Но красавицы были уже далеко.
Вернувшись домой, Аполлония пообедала и потом снова собралась в путь. Теперь ей надо было посетить кладбище, побывать на могиле матери; вернувшись из дальней поездки, она считала своим долгом сделать это. Мать ее умерла недавно; Аполлония хорошо помнила ее, помнила и торжественные ее похороны, на которых столько слезниц наполнили плакальщицы слезами[64]. Сопровождать ее на могилу матери вызвался ее брат, молодой Деметрий.
Деметрий был славный юноша. Только недавно был он зачислен в списки полноправных херсонесских граждан и принял гражданскую присягу, клялся «Зевсом, Землей, Солнцем, Девой, богами и богинями олимпийскими и героями, кои владеют городом и землею и укреплениями херсонесцев», – клялся, что «не предаст Херсонеса, его укреплений, его земель никому: ни эллинам, ни варварам, но сохранит народу херсонесцев; что не нарушит демократии и никому другому нарушить ее не дозволит; и в заговор не вступит ни против города херсонесцев, ни против кого-либо из его граждан; и хлеба вывозного с равнины не будет вывозить и продавать нигде, кроме как в Херсонесе». Такова была вкратце священная присяга херсонесцев. Несмотря на свою молодость, Деметрий имел уже за собой немало видных подвигов. Пять раз он был победителем на играх, и в первый раз – в Дельфах, когда был еще ребенком; дважды был провозглашен победителем в Коринфе, в том возрасте, когда легкий пушок только что появляется на щеках; и потом еще два раза одерживал верх в кулачном бою.
Взяв с собой все, что нужно, для жертвенного возлияния на могиле матери, брат с сестрой пустились в дорогу. Путь им лежал через весь Херсонес. Они пересекли улицу, ведшую вниз, к Прекрасному Порту, – гавани Херсонеса, с сотнями торговых судов, вечно грузившихся и разгружавшихся, посреди целой флотилии рыбацких лодок с сетями. Затем миновали главную круглую башню и вышли за ворота, за городскую стену, где начинались нивы, цветущие сады и богатые виноградники херсонесцев. Наконец, за оврагом, началось кладбище. С обеих сторон дороги поднимались надгробные памятники, с трогательными надписями, иногда с какими-нибудь изображениями, фигурами и узорами. Надписи были большей частью простые: обозначалось только имя усопшего и его отца, или – если это была женщина – имя мужа: «Гераклид, сын Пасиона»; «Акис, дочь Геронта, Онасиклея жена». На многих памятниках было еще прибавлено слово «хайре», то есть «прощай»; например, «Аполлодор, сын Менандра, прощай»; и тут же изображен был безбородый юноша; одна рука его была поднята к груди, другая опущена вниз.
На холме, под траурным кипарисом, возвышалась мраморная гробница с высеченной на ней стихотворной надписью; тут, по-видимому, была погребена молодая женщина, только недавно соединившаяся браком с любимым человеком. В надписи говорилось:
«Лучше бы музы прославили твои Харисии, злосчастная молодая жена Инанфа; ныне же ты взываешь на хладных песках шумящего Коцита, и не будит тебя непрестанный звук милого голоса, которым мать оплакала тебя; ты ничего не слышишь, ты не разумеешь вопли родителей и супруга, ибо испила, увы, воды Леты. Что это за жестокий закон блаженных? Видно, недаром сказала Пифия, что золотое потомство первым нисходит в Аид».
Здесь, по соседству, была и могила матери, на которую шли Аполлония и Деметрий.
Весь Херсонес имел какой-то другой, необычный вид, когда, несколько часов спустя Аполлония возвращалась домой с кладбища. Улицы города были полны народа; толпа шумела и волновалась; то и дело глашатаи выкрикивали какие-то известия; видно было, что что-то случилось. Аполлония, не зная, в чем дело, обратилась к первому встречному с вопросом, и тот объяснил ей: городу грозит опасность: из степей показались скифы. Они идут целою ордой и скоро будут уже под стенами города. Надо принимать меры, снаряжать войска, охранять имущество.
Раб-педагог с воспитанниками.
Терракотовая статуэтка. III в. до н.э.
Аполлония побледнела. С детских лет привыкла она слышать о скифах всякие ужасы: это дикий народ, не знающий ни домов, ни городов; вечно кочуют они по степным пространствам, перегоняя свои стада; жены и дети едут в кибитках, запряженных несколькими парами волов, и в этих же кибитках хранится все их имущество; мужчины едут верхом на лошадях и никогда не слезают со своих коней, как бы срослись с ними. Это настоящие центавры. За ними следуют несметные стада скота, табуны лошадей. На войне они никому не дают пощады; пленных врагов приносят в жертву своим богам, закалывают их перед мечом, воткнутым в землю посреди кучи хвороста, – таковы их храмы. Из вражеских черепов устраивают себе кубки и пьют из них на пирах вино, обделав в золотую оправу; доспехи коней их украшены скальпами, снятыми с врагов. От этих дикарей греческие города ограждались каменными башнями и стенами, против них держали всегда под оружием городскую стражу – и вот эти враги пришли, они у ворот города. Всем херсонесцам грозит опасность. Их нивы, сады, виноградники будут разорены и разграблены дикарями; скифы заберутся, может быть, и в самые их жилища, уведут женщин в плен, чтобы потом продать куда-нибудь в рабство; и кто знает, сколько греков погибнет от их мечей, стрел и копий и чьими скальпами украсят они на этот раз доспехи своих коней! А Деметрий! Ему придется идти в поход, защищать город от скифов, ведь он уже внесен в списки граждан и давал клятву защищать родной город.
Между тем городские власти не дремали. Крепостные твердыни Херсонеса только недавно были ремонтированы, заново отделаны и укреплены. На высоких башнях были расставлены часовые, по стенам двухсаженной толщины размещены целые отряды воинов, метательные машины придвинуты к стенам, чтобы разгромить бревнами и камнями весь лагерь неприятеля, как только он вырастет под стенами города. Все меры приняты. Мудрый стратег, признанный защитник города, не даст врагу овладеть Херсонесом.
В ту же ночь скифский царь внезапно напал с большою толпою. Херсонесский вождь должен был поневоле принять битву; но он скоро обратил в бегство скифов. Он взял с собой граждан цветущего возраста (и Деметрий должен был идти с ними) и проник в середину самой Скифии. Много скифов попало теперь в плен к грекам; во многих домах Херсонеса появились после этого новые скифы-рабы; многие из них сделались дядьками («педагогами») в херсонесских семьях. И не один херсонесский младенец, спеленутый по рукам и ногам, орал на руках у такого «педагога».
По возвращении из блестящего похода народ и совет Херсонеса постановили увенчать победителя за его доблесть золотым венком и поставить ему медную статую на Акрополе, рядом со статуями Девы и Херсонеса. Так чествовали граждане Херсонеса спасителя своего от нашествия скифов.