна. Таков неумолимый закон природы.
Набросав общую картину мирозданья, поэт переходит к человеку. В духе эпикурейской философии он утверждает: чувственное восприятие – источник подлинного знания:
Ты убедишься сейчас, что понятие истины чувства
В нас порождают: и чувств опровергнуть ничем невозможно.
На чувствах «зиждется вся наша жизнь и ее безмятежность». Мысль опирается на чувства. В наших ошибках повинны не наши чувства, но разум, неправильно интерпретирующий наши чувственные восприятия.
Предмет особого внимания Лукреция – отношения мужчины и женщины. И конкретно – любовь. При этом в поэме рассеяно немало язвительных замечаний поэта по адресу слабого пола, женских хитростей, притворства, секретов и «смехотворных их ухищрений». Это не означает, что Лукреций отрицает стремления женщины к искренней любви.
Кроме того, не всегда притворною дышит любовью
Женщина, телом своим сливаясь с телом мужчины
И поцелуем взасос в тело впивая.
Часто она от души это делает в жажде взаимных
Ласк, возбуждая его на поле любовном.
Объясняет поэт и природу деторождения, и то, почему дети похожи на того или иного родителя или на своих дальних предков. Откровенно описывает Лукреций бессилие людей перед «Венериными стрелами», неодолимость сексуального влечения. В этой части поэма как бы предвосхищает любовно-эротическую лирику Овидия, большого поклонника Лукреция.
В пятой книге Лукреций развертывает историю человечества, начиная с древнейших времен. При этом поэт не разделяет ни привычного мифологического объяснения мироздания, ни концепции смены веков от «золотого» до «железного», изложенной, как мы помним, еще Гесиодом, а позднее и Овидием в «Метаморфозах». Под пером Лукреция история – это процесс эволюции, развития от низших форм к более высоким и сложным. От растений – к живым существам. В конце концов венцом развития становится человек. Он, в свою очередь, проходит многотрудный и длительный путь совершенствования.
Долго, в течение многих кругов обращения солнца
Жизнь проводил человек, скитаясь, как дикие звери,
Твердой рукой никто не работал изогнутым плугом,
И не умели тогда ни возделывать поле железом,
Ни насаждать молодые ростки, ни с деревьев высоких
Острым серпом отрезать отсохшие старые ветви.
Сначала человек был дик, не ведал законов. Потом стал использовать огонь. Это помогло приобщению к культурной жизни. Образовалась семья. У людей появилась потребность в объединении. Стало складываться общество. И, хотя не везде удавалось добиться согласия, «добрая часть людей договоры блюла нерушимо». Огромную роль как фактор человеческого общения начал играть язык. Грубая сила уступала власти закона. Люди стали поклоняться богам.
Вехой в истории человечества Лукреций считает открытие металлов, золота, меди, серебра. Это позволило изготавливать и предметы сельскохозяйственного труда, и оружие. Полтора десятка строк из Лукреция были переведены М. В. Ломоносовым, включены в его книгу «Первые основания металлургии или ручных дел».
Еще одним существенным моментом стало приобщение людей к искусству. И здесь их учителем была природа. Заметив, что упавший плод вырастает, они начали сеять семена; голоса птиц, их щебет побудили людей к пению. Финал 5-й книги – мощный гимн труду, созиданию:
Судостроенье, полей обработка, дорога и степи,
Платье, оружие, право, а также и все остальные
Жизни удобства, и все, что способно доставить усладу:
Живопись, песни, стихи, ваяние искусное статуй —
Все это людям нужда указала, и разум пытливый
Этому их научил в движенье вперед постоянном.
Так изобретенья все понемногу наружу выводит
Время, а разум людской доводит до полного блеска.
Видим ведь, что одна за другой развиваются мысли,
И мастерство наконец их доводит до высших пределов.
В заключительной части поэмы Лукреций перечисляет грозные явления природы, поражающие наше воображение: смерчи, гром, молния, ливни, наводнения, извержения вулканов. Финал поэмы – впечатляющее, яркое описание трагического события – эпидемии, поразившей Афины в самом начале Пелопоннесской войны, описанной, как мы помним, еще Фукидидом. Среди ее жертв был, по-видимому, и Перикл. Лукреций не упускает чисто медицинских подробностей протекания болезни:
Прежде всего голова гореть начинала от жара,
И воспалялись глаза, принимая багровый оттенок;
Следом за этим гортань, чернея, глубоко сочилась
Кровью, и голоса путь занимали преградою язвы.
Лукреций воспроизводит атмосферу отчаяния, овладевшего людьми перед лицом смерти: они сами отсекали зараженные члены; заболевшие оказывались без присмотра ближних; трупы зарывали наспех, не свершив погребальных обрядов.
На этих страшных сценах и обрывается поэма, оставшаяся незавершенной.
В Лукреции счастливо соединились философ, мыслитель и вдохновенный поэт. Нужен был огромный художественный дар, чтобы одушевить поэзией отвлеченные теоретические натурфилософские идеи, сделать их наглядными, наделить образной рельефностью.
3. Лукреций – художник слова
НОВАТОР. Задавшись целью поэтически освоить сложнейший материал, Лукреций шел неведомым в словесном искусстве путем.
…с бодрою мыслью
По бездорожным полям Пиэрид я иду, по которым
Раньше ничья не ступала нога.
В первой части Лукреций, так определяет свое кредо:
…Во-первых, учу я великому знанью, стараясь
Дух человека извлечь из тесных тенет суеверий,
А во-вторых, излагаю туманный предмет совершенно
Ясным стихом, усладив его Муз обаянием всюду.
Объясняя, в чем притягательность стихотворной формы изложения, Лукреций прибегает к развернутому сравнению, этому надежному приему, построенному по принципу аналогии.
… Коль ребенку врачи противной вкусом полыни
Выпить дают, то всегда предварительно сладкою влагой
Желтого меда кругом они мажут края у сосуда:
И, соблазненные губ ощущением, тогда легковерно
Малые дети до дна выпивают полынную горечь.
Хотел я представить
Это ученье тебе в сладкозвучных стихах пиэрейских,
Как бы приправив его поэзии сладостным медом.
ОСОБЕННОСТИ КОМПОЗИЦИИ ПОЭМЫ. В чем же этот поэтический «мед» Лукреция? Прежде всего, поэт тонко почувствовал, что однообразие, однотонность, казалось бы, изначально «запрограммированные» в сочинении дидактической направленности, – пагубны для искусства. Композиция поэмы такова, что в ней сочетаются различные жанровые элементы. Зачин поэмы выстроен как своеобразный гимн в честь Венеры, которая была не только богиней созидания, но и богиней любви. А любовь, как не мог не чувствовать Лукреций, источник творческой энергии для ученых, поэтов, людей искусства. В 5-й части одно из развернутых сравнений – это микроновелла о Фаэтоне, герое мифологии. О нем пишет Гомер: сын бога Солнца Гелиоса Фаэтон упросил своего отца доверить ему править солнечной колесницей, но не совладал с конями. Колесница промчалась близко от Земли, что вызвало многочисленные пожары.
Но всемогущий отец, распалившийся гневом жестоким,
Многоотважного сверг Фаэтона внезапною молньей
Наземь с коней, и к нему, ниспадавшему, вышло навстречу
Солнце, успев подхватить извечный светильник вселенной.
«Всемогущий отец» – это Зевс. Сраженный его молнией, Фаэтон упал в реку и погиб в ее водах. Под пером Лукреция этот сюжет вылился в эпиллий, небольшую поэму, один, как мы уже отмечали, из излюбленных жанров эллинистической поэзии. Позднее Овидий, поклонник Лукреция, включил этот мифологический сюжет в свои «Метаморфозы».
В первой части Лукреций воссоздает сцену жертвоприношения Ифигении, которую ее отец решился отдать на заклание, чтобы его войско могло наконец отплыть под стены Трои. Этот эпизод имеет параллель в трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде». В четвертой части Лукреций с сожалением отзывается о тех, кто ослеплен любовью к корыстным и ничтожным женщинам. С иронией перечисляет он досадные заблуждения наивных влюбленных:
Черная кажется им медуницей, «грязнуха – простушкой»,
Коль сероглаза она – то «Паллада сама», а худая —
«Козочка». Карлица то – «грациозная кошечка», «искра».
Дылду они назовут «величавой», «достоинства полной»;
«Мило щебечет» – зайка для них, немая – «стыдлива»;
Та, что несносно трещит беспрестанно, – «огонь настоящий»,
«Неги изящной полна» – тщедушная им и больная.
Подобные описания вызывают в памяти персонажи бытовой комедии.
Как и в других классических образцах литературной дидактики, например, у Гесиода, теоретические положения и выводы выливаются в афористические сентенции:
Мы видим, отнюдь не в ничто превращаются вещи,
Но разлагаются все на тела основные обратно.
Закон сохранения материи формулируется следующим образом:
Словом, не гибнет ничто, как будто совсем погибая,
Так как природа всегда возрождает одно из другого
И потому не дает без смерти другого родиться.
АНАЛОГИИ И РАЗВЕРНУТЫЕ СРАВНЕНИЯ. Теоретические положения Лукреций обычно подкрепляет ссылками на разного рода природные и жизненные явления природы. Его метод, как уже говорилось, – аналогия. При этом он прибегает не просто к сравнениям, а сравнениям развернутым. Мы их встречали еще у Гомера. Последние вырастают в наглядные картины.
Доказывая существование атомов, невидимых для глаза, Лукреций упоминает о трех невидимых телах. Это, прежде всего, ветер, который
…неистово волны бичует,
Рушит громады судов и небесные тучи разносит,
Или же, мчась по полям, стремительным кружится вихрем,
Мощные валит стволы, неприступные горные выси,
Лес, низвергая, трясет порывисто.
Доказывая, что атомы разнятся друг от друга, Лукреций ссылается на животных одного вида, между которыми существуют различия. В противном случае мать не сумела бы распознать своих детей. Эту мысль поэт дополняет описанием коровы, потерявшей теленка:
Так у святилищ богов, разукрашенных, часто теленок
Падает пред алтарем, в дыму фимиама заколот,
Крови горячей поток испуская с последним дыханием.
Сирая мать, между тем, по зеленым долинам блуждая,
Ищет напрасно следы на земле от копыт раздвоенных,
Всю озирая кругом окрестность, в надежде увидеть
Свой потерявшийся плод…
РИТОРИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ. Лукреций покоряет субъективностью, эмоциональностью. Он страстно привержен выбранной им просветительской миссии. Хочет донести до читателя свои идеи. Ведет с ним доверительный разговор, озабоченный высотой стоящей перед ним задачи.
Кто в состоянии найти в своем сердце столь мощную силу,
Чтоб достойно воспеть все величье открытий?
Риторические вопросы, восклицания, другие поэтические фигуры буквально «пропитывают» словесную ткань поэмы. Горечь человеческого удела не раз вызывает у него неподдельное сострадание:
О вы, ничтожные мысли людей! О чувства слепые!
В скольких опасностях жизнь, в каких протекает потемках
Этого века ничтожнейший срок!
В другом месте он горячо осуждает суеверия:
О человеческий род несчастный! Какие явления
Мог он богам приписать и присвоить им гнев беспощадный!
ЯЗЫК ПОЭМЫ. Сложность поэтически освоенного материала потребовала от Лукреция немалых усилий в языковой сфере. Прежде всего, надо было по-латыни передать сложные, непривычные философские понятия и термины. Знакомые грекам, они не имели эквивалентов в латинском языке. Подсчитано, например, что для понятия «атом» Лукреций использовал более полусотни различных слов и выражений. Значительность содержания обусловил тот высокий слог, которого еще не было в современной Лукрецию эпической поэзии. Лукреций в этом плане ориентировался на римского поэта Квинта Энния, который, как уже говорилось, пытался создать римский эпос, огромную поэму «Анналы», от которой сохранились лишь фрагменты, около 600 строк. В ней, подражая Гомеру, Энний использовал латинский дактилический гекзаметр. Стих и язык Энния подняты у Лукреция на новую, более высокую ступень. Он, в частности, воспроизводил взятый у Энния прием аллитерации.
ЛУКРЕЦИЙ В ВЕКАХ. Поэма Лукреция была исключительно популярна в Риме. На стенах Помпеи, как показали раскопки разрушенного землетрясением города, были начертаны отдельные строки из этого сочинения. Вергилий, имея в виду Лукреция, в поэме «Георгики» писал:
Счастлив тот, кто сумел вещей постигнуть причины,
Кто своею пятой попрал все страхи людские,
Неумолимый рок и жадного шум Ахеронта!
По словам Овидия, стихи Лукреция «погибнут тогда, когда погибнет весь мир». Вместе с другими римскими классиками автор поэмы «О природе вещей» приобрел широкую известность в эпоху Возрождения. В XVIII столетии он обрел горячих поклонников в лице французских философов-просветителей, таких, как Гельвеций, Гольбах, Дидро. В России в числе его ценителей были Ломоносов, Радищев, Герцен.
Ломоносов перевел полтора десятка строк из пятой части поэмы. Герцен, вообще горячий поклонник искусства античности, отдал дань восхищения поэме: «…Древний мир умел даже лучше нашего любить и ценить космос, великое все, природу…»
Когда после Великой Отечественной войны под эгидой Академии наук стала выходить широко известная ныне серия «Литературные памятники», отмеченная высоким научным филологическим уровнем, одной из первых ее книг стала поэма Лукреция «О природе вещей». Она была приурочена к отмечавшемуся в 1945 г. 2000-летию со дня смерти Лукреция. В предисловии к поэме тогдашний президент Академии наук академик С. И. Вавилов, выдающийся физик, писал: «Нет никакого сомнения, что великая идея атомизма проникала до Галилея, Ньютона и Ломоносова не посредством разбросанных фрагментов Демокрита и Эпикура, а через гекзаметры поэмы Лукреция».
Одна из примет словесного искусства XX столетия – становление научно-художественной литературы. Она раскрывает человеческий, гуманитарный аспект научных знаний, личность ученых, психологию творческого труда. Свидетельство тому книги К. Паустовского («Кара Бугаз»), Д. Данина («Неизбежность странного мира»), Д. Гранина («Зубр») и др. Отдаленным предтечей этого направления можно считать и поэму Лукреция.
Межпредметные связи
Материал первой части пособия может быть углублен и расширен в таких темах и разделах, как «Литература и фольклор», «Древнейшие формы народного сознания», «Календарные и семейно-бытовые обряды и народная поэзия», «Жанры фольклора» (в курсе «Устное народное творчество»); «Литературные жанры и роды», «Эпос», «Драма», «Лирика», «Комедия» (в курсе «Теория литературы»), «Происхождение театральных актов», «Эволюция комедии» (в курсе «История мирового театра»); «Ранние античные философы» (в курсе «История философии»); «Языковые стили», «Языковые средства», «Языковые средства ораторской и поэтической речи» (в курсе «Современный русский язык»); «Религия в Риме» (в курсе «История религий»), «Эпоха Республики в Риме (в курсах «Всемирная история»; «История Древнего Мира»).
Литература
Хрестоматия по античной литературе. В 2 т. М., 1949. Т. 2;
Полонская К. П., Поняева Л. П. Хрестоматия по ранней римской литературе. М., 1994.
Подосинов А. В. Введение в латинский язык и античную культуру. Ч. IV. Кн. I. Хрестоматия латинских текстов. М., 1999. С. 12–103; 112–116.
История римской литературы. В 2 т. М., 1959. Т. 1.
История римской литературы / Под ред. Н. Ф. Дератани. М., 1954. С. 21–41.
Немировский А. И. Идеология и культура раннего Рима. Воронеж, 1979.
Ошеров С. А. О первом литературном оформлении римской республиканской идеологии / Вестник древней истории. 1958. № 3.
Ошеров С. А. «Пуническая война» Гнея Невия // Вестник МГУ. 1958. № 1.
Покровский М. М. История римской литературы. М., 1942. С. 11–49.
Плавт. Комедии. В 3 т. М., 1977.
Варнеке Б. И. Наблюдения над древнеримской комедией. Казань, 1905.
Головня В. В. История античного театра. М., 1972. С. 292–326.
История римской литературы. В 2 т. М., 1959. Т. 1. С. 64–79.
История римской литературы / Под ред. Н. Ф. Дератани. М., 1954, С. 41–59.
Лосев А. Ф. Античная литература. М., 1997. С. 307–319.
Полонская К. П. Игра в комедиях Плавта // Античность и современность. М., 1972.
Полонская К. П. Некоторые особенности композиции комедий Плавта // Вопросы классической филологии. М., 1969. № 2.
Савельева Л. И. Приемы комического у Плавта. Казань, 1963.
Тронский М. Н. История античной литературы. М., 1988. С. 280–292.
Ярхо В. Н. У истоков европейской комедии. М., 1979.
Ярхо В. Н., Полонская К. П. Античная комедия. М., 1979. С. 60–80.
Теренций. Комедии. М., 1988.
Адельфы / Введ. и коммент. С. И. Соболевского. М., 1954.
Подосинов А. В. Указ. соч. С. 104–108.
Головня В. В. История античного театра. М., 1972. С. 329–347.
История римской литературы. В 2 т. М., 1959. Т. 1. С. 102–111.
Лосев А. Ф. Античная литература. М., 1997. С. 320–325.
История римской литературы / Под ред. Н. Ф. Дератани. М., 1954. С. 66–78.
Покровский М. М. История римской литературы. М., 1942. С. 67–78.
Савельева Л. И. Художественный метод П. Теренция. Афра. Казань, 1960.
Тронский И. М. История античной литературы. М., 1988. С. 295–301.
Античная литература. Рим. Хрестоматия. М., 1999. С. 166–258.
Саллюстий Гай Криспин. Заговор Катилины. Война с Югуртой. М., 1970.
Катон Марк Порций. Земледелие. М.-Л., 1950.
Катон М. П. Фрагменты речей. (В кн.: Трухина Политика и политики «Золотого века» Римской республики). М., 1981.
Полибий. Всеобщая история. Т. 1–3, СПб., 1995–1996.
Подосинов А. В. Указ. соч. С. 160–163; 182–186.
Егоров А. В. Политические взгляды Саллюстия / Проблемы отечественной и всеобщей истории. Вып. 5. Античный полис. Л., 1979.
Историки Рима. М., 1954.
История римской литературы. М., 1954. С. 120–128;
История всемирной литературы. В 9 т. М., 1983. Т. 1. С. 437–448.
История римской литературы. В 2 тт. Т. 1. М., 1959. С. 135–149; 154–160; 273–290.
Кузнецова Т. И., Стрельникова И. П. Ораторское искусство в древнем Риме. М., 1976.
Лосев А. Ф. Античная литература. М., 1997. С. 326–330.
Немировский А. И. Рождение Клио. У истоков исторической мысли. Воронеж, 1986. С. 144–181; 189–217.
Немировский А. И. Полибий как историк. – Вопросы истории, 1974. № 6.
Тронский И. М. История античной литературы. М., 1988. С. 305–314.
Цицерон. Речи. Т. 1–2. М., 1962; Избранные произведения / Вступит. ст. Г. Кнабе. М., 1975; Письма М. Т. Цицерона. 1949–1951. Т. 1–3; Эстетика. Трактаты. Речи. Письма / Сост. вст. ст. Г. Кнабе). М., 1994; О старости. О дружбе. Об обязанностях / Сер. Литр. памятники. М., 1993; О государстве. О законах. О старости. О дружбе. Об обязанностях. Речи. Письма. М., 1999.
Подосинов А. В. Указ. соч., С. 172–181.
Буассье Г. Цицерон и его друзья. СПб, 1993.
Гаспаров М. Л. Цицерон и античная риторика / Цицерон М. Т. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972.
Грималь П. Цицерон / Пер. с франц. М., 1991.
Очерки истории римской литературной критики. М., 1963. С. 56–96.
Стрельникова И. Л. Риторическая теория и ораторская практика. Цицерон // Кузнецова Т. И., Стрельникова И. П. Ораторское искусство в древнем Риме. М., 1976.
Утченко С. Л. Цицерон и его время. М., 1986.
Цицерон. 2000 лет со дня смерти. Сб. ст., М., 1959.
Цезарь Гай Юлий. Записки Юлия и его продолжателей о Галльской войне, о гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне. В 2 т. М., 1993.
Подосинов А. В. Указ. соч. С. 164–171.
Буассье Г. Оппозиция при Цезаре / Пер. с франц. СПб., 1993.
Гиленсон Б. Клеопатра: «Самая дивная из женщин» // Галерея знаменитых женщин. М., Олма-Пресс, 2001.
Дуров B. C. Юлий Цезарь. Человек и писатель. Л., 1991.
История римской литературы. М., 1959. Т. 1. С. 256–272.
Лосев А. Ф. Античная литература. М., 1997.
Моммзен Теодор. История Рима. М., 1941. Т. 1. С. 173–472.
Тронский И. М. История античной литературы. М., 1988. С. 325–327.
Утченко С. Л. Юлий Цезарь. М., 1984.
Катулл, Валерий. Книга стихотворений / Изд. подг. С. В. Шервинский, М. Л. Гаспаров. М., 1986.
Книга Катулла Веронского. М., 1991.
Избранная лирика. СПб., 1999.
Подосинов А. В. Указ. соч. С. 131–135.
Гаспаров М. Л. Катулл, или Изобретатель чувства // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995. С. 372–394.
Гиленсон Б. Лесбия: «И ненавижу, и люблю» // Галерея знаменитых женщин. М., Олма-Пресс, 2001.
История римской литературы. М., 1959. Т. 1–2. Т. 1. С. 321–340.
Пронин В. Катулл. М., 1996, ЖЗЛ.
Тронский И. М. История античной литературы. М., 1988. С. 337–345.
Шталь И В. Поэзия Гая Валерия Катулла. М., 1977.
Лукреций. О природе вещей. М., 1988.
Подосинов А. В. Указ. соч. С. 109–111.
Васильева Т. В. Философия и поэзия Лукреция как выражение единого мироощущения // Вестник МГУ. Филол. науки. 1969. № 4.
Васильева Т. В. Концепция природы у Лукреция // Вопросы философии. 1969. № 7.
Васильева Т. В. О жанре поэмы Лукреция // Проблемы античной культуры. Тбилиси, 1975.
Лосев А. Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. М., 1979. С. 268–301.
Покровская З. А. Античный философский эпос. М., 1979.
Тронский И. М. История античной литературы. М., 1988. С. 330–337.
Чистякова Н. А., Вулих Н. В. История античной литературы. Л., 1971. С. 311–316.