го Христа». Этим они и отличаются от произведений нерусских писателей. ««Русский Христос» – это учение Христа, такое, каким в течение своего 900-летнего христианства воспринял его русский народ». Однако то, что собой представляет «Русское Христианство» – это разговор, конечно, особый и сложный.
Ф.М. Достоевский
Очевидно лишь то, что пережили мы и подъем, и спад христианской веры. Мы мыслили, как говорил старец Зосима, устроить мир на справедливых началах, но залили Русь, увы, не святую – кровью (оттого и залили, что не святая). Искоренив одно зло и исправив одни несовершенства, мы породили другие, возможно, еще более страшные. Тем не менее идеи Христа не погибли, но возродились – на некой новой, демократической основе. Вспомним, что тот же Достоевский в «Дневнике писателя» (май 1876 г.) выражал надежду, что у нас временные невзгоды демоса непременно улучшатся под неустанным и беспрерывным влиянием впредь таких огромных начал (ибо иначе и сказать о них нельзя), как всеобщее демократическое настроение и всеобщее согласие на то русских людей, «начиная с самого верху». В 1861 г. в журнале «Время» Достоевский писал, что основное стремление русских людей есть «всеобщее духовное примирение», и что русская идея ввиду широты характера и глубины ума нашего народа станет со временем синтезом всех тех идей, которые Европа так долго и с таким упорством вырабатывала в отдельных своих национальностях. Эти же идеи, еще задолго до Достоевского, высказывали В. Одоевский, Белинский, И. Киреевский, Шевырев и другие. Поэтому Христос и пришел в Россию и остался в ней навсегда как в избранной и обетованной земле! Вл. Соловьев во «Второй речи», говоря о Ф. Достоевском, сказал (1882): «Поэтому Достоевский, говоря о России, не мог иметь в виду национального обособления. Напротив, все назначение русского народа он полагал в служении истинному христианству, в нем же нет ни эллина, ни иудея. Правда, он считал Россию избранным народом Божиим, но избранным не для соперничества с другими народами и не для господства и первенства над ними, а для свободного служения всем народам и для осуществления, в братском союзе с ними, истинного всечеловечества или вселенской Церкви. Достоевский никогда не идеализировал народ и не поклонялся ему как кумиру. Он верил в Россию и предсказывал ей великое будущее, но главным задатком этого будущего была в его глазах именно слабость национального эгоизма и исключительности в русском народе». Мы привели эти слова для того, чтобы, сопоставив рядом портреты двух народов, и даже вовсе не народов, а простых людей и правящих экономических элит (среди евреев, русских и проч.), любой честный человек сказал бы: «Перед нами несомненно явные антагонисты!»
Слеза ребенка
Вл. Соловьев считал, что в глубине души Русский народ носит «образ Христов»! Но что толку в этом образе, если власть и мир руководствуются совершенно иными канонами в земной политике. Для наших недругов православная религия – это беда России (Познер и K°), для других православие – божественное откровение, единственная надежда на спасение России. Большая часть народа России (не обязательно православного и воцерковленного) понимает огромное значение православия не только как веры отцов, но и как духовного и нравственного условия возрождения. Поэтому выражает глубокое возмущение действиями тех, кто измывается над святынями и верой отцов. Однако всем ясно и то, что наше общество в России строится не на Христовых заповедях и принципах, не на правде и справедливости. Что уж тут говорить о какой-то слезе ребенка. Слезы эти льются потоками. Они подобно волнам вселенского потопа скоро захлестнут и затопят Русь. Власть слепа – и не хочет этого видеть!
Передача патриарху Московскому Казанской иконы Божией Матери
Вера необходима народу… Но такая вера, которая идет с правдой и мечом, укрепляя силы и вдохновляя народ на борьбу со своими угнетателями. В этом плане можно поучиться даже у Израиля. Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир сказал в «Руси Державной»: «В Государстве Израиль, этом любимце западных демократий, религией иудаизма пронизано всё – и государственная идеология, и школа, и телевидение, и пресса, и армия. Таким уважением к народной вере можно только восхищаться. А (вот) тысячелетнему русскому Православию ничего подобного нельзя?! Что же, русские – низшая раса?» Конечно же, низшая раса, раз вы не можете доказать силой право на жизнь в собственной стране. Церковь должна с властью говорить другим, строгим языком. Тогда власть, возможно, начнет ее бояться и зауважает. Мы же все охотнее изъявляем готовность «считать себя православными», нежели жить по Христовым заповедям. Кто же спорит: куда легче изобразить образ церкви Иоанна Предтечи на тысячерублевой купюре и поклоняться ей, нежели стать Иоанном, живя праведной жизнью. Воистину прав был Иоанн Златоуст: «Богу нужны не золотые сосуды, а золотые души».
При грозном имени Христа,
Дрожа от ужаса и страха,
Монах раскрыл свои уста —
И превратился в тень монаха…
Ю. Кузнецов
Будем откровенны, живи сегодня Достоевский, думаю, он вновь бы в черновых набросках к «Братьям Карамазовым» написал: «Я бы желал совершенно уничтожить идею Бога». Но при этом добавил бы: того Бога, который что-то слишком долго медлит, мирясь с христопродавцами, грабителями и убийцами нашего народа. Исследователь «Русской Правды» Юшков писал, что христианская, а с 1054 г. уже и православная, церковь стала идеологическим ведомством феодального государства, которое очень устраивает христианский принцип «нести власть аще не от Бога». Вот и сегодня часто неправедная власть даже глубоко благодарна церкви за то, что та внушает людям мысль о якобы ее божественном характере. Но от такой власти и веры отвернутся люди. Небу угодно, чтобы Закон Правды в России в наши времена явился в суровом обличье. Полагаю, что эта «воля небес» исторически неизбежна и политически оправдана! Если народ хочет оставаться хозяином в доме, а не быть рабом или лакеем еврея или русского кровососа, он обязан любым способом защитить будущее нации! Он должен явить из своих рядов Спасителя народа, который опрокинет и раздавит гадину! И явиться этот Христос должен не с бичом, а с огненным мечом, который уничтожает зло.
Глава 4ДРЕВНЯЯ ИНДИЯ: ЕЕ ОБРАЗЫ И КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ
Бремя прошлого, бремя заключенного в нем хорошего и плохого давит, а иногда просто душит. В особенности это относится к тем из нас, кто принадлежит к таким древнейшим цивилизациям, как индийская и китайская. Как сказал Ницше: «Не только мудрость веков, но и их безумие вспыхивает в нас. Быть наследником – это опасно». В чем состоит мое наследие? Наследником чего я являюсь? Наследником всего, что человечество достигло за десятки тысячелетий, всего, о чем оно помышляло, что оно чувствовало, от чего страдало и чему радовалось, кликов его торжества и горьких мук поражения, этого удивительного подвига человечества, который начался так давно и все еще длится, маня нас за собой. Вместе со всеми людьми я являюсь наследником всего этого и многого другого. Но мы, индийцы, являемся обладателями еще одного особого наследия, не являющегося исключительно нашим достоянием, ибо таких наследий нет, а все они составляют общее достояние всего человечества, но такого, которое имеет к нам все же наибольшее отношение, чего-то, что есть в нашей плоти и крови и что сделало нас такими, какие мы есть и какими можем быть…
Социальное устройство и культура Древней Индии
К Индии у нас, русских, отношение совершенно особое – как к возлюбленной. Видимо, примерно так относятся индусы к своей Лакшми, супруге Вишну. В индийской мифологии она является богиней счастья, богатства и красоты. Всякий раз, когда мы думаем об Индии, в нашем сознании возникает некий «добрый знак», образ «счастья» или «красоты». Ведь не случайно и бог любви Кама-дева считается ее сыном, а иногда Лакшми отождествляют и с Сарасвати, богиней мудрости. Кроме многих прочих ее достоинств, есть в Индии некая тайна, особое волшебство. Это – сказочность, без которой русский вообще не мыслит красивой и яркой жизни. Одним словом, как скажет Рерих, русские сердца притягивает великий индийский магнит. Что ранее знали о жизни индусов? Для римлян и греков Индия всегда была загадкой. Европейцам, в лице Геродота, она представлялась одной из окраин ойкумены, самой крайней страной на Востоке, что волею судьбы наделена редчайшими и драгоценными дарами природы. Ее воспринимали как сказочный мир, расположенный на окраине земли, где обитают какие-то удивительные звери и странные люди. Индийцы, отмечал Геродот, – это самый многочисленный народ из всех известных азиатских народов у восхода солнца. О них у европейцев есть «по крайней мере определенные сведения». Сведения его, прямо скажем, полны были всяческих небылиц, начиная с того, что те поедают трупы, и до открытого, на виду, полового сожительства, «как у скота». В Индии есть и «несметное количество золота, добываемого из земли, частью приносимого реками или похищаемого описанным мною способом». Поэтому на индусов налагается и большая дань: подать должны платить самую большую сравнительно с другими, «именно 360 талантов золотого песку. Это двадцатый округ (сатрапия)». Видимо, эти слухи и толкнули Александра в Индию. О походе его повествуют романы и сказания («Роман об Александре» и «Сказания об Индийском царстве»). Записки о походе с описаниями Индии, ее географии и климате, оставили флотоводец Александра Неарх и его сподвижники – Онесикрит, Аристобул, Птолемей и др. Еще важнее сведения Мегасфена, посла Селевка Никатора при дворе Чандрагупты, основателя царства Маурья. Он посетил не только Пенджаб, но и ряд областей по Гангу, и жил некоторое время в столице общеиндийской державы Паталиптуре (конец IV – начало III в. до н. э.). Об Индии писали Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» (I в. до н. э.) и Флавий Арриан, известный писатель II в. н. э., давший подробное описание страны и ее народов в сочинении, примыкающем к его главному труду – «Походу Александра». Его очерк о стране написан весьма живо и содержит немало интересных сведений о стране и народах, тут обитающих. Так, со ссылкой на Мегасфена, он сообщает, что в Индии насчитывается 118 народностей. Арриан соглашается, что племен тут множество, но точную цифру назвать невозможно, так как ее никто не знает. Земля та велика, а племена между собой нередко даже и не общаются.