Древняя Греция. Рассказы о повседневной жизни — страница 37 из 65

: брюзгливый, глуховатый старикашка…»

В рядах всадников послышался одобрительный шепот. Наоборот, где-то наверху, среди моряков, послышалось недовольное ворчание… Раб между тем продолжает:

– Прошлый месяц он купил раба-кожевника Пафлагонца, ужасного плута и клеветника. А этот пафлагонский кожевник, раскусив нрав старика, совсем подкопался под господина, обманул его лестью и опутал кожаными сетями, приговаривая ему: «О народ! Когда ты разрешишь только одно судебное дело, прими баню, получи три обола[43]. Хочешь, я приготовлю тебе ужин?» Потом он отнимает то, что приготовил кто-нибудь из нас, и подает господину; а тот и радуется! Недавно я замесил в корыте лаконское тесто[44], а он, пробегая мимо, хитростью и нахальством вырвал его у меня и предложил господину…»

Снова хохот в толпе.

– Демосфен! – кричит кто-то из верхних рядов.

– Это намек на Пилос! – шепчет кто-то из соседей Никомаха.

– Нас он прогоняет, – продолжает раб, – и не позволят никому, кроме него самого, служить господину; пока старик обедает, он кожаным кнутом отпугивает ораторов… Он доносит на нас, клевещет и вымогает у нас подарки. И мы должны давать!

Другой раб снова советует бежать. Но первый не согласен: от Пафлагонца ничего не скроешь: он одной ногой стоит в Пилосе, другой – в народном собрании. Наконец решили хлебнуть чистого – не смешанного с водой – вина: может быть, спьяна что-нибудь придет в голову. Напившись вина, решили: пока Пафлагонец спит, украсть у него оракулы – записанные предсказания богов, которые он всегда хранит при себе. Украли оракулы… Пафлагонец так крепко спал, что и не заметил. Стали читать и обрадовались:

– О мерзкий Пафлагонец! Так вот чего ты боялся с давних пор!.. Так вот прямо и говорит оракул, что явится и долгое время будет править государством кожевник Пафлагонец, грабитель и крикун, голос которого громче рева Колиберского потока. Но найдется другой торгаш-колбасник, который свергнет Пафлагонца.

И рабы решили искать всюду колбасника. Авось сбудется предсказание богов, и они избавятся от ужасного кожевника!

На сцене появляется новая фигура в безобразной маске и с лотком на голове. Рабы кидаются навстречу, горячо обнимают и ведут на середину сцены, приговаривая: «О, счастливый колбасник! Иди, милый, сюда и будь спасителем города и нас».

Колбасник ничего не понимает:

– Зачем ты мне не даешь мыть кишки и продавать колбасы, да еще издеваешься?

Рабы. Чудак! Какие там кишки! Смотри сюда: видишь ряды вон этих людей? (показывает на зрителей).

Колбасник. Вижу.

Рабы. Над всеми ними ты будешь владыкой, над площадью, гаванью и Пниксом. Будешь топтать совет, давить полководцев и ругаться в пританее[45].

Колбасник совсем удивлен:

– Да скажи же мне, как я, колбасник, обращусь в государственного мужа?

Раб. Вот оттого ты и будешь великим, что ты подлый, родился на площади и нахал.

Колбасник. Но, любезный, я ведь не обучен наукам, кроме грамоты, да и ту знаю кое-как.

Раб. Умение править народом теперь уже не требует науки и не в обычае у честных людей. Оно ушло к неучам и наглецам.

Чтобы убедить колбасника, раб читает ему оракул:

Только лишь схватит из копи орел цепконогий

Дурня Дракона, сосущего кровь, погибнет в то время

Из чесноку пафлагонцев любимая с солью похлебка,

И возвеличит бог колбасников дивною славой,

Лишь бы только они не предпочли торговать колбасою.

И объясняет потом, что это значит: колбасник погубит кожевника.

– Но я не понимаю, как же я буду управлять народом? – Все еще сомневается колбасник.

Раб. Самое пустое дело! Делай то, что и раньше делал. Смешай в одно все дела, как рубленые кишки, а народ приручай к себе кухонными словами. Все качества демагога у тебя налицо: ты родился на площади, у тебя грубый голос – значит, все есть, что нужно для государственных дел. Ну, надевай же венок, делай возлияние в честь глупости, которой служат теперь все наши ораторы, и отражай противника!

Колбасник. Но кто же меня поддержит?

Раб выпрямляется и решительным движением руки указывает на ряды всадников среди зрителей:

– Есть тысячи всадников, прекрасных мужей, которые ненавидят его. Они тебе помогут. Тебя поддержат из граждан – благородные, а из зрителей все, кто поумнее. Да ты не бойся! Здесь, в комедии, он не похож. Со страху ведь ни один мастер не хотел изготовлять его маску. Но все-таки его узнают: публика умна!

Среди публики движение. На сцене появляется Пафлагонец. Зрители из всего предыдущего прекрасно поняли, кого должен изображать Пафлагонец. Многие смотрят на Клеона. Пафлагонец с важным надутым видом выступает вперед, бормоча угрозы и проклятия всадникам. Колбасник в страхе бежит.

Раб. Эй, куда бежишь? Честный колбасник, не изменяй общему делу! (Машет рукой в сторону.) Эй, всадники! Явитесь, пора!

Появляется хор. Все хористы одеты в пышные одежды афинских всадников; по обе стороны их широких масок спускаются локоны завитых волос.

Хор.

Бейте, бейте негодяя,

Бейте нашего врага,

Вымогателя и вора…

Пафлагонец. Старцы гелиасты, братья трех оболов[46], которых я правдой и неправдой кормлю своим криком, на помощь! Заговорщики меня бьют!

Колбасник набрался храбрости и смело смотрит Пафлагонцу в лицо.

«Но я тебя криком обращу в бегство!» – кричит Пафлагонец. А хор предлагает устроить состязание: кто перекричит – тому победа. Колбасник и Пафлагонец начинают кричать друг на друга и ругаться, сопровождая это жестами, напоминающими петушиные бои. Между тем хор делится на два полухора, и каждый из них поочередно поет, ободряя колбасника.

Пафлагонец. Я обвиняю его в том, что он возит на пелопоннесских кораблях похлебку.

Колбасник. Я же клянусь Зевсом, что он вошел в совет с пустым брюхом, а вышел с туго набитым.

Пафлагонец. Когда ты будешь стратегом – я оклевещу тебя.

Колбасник. Изобью тебя как собаку.

Пафлагонец. Сдеру с тебя шкуру.

Колбасник. Изрублю тебя на колбасы.

А полухоры по очереди с торжеством поют, что, наконец, нашелся тот, кто бесстыдством победит даже Пафлагонца.

Публика начинает приходить в возбуждение. Одни громко хохочут, другие отпускают свои замечания.

– Бей его, кожевника! – кричит кто-то из крестьян.

– Клянусь Гераклом, я бы сам его побил!

– Молчи! – сердито кричат моряки.

– Сделай колбасу из него, из казнокрада! – кричат аристократы в первых рядах.

– Молчите вы, любители спартанцев, изменники, готовые отворить врагам ворота родного города! – кричит на них, потрясая кулаками, Гипербол.

Пафлагонец между тем уходит со сцены с угрозой:

– Я сейчас пойду в совет и там расскажу про все ваши заговоры, измены и ночные сходки!

Но и колбасник тоже идет в совет, чтобы там, перед лицом пританов, схватиться с врагом.

Хор между тем выстраивается в линию, лицом к зрителям. Публика стихла и насторожилась. Сейчас начнется парабаза, т.е. пение стихов, в которых автор обыкновенно объясняет, что он хочет сказать в своей комедии. Под тихие звуки флейт хор поет так, что каждое слово ясно долетает до ушей зрителя:

Нелегко для поэтов добиться того,

Чтоб комедии их здесь, перед вами,

Нами сыграны были. Сегодня ж поэт

Этой чести достоин по праву.

Ненавидит он тех, кто враждебен и нам,

Смело правду готов говорить он;

Он за правду с грозою и бурей на бой

Перед вами отважно вступает.

И долго еще пел хор, объясняя зрителям все благоразумие поэта, который зря не болтает лишних слов и просит за то себе награды.

– Что же он хочет всем этим сказать? – подумал Никомах, слушая эти длинные самовосхваления поэта. Как бы в ответ на это хор разделился на два полухора. Каждый полухор по очереди выступал вперед с пением, проходил мимо зрителей и удалялся на задний конец сцены. Один полухор пел строфы, другой антистрофы.

Первый полухор (строфа):

Владыка коней Посейдон,

Которого радует ржанье

И топота медного звон,

И юных бойцов состязанье,

Явись к нам!..

Прославим мы своих отцов,

Достойных сыновей родной отчизны:

Победы их на суше и морях

Покрыли город наш великой славой…

Как и отцы, и мы за честь считаем

Наш город и богов оборонять,

И об одном лишь просим: мир коль будет,

И станем от трудов мы отдыхать —

Нарядам нашим и кудрям не смейтесь.

«Поэт хочет прославить всадников, – подумал Никомах, – хочет показать, что они не изменники отечеству, как говорят Клеон и Гипербол, а верные сыны своей родины…»

Второй полухор между тем запел антистрофу:

Владычица града Паллада!

Царица святейшей страны,

Войною, всех выше стоящей,

И блеском поэтов своих…

Здесь ныне явись! Ты должна

Мужей возвеличить победой…

Хотим воспеть, что знаем о конях.

Хвалы они достойны: много с нами

Несли они трудов в сраженьях и боях…

Вниманье Никомаха невольно отвлеклось. Впереди еще два гражданина подняли спор, сначала в полголоса, но потом все громче и громче. Один доказывал, что поэт прав, восхваляя всадников, другой же говорил, что поэт такой же изменник, ненавистник демократии, как и сами всадники, и, наверное, получил от всадников за свою комедию немало серебра… Но соседи начали ворчать, а потом и ругать спорщиков, и они замолкли…

Но вот снова появляется колбасник. Радостно размахивая руками, он рассказывает, как он победил. Пафлагонец, придя в совет, разразился громовой речью против всадников, клевеща на них, будто они строят заговоры. Но когда он, колбасник, ворвавшись вслед за ним, крикнул во все горло, что несет радостную весть, так как никогда еще с начала войны не были так дешевы селедки, то сразу весь совет повеселел, все захлопали и повскакали с мест. Пафлагонец стал просить подождать, потому что идет из Спарты посол с предложением мира. Но все члены совета подняли крик: какой теперь мир, когда сельди так дешевы? Пусть будет война. Все перескочили через решетки и побежали на площадь.