— Отец, — ответил мальчик, — сейчас я ни в чем не нуждаюсь, но мало ли что может случиться! Я должен быть уверен, что всегда смогу заработать себе на жизнь.
— Но где ты слышал, чтобы порядочные люди занимались трудом, позорящим человека?
— Как где слышал? Самый знаменитый из мудрецов нашего времени — Гиппий из Элиды гордился тем, что все то, что на нем, сделано его собственными руками: он сам вырезал камень на перстне, так как он искусный резчик; сам стачал сандалии, так как он искусный сапожник; сам соткал материю на плащ, так как он искусный ткач. Я хочу быть таким, как Гиппий, и научиться все делать сам.
Старик действительно слышал, что Гиппия уважают не только в Афинах, но и в Спарте, и, не зная, что возразить мальчику, сказал:
— Не быть тому, чтобы сын Андокида занимался рабским делом! Если так будет продолжаться, я объявлю, что ты мне больше не сын, и лишу тебя наследства!
Когда Антифонт достиг восемнадцати лет, он поступил в эфебы[33] для подготовки к будущей военной службе. Мальчик сразу же обратил внимание командиров исключительной выносливостью, силой, ловкостью, точностью прицела в стрельбе из лука. Услышав об этом, Андокид — человек старого закала, считавший, что самая высокая доблесть аристократа — военное дело, чрезвычайно обрадовался. Окончание эфебии он решил, по обычаю, отпраздновать пышным пиром и цепным подарком юноше.
Вернувшись домой с военной службы, Антифонт узнал, что его брат Леагор собирается продать своему товарищу недавно купленную Андокидом рабыню Тиру, которая уже давно нравилась Антифонту за кротость права. Антифонт пожалел Тиру, и, когда отец, по обычаю, спросил его во время пира, какой подарок был бы ему всего приятнее, сын совершенно неожиданно для отца попросил подарить ему Тиру. Отца очень огорчила эта просьба. Он думал, что его храбрый сын попросит, как это было принято, ценное оружие; но, следуя обычаю, Андокид исполнил просьбу сына.
Через некоторое время старику Андокиду сообщили о новом проступке Антифонта: подаренную ему рабыню он отпустил на волю, а затем женился на ней, отказавшись от невесты, которую сватал за него отец. Андокид пришел в ярость, зато Леагор, старший брат Антифонта, обрадовался. Он хотел один получить после смерти отца все родовое имущество. Леагор подговаривал отца отречься от Антифонта, и старик пошел на это.
У Антифонта был только один путь отстоять свои права — доказать судьям, что отец выжил из ума и что, отрекаясь от младшего сына, он разоряет родовое имущество. Доказать это было нетрудно: о слабоумии старика знал весь город, на суде выступили и врач, лечивший старика, и его управляющий, и приказчики, и члены рода; эти же сородичи показали, что Леагор — злостный расточитель и губит родовое имущество. Но Леагор нанял за огромные деньги известного болтуна Кефисодема, постоянно торчавшего в суде: тот заранее написал для старика речь. Андокид выучил ее и вместо того, чтобы опровергать то, что говорил Антифонт, произнес эту речь, в которой в ярких красках рассказывал о поведении сына: юноша проводит время в обществе грязных рабов, занимается рабским ремеслом, женат на бывшей рабыне, не верит в богов, считает, что свободные и рабы равны, и подговаривает рабов к бунту против хозяев. Все это возмутило судей, они отказали в иске Антифонту и признали его отца здоровым человеком.
Это дало право Андокиду выступить в народном собрании перед всеми гражданами с торжественным заявлением о том, что он отрекается от сына и лишает его наследства. Общественный глашатай громко повторил его слова. По афинским законам сын, проклятый отцом, лишался права посещать народное собрание и служить в войске.
Антифонт остался с женой без средств к существованию. В это время началась война со Спартой, но в армию его не взяли, как «отреченного». Первое время Антифонт бедствовал, но изученное ремесло спасло его от голодной смерти. Кроме того, судебный процесс, в котором он участвовал, сделал его известным. Сначала метеки и отпущенные на волю рабы, а затем и свободные граждане стали обращаться к нему за помощью и советами. Вскоре он стал давать «уроки мудрости». Люди старых взглядов, презиравшие рабов и считавшие всякую работу за плату унизительной для свободного человека, ненавидели его, как «разрушителя общества». Но Антифонт понимал, что правда на его стороне. Он решил написать книгу и изложить в ней все то, что пережил и передумал. Свою книгу Антифонт назвал «Правда». Он объяснял свое понимание справедливости — не обижать других, но и не допускать, чтобы другие тебя обижали. Он убедился, что суд решает дела в пользу богатых и сильных, а слабые и бедные всегда проигрывают дело в суде. Поэтому, писал Антифонт, участвовать в таком суде несправедливо: честный человек не должен быть в таком суде ни судьей, ни обвинителем, ни свидетелем.
Но особенно резко выступал Антифонт против рабства. Он писал:
«Мы делим людей на варваров и греков, на знатных и простых; знатных мы уважаем, простой народ презираем. Но при этом мы сами поступаем как варвары, так как нигде не презирают так простой народ, как у варваров: вот, например, египтяне считают только египтян людьми, а всех прочих людей варварами, в том числе и греков. А в действительности между людьми нет никакой разницы: все рождаются голыми, все дышат воздухом, едят руками».
У греков отец имел полную власть в семье. Дети должны были исполнять любую волю отца. Отец, например, мог женить сына или выдать замуж дочь, не считаясь с их волей, а за непослушание объявить о своем отказе от сына, и тогда сын лишался наследства и важнейших гражданских прав. Антифонт испытал это на себе. В своей книге он заявляет, что сын не должен слушать отца, если отец был несправедлив к сыну. В этой же книге Антифонт писал о природе, впервые познакомив афинян с учением знаменитого философа Демокрита из Абдер, который учил, что богов нет, а все происходит по законам природы.
Книга Антифонта вызвала ярость и возмущение богатых рабовладельцев. Его поносили философы, авторы комедий высмеивали Антифонта в пьесах. Но это не остановило Антифонта, и он бесстрашно продолжал свою деятельность.
После смерти Антифонта враги его постарались уничтожить самую память о нем. Сочинение Антифонта было забыто, мало кто читал его или переписывал.
Прошло две с половиной тысячи лет. Никто не мог подумать, что в Греции, все хозяйство которой было построено на тяжелом труде рабов, были люди, открыто выступавшие против рабства и считавшие рабов такими же людьми, как и свободных. Но в начале XX в. при раскопках в египетском городе Оксиринхе, в верхнем течении Нила, был найден в мусорной яме обрывок сочинения Антифонта «Правда» и стало известно, что думал и за что боролся замечательный мыслитель древности Антифонт. Но, конечно, таких людей в то время было очень мало, а если они и были, то их преследовали так же, как и Антифонта.
Афинский раб(С. Я. Лурье)
Вот уже три года, как лидиец Леодавл, отправившийся на корабле по торговым делам на остров Самос, пропал без вести. Три года семья его, жившая в Сардах, главном городе Лидии, ничего не слыхала о нем. Думали, что он утонул в море. Но затем прибыл плывший на этом же корабле греческий купец Афинодор и сообщил, что корабль был захвачен пиратами. Афинодору удалось выкупиться за большие деньги, а все остальные обращены в рабство и проданы разным хозяевам на рабском рынке на острове Хиосе.
Жена Леодавла пыталась узнать, где ее муж, но из этого ничего не вышло. Да если бы она и узнала, ничего бы не изменилось, так как денег на выкуп здорового, сильного мужчины из рабства у нее не было.
И вот однажды, когда семья Леодавла уже давно потеряла надежду его увидеть, кто-то тихо постучался в дверь. Старший сын вышел в сопровождении собаки и в ужасе отскочил. Перед ним стоял седой старик, одетый в лохмотья, с искалеченной левой рукой, с широким шрамом через все лицо и гноящимися глазами. Но страшнее всего было огромное кроваво-красное клеймо через весь лоб, на котором было выжжено: «Возврати беглого Клидему».
Сын Леодавла, испугавшись, хотел закрыть калитку, но вдруг обратил внимание на то, что его злая собака, всегда бросавшаяся на чужих, особенно на грязных и оборванных бродяг, не лает и не кусается, а дружески виляет хвостом и лижет руку оборванцу. И тут юноша узнал в нищем старике отца, который только три года назад был здоровым, могучим мужчиной сорока двух лет, без единого седого волоса.
На крик юноши выбежала вся семья. Отца ввели в комнату, вымыли, переодели и накормили, но все отворачивали глаза от него — настолько был ужасен его вид. Когда Леодавл немного пришел в себя, он стал рассказывать о своих несчастьях.
«На рынке рабов в Хиосе всех покупателей привлекали мой рост, здоровье и мышцы. Деньги отобрали пираты; я не мог обещать, что меня выкупят, так как знал, что у вас нет таких денег. А ремесла я никакого не знал. Богатый афинянин, заметив, что я не только силен, но еще и грамотен, купил меня, чтобы поставить надсмотрщиком над рабами на руднике, который он взял в аренду у Афинского государства; здесь нередки были бунты рабов, и, чтобы быть надсмотрщиком, надо иметь большую силу и ловкость. Я должен был бы радоваться, так как надсмотрщику живется лучше, чем простому рабу, но я человек не злой и с ужасом думал о своих будущих обязанностях истязателя.
После недолгого пути мы с хозяином приплыли в афинскую гавань Пирей, а оттуда в сопровождении приказчиков меня и других рабов отправили на рудник хозяина. Я увидел несколько сот рабов, спавших в наскоро сколоченном бараке, открытом со всех сторон ветрам. Из досок были сделаны в два этажа нары; часть рабов спала вповалку, вплотную друг к другу, на полу; остальные — на нарах. Стояла отвратительная вонь; многие из рабов были покрыты шрамами от ударов и гноящимися ранами, которые никто не перевязывал, никто не лечил. На лбу у многих были выжжены клейма.
Спать рабам полагалось только пять часов; один раз в день им давали жидкую похлебку из муки; работать же они должны были восемнадцать часов в сутки. И что это была за работа! Небольшими лопатками люди углублялись в землю… Лежа на спине, они выбивали породу молотком; пыль и мелкие камни непрерывно сыпались им в глаза. Дышать было нечем: время от времени приходилось зажигать коптящую светильню — веревочный фитиль, опущенный в масло, и от этого в шахте становилось еще более душно. Я и другие надсмотрщики должны были следить, чтобы непрерывно раздавался стук молотков; если где-нибудь молоток замолкал, я должен был вползать внутрь, отыскивать виновного, вытаскивать его нар