Далек был путь к Океану по берегу Ливии, куда Геракл добрался на корабле. Но, по крайней мере, не надо было спрашивать дорогу. Ее каждодневно показывала солнечная колесница Гелиоса. И было достаточно не терять из виду места, где она опускается в Океан. Никто не пытался преградить Гераклу путь к его цели, кроме сына Земли великана Антея[255]. Он был непобедим, пока прикасался ступнями к плодоносящему телу своей матери. Геракл поднял Антея в воздух и задушил.
Бросив великана гнить на его земле, Геракл побрел берегом, изобиловавшим дикими животными и змеями. Истребив многих из них, он сделал возможным занятие в этих местах земледелием, разведение винограда, маслин, плодовых деревьев.
Достигнув места, где Ливия, сходясь с Европой, образовывала узкий пролив, Геракл водрузил на обоих его берегах по гигантскому столпу, то ли для того, чтобы порадовать Гелиоса, завершающего свой дневной труд, то ли чтобы оставить о себе память в веках. И действительно, даже после того, как столпы обрушились в устье Океана под собственной ли тяжестью или от коварства Геры, место, где они стояли, продолжало называться Столпами Геракла.
Гелиос, благодарный Гераклу за оказанный почет, помог ему переправиться на остров Эрифию, которого еще не касалась нога смертного. На широком лугу Геракл увидел тучных коров, охраняемых Орфом, огромным двухголовым псом.
При приближении Геракла пес злобно залаял и кинулся на героя. Пришлось уложить зверя палицей. Лай разбудил великана-пастуха, дремавшего на берегу. Схватка была недолгой, и Геракл погнал коров к месту, где стоял наготове золотой челн Гелиоса. При посадке коровы замычали, да так громко, что проснулся Герион и предстал перед героем во всем своем устрашающем облике. Был он огромного роста, с тремя туловищами, тремя головами и шестью ногами. Он бросил в Геракла сразу три копья, но промахнулся. Герой послал не дающую промаха стрелу и пронзил ею глаз одной из голов Гериона. Взвыл великан от боли и кинулся на Геракла, бешено размахивая руками.
Не совладать бы Гераклу с Герионом, если бы не помощь Афины Паллады. Богиня укрепила его силы, и он несколькими ударами палицы уложил чудовище наповал.
Перевозя коров Гериона через бурные воды Океана, Геракл оказался в Иберии, на южной оконечности Европы. Отпустив коров пастись, он впервые за долгое время прилег на землю, положив голову на палицу, свою бессменную подругу.
Пробудившись от первых лучей Гелиоса, успевшего обернуться за ночь, Геракл не мешкая погнал стадо. Эврисфей, ослепленный злобой, не подумал, что кроме моря есть в Арголиду долгий, но вполне пригодный путь сушей – по побережью Иберии, Лигурии, Галлии, Тиррении[256]. Тогда еще по берегам этих земель не было греческих колоний. На их местах жили малознакомые ахейцам и другим древним обитателям Балканского полуострова народы с чуждо звучащими именами – иберы, лигуры (греч. «лигустины»), кельты, латиняне. Только ойнотры и сикулы были знакомы ахейцам, так как с этими варварами они торговали, и нередко в Аргосе и Микенах можно было встретить рабыню, называвшую себя сикулкой.
В Лигурии на стадо коров напали два разбойника, сыновья Посейдона Алебион и Деркин. Геракл их убил. На том месте, где через пятьсот лет возникнет город Рим, Гераклу пришлось сразиться с разбойником Каком, который похитил одну из коров Гериона[257]. Позднее здесь, на берегу Тибра, был воздвигнут алтарь: богу Гераклу приносились жертвы.
На юге полуострова из стада вырвалась одна корова и, переплыв узкий пролив, оказалась на острове Тринакрии[258]. Пришлось последовать за беглянкой. Корову увел местный царь Эрикс, вызвавший героя на бой. Сжал Геракл Эрикса в своих объятиях, и тот испустил дух. Здесь же Геракл сразился и с другими местными силачами и всех их одолел[259].
Вернувшись в Тиррению вместе с четвероногой беглянкой, Геракл ввел ее в стадо и продолжил путь, огибая Ионийское море. Когда было недалеко до Фракии, Гера напоследок наслала на коров безумие, и они разбежались во все стороны. Если раньше герой отыскивал одну корову, то теперь приходилось догонять каждую. Большая часть животных оказалась во Фракии, недалеко от тех мест, где Геракл имел дело с конями-людоедами.
Переловив и усмирив беглянок, Геракл провел их через весь полуостров в Арголиду.
Эврисфей, принимая коров, сделал вид, что радуется им. Вскоре он принес животных в жертву волоокой Гере, надеясь с ее помощью доконать этого на редкость живучего человека.
Золотые яблоки Гесперид
На западной оконечности земли, у Океана, где День сходился с Ночью, обитали прекрасноголосые нимфы Геспериды. Их божественное пение слышали лишь Атлант, державший на плечах небесный свод, да души мертвых, печально сходившие в подземный мир. Гуляли нимфы в чудесном саду, подаренном Геей Гере в день ее свадьбы[260]. Украшением сада была яблоня, склонявшая долу золотые плоды, не доступные душам, сходившим в аид. Вот это дерево с его яблоками охраняли дочери Ночи Геспериды[261]. Их было трое – Эгла (Блестящая), Эрифия (Красная) и Гесперетуза (Западная). Они никогда не смыкали глаз, обращенных к плодам вечной юности и бессмертия. И никто не мог сорвать этих плодов, кроме Атланта, но если бы ему захотелось это сделать, он был бы раздавлен небесным сводом, лежащим на его плечах.
Со шкурой, наброшенной на спину, и дубиной в руке бодро шагал Геракл в страну Заката. Новое задание Эврисфея – принести яблоки Гесперид его не пугало. Он уже привык к тому, что от него требуют невозможного.
Долго шел Геракл, пока достиг места, где на Атланте, как на гигантской опоре, сходились небо и земля. С ужасом смотрел он на титана, державшего невероятную тяжесть.
– Кто ты? – спросил титан приглушенным голосом.
– Я – Геракл, – отозвался герой. – Мне велено принести три золотых яблока из сада Гесперид. Я слышал, что сорвать эти яблоки можешь ты один.
В глазах Атланта мелькнула радость. Он задумал что-то недоброе.
– Мне не дотянуться до дерева, – проговорил Атлант, – да и руки у меня, как видишь, заняты. Вот если ты подержишь мою ношу, я охотно выполню твою просьбу.
– Согласен, – ответил Геракл и встал рядом с титаном, который был выше его на много голов.
Атлант опустился, и на плечи Геракла легла чудовищная тяжесть. Пот покрыл лоб и все тело. Ноги ушли по лодыжку в утоптанную Атлантом землю. Время, понадобившееся великану для того, чтобы достать яблоки, показалось герою вечностью. Но не спешил забирать назад свою ношу Атлант.
– Хочешь, я сам отнесу драгоценные яблоки в Микены, – предложил он Гераклу.
Простодушный герой чуть было не согласился, боясь обидеть отказом оказавшего ему услугу титана, да вовремя вмешалась Афина – это она научила его отвечать хитростью на хитрость. Притворившись обрадованным предложению Атланта, Геракл немедленно согласился, но попросил титана подержать свод, пока он сделает себе на плечи подкладку.
Как только обманутый притворной радостью Геракла Атлант взвалил на свои натруженные плечи привычную ношу, герой немедленно поднял палицу и лук и, не обращая внимания на возмущенные вопли и проклятия Атланта, отправился в обратный путь.
Эврисфей не взял яблок Гесперид, добытых Гераклом с таким трудом. Ведь ему нужны были не яблоки, а гибель героя. Геракл передал яблоки Афине, а та возвратила их Гесперидам[262].
На этом не окончилась служба Геракла Эврисфею, его ждало еще одно, самое опасное испытание.
Кербер
Не оставалось более на земле чудовищ. Всех истребил Геракл. Но под землей, охраняя владения Аида, обитал чудовищный трехглавый пес Кербер[263]. Его-то и приказал Эврисфей доставить к стенам Микен.
Пришлось Гераклу надеть панцирь и спуститься в царство, откуда нет возврата[264]. Все в нем внушало ужас. Сам же Кербер был так могуч и страшен, что от одного его вида леденило в жилах кровь. Кроме трех отвратительных голов пес имел хвост в виде огромной змеи с разверстой пастью. Змеи извивались у него также на шее. И такого пса надо было не только одолеть, но и живым вывести из подземного мира. Дать на это согласие могли лишь владыки царства мертвых Аид и Персефона.
Пришлось Гераклу предстать перед их очами. У Аида они были черны как уголь, образующийся на месте сожжения останков умерших, у Персефоны – светло-голубые, как васильки на пашне. Но в тех и других можно было прочитать неподдельное удивление: что здесь надо этому наглецу, нарушившему законы естества и живым спустившемуся в их мрачный мир?
Почтительно склонившись, Геракл сказал:
– Не гневайтесь, могущественные владыки, если моя просьба покажется вам дерзкой! Надо мною довлеет враждебная моему желанию воля Эврисфея. Это он поручил мне доставить ему вашего верного и доблестного стража Кербера.
Лицо Аида недовольно вытянулось.
– Мало того, что ты сам явился сюда живым, ты вознамерился показать живущим того, кого могут видеть одни мертвые.
– Прости мое любопытство, – вмешалась Персефона, – но мне хотелось бы знать, как ты мыслишь свой подвиг. Ведь Кербер еще никому не давался в руки.
– Не знаю, – честно признался Геракл, – но позволь мне с ним сразиться.
– Ха! Ха! – расхохотался Аид так громко, что затряслись своды подземного мира. – Попробуй! Но только сражайся на равных, не применяя оружия.
По пути к воротам аида к Гераклу приблизилась одна из теней и обратилась с просьбой.
– Великий герой, – проговорила тень, – тебе суждено увидеть свет Гелиоса. Не согласишься ли ты выполнить мой долг? У меня осталась сестра Деянира, которую я не успел выдать замуж.