Древняя Греция. Рассказы о повседневной жизни — страница 20 из 65


Сражение греков с персами. Рисунок вазы. 340—320 гг. до н.э.


Впереди на прекрасных конях ехала тысяча отборных всадников; за ними шла тысяча воинов, копья которых опущены были к земле и рукоятки украшены золотыми гранатами; затем следовало десять священных лошадей в драгоценной сбруе, а за ними – священная колесница Великого бога, запряженная восьмеркою белых лошадей. Колесница была пустая; слуги вели лошадей под уздцы. За священной повозкой ехал сам Ксеркс на боевой колеснице, в драгоценной одежде и с царской короной на голове. За ним опять шла тысяча копьеносцев – из самых знатных, самых близких к царю персов; их копья были подняты вверх и украшены золотыми яблоками. Замыкала шествие вторая тысяча отборных всадников, а сзади на протяжении двух стадиев было опять пустое пространство, на которое никто не смел ступить.


Благодаря сложным приготовлениям поход Ксеркса шел очень удачно, и в половине сентября, овладев после побед при Фермопилах и Артемисии всей Средней Грециею, персы приближались к Аттике.

Составившие союз греки, видя, что они не могут задержать персов, решили оставить Аттику в жертву врагу и отступить к Истму, чтобы прикрыть доступ в Пелопоннес; их флот отошел к Саламину.

Жителям Аттики приходилось покидать родные места. Бросая свои поля, лавки, мастерские и захватывая все, что было поценнее и что можно было унести, богатые и бедные горожане и деревенские жители стали поспешно выбираться на чужбину. Скоро и в городе, и в Аттике все опустело. Ксеркс без труда занял Афины. Город был сожжен, храмы богов осквернены и разрушены.

Через несколько дней Ксеркс созвал на совет своих полководцев. Решено было дать морское сражение у Саламина, а затем уже сосредоточить все силы против пелопоннесского ополчения. В тот же вечер персидский флот получил приказ готовиться к битве, а сухопутное войско двинуто было от Афин к Истму.

В ту самую ночь, когда персы готовились уже к бою, и вожди стоявшей у Саламина греческой эскадры сошлись на совет. После долгих споров общее мнение начало склоняться к тому, чтобы отступить от Саламина к Истму. Тогда Фемистокл вышел незаметно из собрания и, проехав к себе на корабль, послал раба своего Сикинна в персидский стан и велел передать царю, что греки испуганы и замышляют бегство, что теперь персам самое удобное время напасть на них, потому что они враждуют между собою, и те из них, которые сочувствуют персам, станут сражаться против своих; что сам Фемистокл желает победы персам, а не эллинам и потому-то и посылает царю это известие тайно от остальных греков.

Царь поверил Сикинну и, не теряя времени, приказал кораблям своим выходить на назначенную позицию.

У Ксеркса было гораздо больше кораблей, чем у греков, и притом корабли эти были крупнее и лучше греческих; он надеялся теперь, окружив греческую эскадру, окончательно ее уничтожить.

Все передвижения свои персы выполнили так осторожно, что греки не заметили, как заняли они свои позиции; лишь поздно ночью узнали они, что окружены со всех сторон персами. Это известие положило конец колебаниям греческих вождей; они разошлись по своим кораблям и стали готовиться к битве.


Остров Саламина


Солнце поднялось уже довольно высоко над морем, когда на мачте корабля, на котором находился спартанский вождь Эврибиад, командовавший всею эскадрою, взвился красный флаг и прозвучала труба. Тотчас со всех кораблей раздалось громкое пение: готовясь к бою, греки пели священный пеан, и эхо скал откликалось и вторило им. Опять зазвучала труба, и корабли стройной вереницей тронулись из бухты.

Когда греки вышли из бухты в пролив, они увидели, что навстречу им полным ходом плывет, развернув весь свой широкий строй, персидская эскадра. Дрогнули греки, на минуту остановились и думали уже было грести назад к берегу. Но тут один афинский корабль ринулся вперед, медным носом поразил финикийский корабль, и греки ударили на персов. «Теперь бой за все, – кричали они, – за родину, за жен, детей, за храмы и гробницы предков».

Но персы стояли твердо и храбро сражались. На высотах Аттики они видели золотой шатер своего великого царя; они знали, что около него стоят писцы, которым он велит записывать имена всех отличившихся в бою, и знали, что этих счастливцев ждут великие награды.

Долго не было перевеса на чьей-либо стороне. Но персам повредило то самое, на что возлагали они свои надежды: присутствие царя, величина их флота, большие размеры кораблей их разноплеменной несплоченной эскадры. Когда, стремясь выдвинуться вперед, на глаза царя, корабли всех трех рядов сбились вместе, нарушив строй и плохо слушая команду, им стало тесно в узком проливе; они не могли уже больше при своих размерах успешно маневрировать и при поворотах разбивали друг друга. Наоборот, греки, привыкнув и в морском бою не хуже, чем на суше, согласовывать свои движения, в полном порядке удерживали строй, послушно и отчетливо выполняя команду, которая сигналами на мачте подавалась с адмиральского корабля.

Особенно горячо и искусно сражались афиняне: они отбрасывали персидские корабли к правому флангу, а там встречали их коринфяне и эгинцы и гнали обратно к афинянам. Персам приходилось плохо. Море покрылось обломками, трупами и тонущими людьми; их давили и топили корабли, оглушали удары весел, враги добивали с судов шестами и копьями.

Видя, как дрогнул и смешался, как гибнет его флот, Ксеркс с воплем вскочил со своего трона, разорвал на себе одежды и, не в силах сносить больше ужасного зрелища, уехал в Афины… Только ночь прекратила кровавую бойню.

Всю ночь греки вытаскивали обломки кораблей, чинили повреждения и готовились к новой битве на следующий день. Но утром они увидели, что персидский флот ушел по направлению к Азии. Греки пустились в погоню за персидским флотом, гнались за ним до острова Андроса, но не могли настичь и вернулись назад к Саламину. Подплывая, они увидели движение на высотах Аттики: персы подымались, чтобы отступать на север. Сам Ксеркс, как узнали они, уже был на пути в Азию. Победа была полная: враг отступал и на суше и на море.


Жертвоприношение по случаю победы.

Рисунок на вазе. 450—430 гг. до н.э.


Позднею осенью, после расправы с некоторыми городами из не примкнувших к борьбе, греки опять собрались у Саламина и стали делить добычу. Первая доля была отдана богам: из того золота и драгоценностей, которые были уделены им, в Дельфах была сделана статуя Аполлона, держащая в руке корабельный нос. От Саламина греки поплыли к Истму; здесь на совете вождей у алтаря Посейдона должны были присуждаться награды. Награду за храбрость получили эгинцы. Но когда стали присуждать награды командирам, то каждый вождь подавал голос за себя, поэтому все они получили по одному голосу, и присуждение наград не состоялось. Но все в Греции называли главным виновником победы Фемистокла, вождя афинской демократии.

В Афинах при Перикле

Т. Алабина-Сократова

I

Огромный солнечный диск только что показался из голубых вод Средиземного моря, когда трехъярусная большая триера в сопровождении других, несколько меньших размеров, достигла мыса Суния. Двигаясь на раздутых парусах, они издали казались большими веселыми птицами. Это были торговые суда, которые шли из далекого Понта к родным берегам Аттики.

В ясном утреннем воздухе уже вполне отчетливо можно было рассмотреть с палубы кораблей красивую местность приближающейся родины. С севера, запада и востока афинскую равнину замыкала причудливая линия невысоких гор. Блестящей серебряною полосою протянулась с юга долина Иллиса, а вдали, где цепь гор прервалась, можно было рассмотреть многоводный Кефис. Местами склоны гор были одеты лесом; чаще других то были оливковые рощи; их живописные купы и голубые краски моря и неба делали местность очень красивою. Один из небольших холмов круто вздымался кверху, и перед глазами зрителя вырастал громадный афинский Акрополь[24]. На живописной груде камней среди белеющих колонн уже издали можно было заметить две блестящие точки – то были конец копья и гребень шлема Афины Промахос, богини-воительницы; ее громадная фигура выделялась своей величиною на Акрополе.

Суда шли вдоль западного берега полуострова; город лежал в недалеком расстоянии от берега, и можно уже рассмотреть в нем некоторые подробности: с западной стороны крепостной холм оказался не таким обрывистым, и сюда главным образом и примыкала большая часть города. Среди мелких построек выделялись по величине громадный театр Диониса, примыкающий полукругом к скале, обширный Одеон[25], похожий на большой шатер, и много белеющих своими колоннами храмов; частью эти постройки выглядывали вдали из-за городской стены, частью прятались вблизи за нею. Стена шла по правой стороне Иллиса и во многих местах была снабжена башенками. Затем городские постройки кончались, а стена тянулась тремя рядами к Пирейской гавани; задуманные Фемистоклом эти Длинные стены при Перикле были окончены и составляли гордость правителя; благодаря этой постройке город получил чудесную защиту; о затраченных же расходах не приходилось жалеть: укрепление стен дало массе рабочего люда заработок на долгое время. Самая близкая к морю стена была местами разрушена, и, видимо, ей не придавали большого значения с тех пор, как провели третью, северную стену.

На подплывающей триере среди публики наиболее одинокой казалась фигура немолодого грека; он, по-видимому, не принадлежал к торговым людям, не был также похож и на развязного афинянина. Действительно, то был обитатель греческой колонии на берегу Фракии, города Абдеры. Сейчас Каллистрат (так звали путешественника) ехал по судебному делу в Афины; дело было важное, и, по недавнему постановлению Афин, союзники должны были его перенести для окончательного решения на суд афинских присяжных. Союзникам тяжело было подчиниться этому решению морской державы, но противиться