— Эх, Линиус, — беззлобно сказал Бунгус, — ту же ошибку сделали древние академики. И это привело их к падению, как ты хорошо знаешь.
— Знаю, но тогда думал, что я лучше, чем они. Я начинал видеть, где они ошибались. Я был убеждён, что, наученный их ошибками, смогу завершить эксперимент, начатый столетия назад. — Он помолчал. — Видишь ли, я ощущал лабораторию, как бы сросся с ней. Стоя у клавиатуры клапанов, я ощущал себя…
— Хозяином Творения, — презрительно процедил Бунгус.
Линиус повесил голову.
— Да, — просто сказал он. Он содрогнулся, обхватил себя руками и поднял взгляд к потолку. — Великое Небо, если бы я знал, что знаю теперь, я бы закрыл дверь и покинул лабораторию раз и навсегда. Но я не мог. Вплоть до последней ночи, когда я сделал, что должен был сделать давно: запечатал лабораторию.
Он повернулся к Марис и взял её за руки.
— Это потребовало много месяцев, но наконец я увидел ошибочность своего поведения. Сейчас это позади. Навсегда.
— Позади? — сказала Марис. — Но, отец, ты забыл? Квинт внизу и идёт к Древней Лаборатории.
— Ничего, — сказал Линиус. — Он не сможет попасть внутрь. У него ведь нет Большой Печати. Сделай одолжение, принеси её мне.
Протиснувшись сквозь узкую щель в скале, Квинт понял, что он почти на месте. На выступе скалы ещё висел кусок ткани. Квинт надеялся, что накидка Бунгуса, которая была на нём, прочнее. Квинт зашагал дальше, и вот он уже перед дверью в лабораторию.
— Наконец, — прошептал он, — я её нашёл.
Он прислонил кирку к стене, протянул руку и медленно погладил пальцами по рельефным изображениям на двери. Он гладил шерсть изображённых на ней существ, щекотал им уши. Его пальцы добежали до углубления в центре двери, глаза исследовали его. Он вспомнил, что случилось с профессором, когда тот в последний раз был здесь, его раны, взгляд, наполненный ужасом.
— Что за чудовище сидит за этой дверью? — Квинта передёрнуло. — Ещё не поздно повернуть назад. Ты можешь повернуться и уйти, — сказал он себе. — Никто не будет думать о тебе хуже. Никто не будет даже знать.
Но, говоря себе эти слова, Квинт знал, что он к ним не прислушается. Он будет знать, что он повернулся и ушёл. И он никогда не сможет простить себя за такую трусость, как бы долго он ни жил. Кроме того, было слишком поздно поворачивать назад. Было слишком поздно с того момента, как он помог разбитому профессору лечь в постель позапрошлой ночью, ослабляя его воротник и освобождая от тяжёлой цепи, висевшей на шее.
Квинт вытащил из кармана большой золотой медальон. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
Поднял Большую Печать, ввёл её в углубление и повернул налево… направо…
Раздался щелчок. Дверь открылась.
Глава шестнадцатая. Создание
— Нет? — Бледный и напряжённый Линиус откинулся на подушку. — Но она должна быть там! Посмотри хорошенько, дитя моё.
— Извини, отец, — сказала Марис. — Но ящик пуст.
— Не может быть. Я не мог этого допустить.
— Что с тобой? — вскрикнула Марис. Она испугалась. Её отец, такой хрупкий и маленький в огромной кровати, качал головой из стороны в сторону. — Ты вспомнил?
Линиус жалобно взглянул на неё:
— Я снял печать, я был слаб, в полузабытьи… Я дал ему печать и сказал, чтобы он положил её в этот ящик. Потом я рухнул в кровать. Мне и в голову не приходило, что он может…
Марис начала понимать.
— Квинт… — бормотал её отец. — Печать у Квинта.
— То есть ключ от Древней Лаборатории, — тихо сказал Бунгус. — Думаю, тебе надо поскорее закончить свою историю, Линиус.
Линиус слабо кивнул и прокашлялся:
— Я часто думал о том изображении на панели в Кабинете Чёрного Дерева, о том древнем учёном, стоявшем у рычагов, точно как я. Я вернулся в Кабинет и попытался прочитать текст, но он тоже был нещадно искорёжен. Из чего я заключил, что древние преуспели в изоляции глистера и оживлении его в своей лаборатории. Они достигли этого точным воссозданием условий Матери Штормов в истоках Реки. Опираясь на мой опыт работы в лаборатории и в Большой Библиотеке, я надеялся повторить их достижение.
— Линиус, Линиус. — Бунгус обратился к нему, как к маленькому ребёнку. — Ты не понял даже тогда? Ведь была причина того, что древние оставили лабораторию и уничтожили записи. Случилось что-то страшное, и они не хотели, чтобы катастрофа повторилась.
— Да, Бунгус, — вздохнул Линиус, — но, располагая мощью Древней Лаборатории, я просто не мог удержаться. В моем распоряжении была вся информация Большой Библиотеки. Я был убеждён, что у меня получится то, чего они не смогли. И у меня получилось, Бунгус. Сначала…
Бунгус покачал головой:
— Конечно, конечно. Теперь мне все становится ясным.
— Да? — сказала Марис. — Тогда, пожалуйста, объясни мне, Бунгус, а то я боюсь за отца.
— Древний учёный, изображённый на панели в кабинете, запечатлён в момент оживления глистера, — сказал Бунгус. — Что случилось далее, стёрто со страниц истории, но, думаю, я могу тебе рассказать.
— Что? — спросила Марис.
— Он создал это кроваво-красное чудище. Громадное, ужасное и, весьма вероятно, психически ненормальное. Он создал не ту жизнь, которую мы знаем, которая создаётся в истоках Реки, а извращённую, которая уничтожила своего создателя, а теперь рыскает по каменным сотам и поныне!
— Вот почему они закрыли лабораторию, — сказала Марис, похолодев при мысли об ужасном монстре.
— И заблокировали туннель, — добавил Бунгус. — Они надеялись, что глистер останется там навечно. Но они не учли, что скала всё время движется.
Марис умоляюще посмотрела на отца:
— Пожалуйста, отец, скажи мне, ведь ты не создал ещё одно такое чудовище?
— Нет, дитя моё. — Линиус дрожал. — Хотя я ощущал, посещая лабораторию, что что-то ужасное следит за мной в каменных сотах, прислушивается. Ощущение зловещего присутствия. О Марис, я считал себя умнее древних учёных! — Он попытался овладеть собой. — Видишь ли, они засосали глистера из лабиринта в трубу лаборатории, а затем, когда мимо Санктафракса проходила мощная электрическая буря, они использовали её энергию. Они направили на глистера полную энергию молнии. Это можно видеть на резной панели.
Линиус покачал головой и позволил себе улыбку раскаяния.
— Конечно, они сотворили монстра. Как могло быть иначе, если они подставили глистера такой неразборчивой силе! Но я, Линиус Паллитакс, величайший учёный в истории Санктафракса. — он горько усмехнулся, — я-то знал лучше! Когда я засосал глистера в трубу, я следил за небом. Я выбирал себе бурю тщательно, с педантичностью небоведа, и, когда она подошла, я был на платформе управления.
Вы бы это видели! — сказал он возбуждённо. — Я отвёл энергию бури через каждую ветвь Древней Лаборатории, фильтруя и концентрируя её, пока шар молнии, парящий в воздухе, не засветился ярче и ярче. Под ним, в закрытой трубе, находился глистер.
Я наблюдал, как электрический шар становился всё ярче, всё ослепительнее, наконец от него пошли широкие синие полоски света. Это был момент, которого я ждал. Я выпустил немного воздуха из корневой трубы, чтобы уравнять давление, и открыл клапан. С хлопком и шипением глистер вырвался из трубы. Он устремился к светящейся электрической сфере, проник внутрь и втянулся в центр пульсирующего шара молнии.
Линиус откинулся на подушку, глаза его неопределённо блуждали.
— Через мгновение я закрыл клапаны. Когда световой шар померк и исчез, моё сердце вздрогнуло. Там, в самом центре послесвечения, было… было моё создание.
Когда дверь древней подземной камеры открылась, Квинт увидел перед собой странное помещение со множеством труб, трубок и трубочек, соединяющих другие сосуды из стекла в запутанную систему. Он вошёл и потянул носом. Воздух был резкий, кислый. Квинт осторожно шагал вглубь помещения. Ему вдруг показалось, что он слышит тонкий жалобный голосок. Когда он остановился и прислушался, голос смолк.
— Игра моего воображения? — предположил он.
— Помогите!
На этот раз ошибки быть не могло.
— Пожалуйста, помогите!
Голос шёл сзади. Квинт обернулся. Скрючившись в тени стеклянных труб, на одной из них сидело большеглазое крошечное создание, мелко дрожа всем телом. Квинт почувствовал, что его охватывает жалость.
— Всё в порядке, — сказал он ободряюще.
Существо склонило голову набок и мигало большими скорбными глазами. Квинт подошёл ближе:
— Ну, маленький, как тебя зовут? Как ты сюда попал? — Хрупкое создание обмякло, его тельце сотрясали всхлипывания. Квинт с содроганием заметил на его спине зловещие красные рубцы. Он задохнулся от гнева. — Не бойся, маленький, тебя никто больше не тронет.
— Это была жизнь, — повествовал Линиус, — созданная вне истоков Реки.
— Как оно выглядело? — полюбопытствовала Марис.
— Выглядело?.. — Отчуждённость снова появилась в глазах Линиуса. — Оно выглядело… невинно. Да, невинно — так хрупко, непрочно. У него был мягкий пушистый мех и почти прозрачная кожа на лапах. Маленькие уши и большие, круглые, светящиеся разумом глаза. Я взял его в ладони, и оно схватилось за мой мизинец. О Марис, оно было таким нежным, ранимым. Я прижал его к груди и чувствовал, как бьётся его сердце. Несмотря на то, что я учёный, профессор, существо логическое… — он помолчал. — Оно было моим, я создал его, я не мог его не любить.
Помня обещание, данное ею отцу в начале разговора, Марис попыталась подавить неприятные ощущения боли и потери, сжимавшие её изнутри. Это было нелегко.
— Затем случилось нечто странное.
— Что? — Марис едва дышала.
— Я уронил его, — сказал Линиус. — Руки тряслись, а оно было таким лёгким и эфемерным, что просто проскользнуло сквозь пальцы. Я его сразу поймал, без всякого для него вреда, но в момент, когда я трепыхался, чтобы схватить его на лету, я ощутил острый укол страха. Когда я снова держал его в руках, я мог поклясться, что оно стало больше, чем было мгновение назад.