Я был уверен, что крылатые чудовища уже близко: их крики раздавались прямо над головой. Я не осмеливался обернуться. Буквально кинувшись на большой валун, я взобрался по внешней стороне, прорвал своим телом массу спутанных лиан наверху и скатился с другой стороны.
Не помню, как я пересек последний усеянный камнями участок. Когда сознание вернулось ко мне, я был далеко в лесу, но и не думал останавливаться. Жуткие вопли злобных рептилий все еще звучали у меня в ушах, но теперь они доносились откуда-то издали и справа.
Я не видел и не слышал никого из своих спутников. Решив, что их, должно быть, преследуют, как недавно струтиомима, я побежал в ту сторону, где слышались крики.
Это может показаться верхом безумия, но я находился теперь среди деревьев, а страх остаться в одиночестве в этом месте был куда сильнее моего страха перед птеродактилями.
Я бежал, пока не выбился из сил, и кричал до хрипоты, но по-прежнему нигде не видел и не слышал своих спутников. Исцарапанные и усталые ноги в конце концов отказались поддерживать вес моего тела, и я опустился на землю, задыхаясь и прислушиваясь к быстро удаляющимся крикам летающих ящеров. Страх сменился всепоглощающей усталостью; я заполз под низко свисавшие листья кустарника и приник к земле.
Несколько минут я пролежал так, прислушиваясь. Вдалеке разразился настоящий бедлам криков; к воплям птеродактилей присоединились другие вопли и рев, сливаясь в единый хаос звуков.
Видимо, вскоре после этого я заснул, так как больше ничего не помню. Я проснулся с острым чувством голода. Вокруг жужжали тысячи насекомых. Сперва я не мог понять, где нахожусь, но тотчас с тошнотворным ощущением опасности осознал это и выполз из своего убежища.
Каждое движение было медленным и болезненным, но через некоторое время мои мышцы расслабились и я вновь смог управлять своими руками и ногами.
Мне повезло: в безумном бегстве от птеродактилей я не получил никаких серьезных ран. Это было чудом — любая сломанная кость означала бы печальный конец моего приключения.
Я где-то потерял часы. Это меня огорчило, поскольку мне очень хотелось узнать, долго ли я спал. По моим расчетам, времени прошло немало: когда я спрятался под кустом, свет быстро тускнел, а теперь был ярким, как в те часы, когда мы впервые появились здесь. По-видимому, я проспал по крайней мере всю ночь. Сон пошел мне на пользу: измочаленные нервы восстановились, и я снова обрел способность рассуждать логически.
Голод соблазнил меня попробовать некоторые из росших вокруг в изобилии фруктов. Они оказались довольно вкусными, но поначалу я ел с осторожностью, опасаясь, что они могут причинить мне вред.
Поедая фрукты, я пытался решить, как действовать дальше. Прежде всего, я хотел найти своих спутников. Я надеялся, что они сумели спастись от ящеров. Но, вспоминая громкие крики, доносившиеся с той стороны, куда они предположительно бежали, я боялся худшего. Вопли птеродактилей могли привлечь внимание свирепых сухопутных хищников, и если так, шансов у невооруженных людей было мало.
Я не знал, где нахожусь, не мог даже понять, в какой стороне звучали последние дикие крики. В этих обстоятельствах самым логичным было бы вернуться к тому месту, где мы вошли в лес. Я мысленно перебирал мельком увиденные во время бегства картины, пытаясь наметить обратный путь. Я не собирался покидать лес, а решил двигаться вдоль его края в надежде заметить что-либо знакомое, что подсказало бы мне правильное направление.
Не стану докучать вам описанием моих многочасовых скитаний в лесу. Достаточно сказать, что я, похоже, окончательно заблудился. Мне становилось все хуже: мысли о еще одной ночи, которую мне придется провести в одиночестве в этом ужасном краю, вызывали у меня нечто близкое к паническому страху.
Во многих местах я натыкался на хорошо протоптанные гигантскими динозаврами тропы; об этих ящерах мне поведали отдельные четко очерченные следы. Я видел отпечатки трехпалых и пятипалых лап, но все они неизменно заканчивались длинными жестокими когтями. Попадались и глубокие канавки, оставленные на мягкой земле длинными тяжелыми хвостами. До тех пор то были единственные признаки жизни, встречавшиеся мне по пути.
Сперва я держался подальше от подобных тропинок, не имея никакого желания встречаться с монстрами. Однако, не видя поблизости ни одного из них, я в конце концов выбрал узкую тропку и двинулся по ней в надежде выбраться из леса. Попробовать стоило, в любом случае, ибо я был близок к отчаянию.
Я шел по тропинке около получаса со всей осторожностью, готовый броситься в подлесок или взобраться на дерево при первом же признаке опасности. Затем я заметил, что свет вновь начинает тускнеть. В отчаянии я издал долгий, громкий крик, отозвавшийся эхом в лесу. Мой крик спугнул странную птицу, вылетевшую с протестующими воплями из своего укрытия.
Я не успел внимательно разглядеть ее, но был уверен, что видел живого археоптерикса, первую известную птицу. У нее был длинный хвост рептилии с перьями по бокам, и мне показалось, что в ее открытом клюве блеснули длинные острые зубы. Больше я ничего не разглядел.
На мой призыв ответили не друзья, а враги. Неподалеку раздался крик, заставивший кровь буквально застыть в моих жилах, а за высокими кустами, росшими в той же стороне, послышалось низкое мычание, сопровождавшееся треском веток и шумом разрывающихся лиан.
Я мгновенно очутился на ближайшем дереве и не останавливался, пока не добрался до самых высоких ветвей. Здесь я замер, дрожа и поглядывая сквозь листву.
На холме, почти прямо впереди, стояло массивное и туповатое на вид существо, похожее на носорога. Из его головы горизонтально выдавались рога — два подлиннее над глазами и более короткий над окостеневшим клювоподобным рылом. Затылок и шею существа защищал костяной гребень, напоминавший шлем; эта броня, видимо, служила противовесом голове и челюстям. В целом тварь выглядела весьма свирепой. Очевидно, животное спало в кустах, проснулось от моего крика и вышло на разведку.
Я сразу узнал этого зверя. Ученые назвали его трицератопсом. Как предполагалось, он был травоядным — но в эту минуту в нем не было ни капли кротости. Мутные, налитые кровью глаза с жестоким выражением глядели из-под острых длинных рогов, высматривая виновника раздражения, и я мог только порадоваться тому, что мой крик заставил трицератопса покинуть лежбище, прежде чем я подошел ближе.
Пока я рассматривал трицератопса, страшные крики, услышанные мной ранее, звучали все громче. Неведомый ящер то и дело оглашал своими воплями весь лес, бросая вызов всем и каждому. Я не сводил глаз с того места, где он должен был появиться. Что это за существо? Вскоре я получил ответ. С хриплым криком, при звуке которого я едва не свалился в ужасе с дерева, на прогалине показался Царь Рептилий, чудовищный тираннозавр! Ростом не менее чем в двадцать футов, он передвигался на мощных задних ногах и достигал сорока футов в длину от головы до кончика длинного сильного хвоста; хвост этот он держал в воздухе, как балансир, и был действительно способен вселить ужас в самое мужественное сердце.
Я ожидал, что трицератопс поспешно ретируется — но я ошибся. Он приник к земле, закинул голову, надежно защищая костяным воротником шею и плечи, и направил длинные рога прямо на противника. Низкое ворчливое мычание раздавалось теперь непрерывно, длинный мощный хвост мотался из стороны в сторону, разбрасывая мелкие ветки, пыль и камни. Было ясно, что хвост трицератопса представлял собой грозное оружие.
Тираннозавр сперва быстро рванулся к нему, покрывая пятнадцать футов с каждым шагом. Но, приблизившись, он повел себя осторожнее — вероятно, осознав, что чересчур поспешная атака может привести к катастрофическим последствиям. Некоторое время существа мерили друг друга глазами. Тираннозавр начал медленно обходить трицератопса, стараясь избегать взлетающего хвоста. Трицератопс чуть отступил под защиту растительности, обезопасив себя от атаки ящера с фланга, тогда как мощный хвост исключал нападение сзади.
Эти маневры продолжались всего лишь несколько секунд. Тираннозавр быстро задвигался; он бросался на трицератопса, наносил ему рану и отпрыгивал назад, уклоняясь от острых рогов. В воздухе гремели ужасные крики. Наконец, тираннозавр оказался на спине трицератопса и прижал его к земле.
По всей видимости, трицератопс впал в панику и решил сбросить врага. Сведя ноги, он начал поднимать свое неуклюжее тело. Несмотря на солидный вес более крупной рептилии, его усилия могли бы увенчаться успехом — но, пытаясь подняться, трицератопс чуть наклонил огромную голову. Возможно, это движение было естественным, или же маленький мозг, весь поглощенный мускулами ног, позабыл о мускулах шеи; как бы то ни было, тираннозавр только этого и ждал. Едва громадная голова опустилась, как его сильные челюсти проникли под костяной воротник, приподнимая броню и проталкиваясь все дальше, пока жестокие зубы не обеспечили себе прочный захват, погружаясь все глубже в шею трицератопса прямо за головой.
Битва близилась к концу. Тираннозавр позволил себе опуститься на землю, не разжимая челюстей. Трицератопс мычал от боли, бился и брыкался, но все было напрасно — с каждым движением острые зубы все глубже погружались в его тело. В последнем усилии тираннозавр плотнее сжал челюсти, до меня донесся скрежет — зубы прокусили позвоночник. Могучий трицератопс осел на землю и больше не поднимался.
Победитель также был изранен. Он долго лежал рядом с телом поверженного врага, оправляясь от битвы. Я начал уже думать, что и он был на пороге смерти, но вот громадная голова поднялась, и тираннозавр мощным прыжком вскочил на ноги.
Кровь текла из глубоких длинных ран на его груди и брюхе, стекая потоками по чешуйчатым ногам. Одна из передних лап была буквально вырвана из сустава и висела на нескольких волокнах плоти, сильный хвост бесполезно и вяло волочился по земле — как видно, был перебит по крайней мере один из позвонков. Гигантская рептилия ошеломленно пошатывалась, пытаясь прийти в себя. Внезапно огромные челюсти разжались, и лес огласил долгий, ужасающий крик. Затаив дыхание, я услышал, как вдалеке с нескольких сторон прозвучали ответные крики. Ящер, не обращая на них внимания, повернулся, нырнул в лес и почти мгновенно исчез из виду среди деревьев.