Зевс посылает обманчивый сон Агамемнону
Нам представляется не менее интересной версия другого историка. Полемизируя с Зелинским, А. Абрашкин говорит так: «Что же, (это) очень красивое объяснение! Только ведь свободных земель в то время еще хватало, отчего же ахейцев так манила Троя? Наверное, все-таки их интересовали богатства знаменитого города и возможность контролировать черноморские проливы. Не следует забывать также, что Троянская война в корне изменила политическую ситуацию в Передней Азии, на Ближнем Востоке и на самих Балканах! Вслед за разрушением Трои прекратила существование Хеттская держава, под ударами северных племен – дорийцев – пала и Микенская Греция, и примерно в то же время подвергся нападению племен, известных под именем «народы моря», Египет. Все это, конечно же, не случайные совпадения, а самая настоящая «первая мировая» (война), бушевавшая в Средиземноморье на рубеже XIII и XII веков до н.э. Под таким углом она и будет рассматриваться в нашей книге».
Видимо, поход греков-ахейцев должен был иметь весьма основательную причину, что смогла объединить всех греков, которые, как мы вскоре убедимся, с огромным трудом приходили к согласию и по более мелким вопросам. Такой причиной могла стать необходимость ответного удара после нападения противника. Многие пришли к мысли, что в конце XIII – начале XII века до н.э. негреческие племена с севера Балканского полуострова ворвались на Пелопоннес и разорили его. Северяне, основательно ограбив греков и похитив сокровища не только одного Менелая, затем укрепились в Троаде. Они же посадили в Трое своего наместника – Бориса, который стал историческим Парисом. Верна ли версия о гиперборейце «царе Борисе», мы не знаем, но несомненно то, что между югом и севером Греции имелись давние и крайне серьезные противоречия.
П. Рубенс. Суд Париса. 1638—1639 гг.
Поход к Трое задумывался как ответная акция греков. Конечно же, вовсе не «из-за одного яблока ввергли Грецию вместе с Азией в море огня и крови». Атенор, советник царя Приама, откровенно признает, что троянцы первыми поступили вероломно, захватив у греков богатства и Елену, «нарушивши клятвы святые». Кстати говоря, и Монтень причину войны за Трою, возникшую якобы в результате спора трех богинь за яблоко, когда Парис должен был вручить оное самой красивой, назвал мифом. Подлинной причиной военной экспедиции к царству Приама была не прекрасная Елена, а самая божественная и пленительная из мировых красавиц – сила золота и богатства! Вспомним, когда Агамемнон, которого даже Ахиллес называет «беспредельно корыстолюбивым», собрал ахейских старейшин на пир и стал уговаривать их дать согласие на военный поход, ему стал возражать «благомысленный» Нестор, что и «прежде блистал превосходством советов». Старец в принципе не отвергал идеи грабительской акции – он лишь требовал умножить ряды захватчиков и намекал, что надо заплатить как полагается за опасное военное предприятие. Агамемнон даже и не спорит:
Но как уже погрешил, обуявшего
сердце послушав,
Сам я загладить хочу и несметные
выдать награды.
Здесь, перед вами, дары
знаменитые все я исчисляю:
Десять талантов золота,
двадцать лоханей блестящих;
Семь треножников новых,
не бывших в огне, и двенадцать
Коней могучих, победных,
стяжавших награды ристаний.
Истинно жил бы не беден
и в злате высоко ценимом
Тот не нуждался бы муж,
у которого было бы столько,
Сколько наград для меня
быстроногие вынесли кони!
Семь непорочных жен,
рукодельниц искусных, дарую,
Лесбосских, коих тогда, как
разрушил он Лесбос цветущий,
Сам я избрал, красотой
побеждающих жен земнородных.
Сих ему дам; и при них возвращу
я и ту, что похитил,
Брисову дочь; и притом
величайшею клятвой клянуся:
Нет, не всходил я на одр, никогда
не сближался я с нею,
Так, как мужам и женам
свойственно меж человеков.
Всё то получит он ныне; еще же,
когда аргивянам
Трою Приама великую боги дадут
ниспровергнуть,
Пусть он и медью и златом
корабль обильно наполнит,
Сам наблюдая, как будем делить
боевую добычу.
Пусть из троянских жен изберет
по желанию двадцать,
После аргивской Елены красой
превосходнейших в Трое…
Описание последующих событий ярко представлено в поэме «Илиада» Гомера. Труды Гомера заняли важное место в общественно-политической жизни афинян, где им придавалось не только общеэстетическое, но и важное идеологическое значение. Это и понятно, ибо, как очень верно заметил Дионисий Златоуст, «Гомер каждому – юноше, мужу, старцу – столько дает, сколько кто может (у него) взять». Показателем того, что даже правители понимали огромное значение личности Гомера, является пристальное внимание к его поэмам тирана Писистрата (ок. 600—528 гг. до н.э.). Просвещенный муж делал вставки в гомеровский текст, имея целью возвеличить роль и славу Афин («Я б и увидел мужей стародавних, каких мне хотелось, – славных потомков богов Пирифоя, владыку Тесея»). Как утверждает традиция, Писистрат не стеснялся вносить в тексты Гомера целые песни. Как видим, некоторым тиранам свойственен интерес к великим произведениям (не важно в данном случае, идет ли речь о Писистрате, установившем тиранию в 561 г. до н.э., или о Иосифе Сталине, жившем в XX в. н.э.). Гомер остается идеалом, которого потомки нарекут «отцом поэзии».
Р. Эстлейк. Парис и Елена в костюмах XVI в.
У Гомера хватало как восторженных почитателей, так и хулителей. Так, первый представитель элейской философии, мыслитель и рапсод Ксенофан, зло заметил: «Все, что есть у людей бесчестного и позорного, приписали богам Гомер и Гесиод: воровство, прелюбодеяние и взаимный обман». А философ Гераклит даже сказал: «Гомер заслуживает изгнания из общественных собраний и наказания розгами». Философ Аристотель, напротив, был убежден, что Гомер заслуживает огромной похвалы, во-первых, потому, что среди поэтов «представляет лучших», во-вторых, уже в силу того, что он «единственный из поэтов прекрасно знает, что ему следует делать», в-третьих, с него начинается эпическая поэзия, и вообще в этой области Гомер, как во всем прочем, отличался дарованием и искусством перед другими. Так кто же из них более прав?
Лорд Дейтон. Елена на стенах Трои. 1880 г.
Л. Морган в «Древнем обществе» так оценил значение поэм: «Без литературных памятников не существовало бы, можно сказать, ни истории, ни цивилизации. Создание гомеровских поэм, передаваемых устно либо со временем записанных с достаточной точностью, датирует начало цивилизации у греков. Это вечно юные и чудесные поэмы имеют этнологическую ценность, весьма значительно увеличивающую остальные их достоинства. Это особенно относится к «Илиаде», содержащей самое подробное из ныне существующих повествований о прогрессе человечества в эпоху ее составления. Страбон величает Гомера отцом географической науки; но великий поэт дал, может быть невольно, нечто бесконечно более важное для последующих поколений, а именно замечательно полное описание производств, порядков, изобретений, открытий и образа жизни древних греков». Гомер – первый бытописец истории раннего греческого общества, вдумчивый хронист эпохи. Без него, как говорят многие, не было бы ни античной литературы, ни культуры.
Выезд Ахиллеса в Трою («…како Ахиллесъ вшедъ во градъ Трою»)
Гомера любили и в России… Массу восторгов вызывал перевод «Илиады» Гнедичем. Тот начал сей труд 20-летним юношей, а закончил в 40-летнем возрасте. Это был подвиг ученого-отшельника… Приступая к переводу «Илиады», он сказал: «Я прощаюсь с миром – Гомер им для меня будет». Вся культурная Россия была в ожидании. То было время, когда молодежь стремилась к подвигам, а не к наживе. Поэтому Гнедич, «мечтатель пламенный» (Козлов), «муж, дарованьями, душою превосходный, в стихах возвышенный и в сердце благородный, враг суетных утех и враг утех позорных» (Баратынский), стал подлинным героем в культурной жизни России. А. С. Пушкин в 1825 году скажет: «Гнедич в тишине кабинета совершает свой подвиг, посмотрим, как появится его Гомер». Великий поэт оценил его перевод «Илиады» как «первый классический, европейский подвиг в нашем отечестве». О значении труда высказывались тогда все заметные фигуры. Н. Полевой заявил, что никакой другой европейский народ не имеет столь близкого, столь верного духу подлинника Гомера (кроме, возможно, немцев). Н. Гнедич «в борьбе» с Гомером, «великаном древности», с большим искусством раскрыл все оттенки и переливы его поэзии, а заодно показал богатство и силу русского языка. Пушкин назвал труд Гнедича исключительным и сделал резюме: труд сей нужен для России – «Русская Илиада перед нами». Последнее в его устах означало то, что Гнедичу удалось дать своё особое, глубоко русское и не совпадающее целиком с западноевропейским, восприятие поэм Гомера. Одним словом, это античная героика в русских одеждах и с русской пламенной душой! Поэтому в дальнейшем великий поэт России будет называть Гнедича «пророком», «могучим властелином», «великим жрецом Гомера». И вообще Гомер «кажется современным» (и не только в сравнении с Пиндаром).
П. Ф. Мола. Гомер, диктующий свои поэмы. XVII в.
Новейшие исследования ученых лишь подтверждают факт существования Трои. События тех далеких лет – отголоски бурных столкновений и войн. Недавно Д. Пейдж привел веские доказательства того, что многие лингвистические особенности двух поэм фактически являются сохранившимся почти без изменения наследием ахейского или микенского диалекта эпохи микенской цивилизации: используемые эпитеты, характеристики людей и мест созданы странствующими певцами, собственными глазами видевшими все это, знакомыми с местами, культурой и основными персонажами, чьи славные подвиги они и воспевали. Во время войн и после войн они пели свои песни-поэмы во дворцах царей, участвовавших в военных походах. Более того, в качестве доказательства, подтверждающего эти его выводы, Пейдж привел археологические находки, относящиеся к микенской цивилизации, Троянской войне и к проблемам, нашедшим отражение у Гомера. На его взгляд, не подлежит сомнению, что Троянская война – реальный факт и что в ней принимала участие возглавляемая царем коалиция ахейцев (микенцев); что воевали они против жителей Трои и их союзников. Возможно, народная память кое-что впоследствии приукрасила или даже преувеличила, включив ряд вымышленных эпизодов в канву событий, но самой историчности описываемых Гомером событий она не отменяет.