Древняя Индия — страница 3 из 12

Воплощения Вишну

У мудреца Кашьяпы от прекрасной демоницы Дити родилось двое близнецов. Один из них, Хираньякашипу, пошел в мать, но настолько умело скрывал враждебную добру природу, что не был разгадан даже Брахмой и получил от него в дар неуязвимость[67]. Его не мог убить ни человек, ни зверь. Смерть к нему не могла прийти ни извне, ни возникнуть в нем самом, ни днем, ни ночью. Воспользовавшись этим божественным даром, он, недостойный, захватил дворец Индры, подчинил себе все три мира и даже посмел взять в услужение богов.

Вишну

Второй же сын мудреца, Прахлада[68], с детских лет проявлял удивительное благочестие и, никогда не унывая, не уставал восторгаться миром, созданным Вишну. Видя, каким растет мальчик, Хираньякашипу его возненавидел и решил избавиться от брата, как от врага. Он напускал на него змей и слонов, травил ядом, обрушивал скалы и потолок во дворце, проделывал в лодках отверстия, чтобы утопить его в Океане. Но Прахладе удавалось избегать верной гибели, так что можно было подумать, что он приобрел неуязвимость от брата, на самом же деле (в этом никто не сомневался) его охранял Вишну. При этом, зная о ненависти Хираньякашипу, Прахлада, не теряя спокойствия и самообладания, выказывал братскую доброжелательность, чем навлекал на себя большую ярость.

Между тем власть Хираньякашипу приобретала его чудовищное обличив, так что богам пришлось обратиться к Вишну за помощью — ведь им было известно, что ранее Вишну, приняв образ вепря и подняв клыками землю, вытащил ее из первоначальных вод. На этот раз для спасения мира принял он облик человека–льва и, оседлав Гаруду, достиг дворца тирана. Там он проник в медную колонну близ трона и замер в ожидании. Прошло немного времени, и послышались голоса: резкий и крикливый Хираньякашипу, спокойный и уверенный — Прахлады. Вишну прислушался.

— Велик широкоступающий Вишну, — убеждал брата Прахлада со свойственными ему терпением и обстоятельностью. — Тремя своими шагами он обнимает весь мир. У него тысяча обликов и столько же имен. Он проникает во всё…

— Ты говоришь —во всё? —перебил его Хираньякашипу, воспылав гневом.

— Конечно, во всё, — убежденно произнес Прахлада. — Вишну во всем, и все в нем.

— А вот в этой колонне его нет! — выкрикнул владыка трех миров, ударяя мечом по металлу.

И тут колонна распалась. Из нее выступил Вишну и растерзал Хираньякашипу когтями.

Стал после этого Прахлада владыкой асуров, могущественных соперников богов. При Хираньякашипу асуры были исполнены зла, возгордились, и от них отвернулось счастье. Рудра испепелил три их града, изгнал с неба. Прахлада решил вернуть древнему роду асуров утраченную доброту и мудрость, добиваясь своей цели спокойно, без пыла и жара.

Богам это показалось опасным, ибо чем мудрее и честнее соперник, тем он страшнее. Отложив свою важдру, переодевшись брахманом, явился к Прахладе по поручению богов Индра и попросил у него добродетель, зная, что Прахлада никогда никому ни в чем не отказывает.

— Зачем тебе моя добродетель? — удивился Прахлада, услышав просьбу брахмана. — Вглядись в себя. Она в тебе самом. Извлеки ее и пользуйся ею на радость себе и счастье другим.

— У меня мало добродетели, — ответил Индра не сразу. — Я же хочу быть самым добродетельным из брахманов.

— Тогда бери…

Так Прахлада пожертвовал добродетелью. Но она к нему тотчас вернулась, ибо, как рыба ищет воду, а птица воздух, добродетель выбирает достойного. Боги же успокоились, поняв, что добродетель Прахлады им на пользу. И обрел Прахлада власть над вселенной, и боги ему подчинились, ибо того захотел Вишну.

Бали

Внуком Прахлады был царь амуров Бали, превзошедший благочестием деда и всех когда–либо живших в трех мирах. Поэтому он оттеснил богов и обрел власть над вселенной. Небо и земля склонились перед ним. Боги, покинувшие места своего обитания, старались покаянием и молитвами заслужить благорасположение Вишну. Сама Адити воззвала к нему, умоляя его помочь Индре и другим ее сыновьям.

Чтобы выполнить ее просьбу, Вишну родился в облике сына риши Брихаспати, уродливого карлика Ваманы. Надев нищенское одеяние, он отправился в царский дворец за милостыней. Будучи по природе добрым и справедливым, Бали предложил ему золото, украшения, коней и слонов, но карлик от всего этого отказался.

— Мне многого не надо, — объявил Вишну царю. — Посмотри на меня, как я мал ростом. Мне бы немного землицы в три моих шага[69].

Взглянув на просителя, Бали сказал:

— Что ж, бери!

И тут Вамана начал расти на глазах и достиг своей истинной величины. Первым шагом он покрыл все небо, вторым — всю землю. Третий шаг Вишну был коротким. Третий, подземный мир он оставил Бали и туда его отправил, разрешив раз в году посещать свое царство.

В подземном мире Бали были предоставлены царские покои, где он находился под охраной мужа с железной палицей в руках. Вид его внушал ужас.

Однажды в этот дворец проник владыка ракшасов могучий Равана. Бали приветствовал его и спросил, что его привело в подземные глубины.

— Я слышал, — отвечал Равана, — что ты был пленен богом Вишну. И я смогу освободить тебя от оков.

— Ты видел охраняющего меня стража, — сказал Бали. — Ты не знаешь, кто он. И я тоже не знаю его имени. Но он неодолим, как смерть, — он воплощение всесильного времени.

— Нет ничего неодолимого! — возразил Равана.

— Стань со мною рядом, — продолжал Бали, — видишь у моих ног сверкающий диск? Если ты его поднимешь, я раскрою тебе тайну вечного избавления.

Равана нагнулся, но как он ни напрягал силы, он не мог оторвать диска от пола. От напряжения у него изо рта и ушей полилась кровь.

— Это серьга одного из моих предков, — пояснил Бали. — Но и он пал, когда пришел срок. Поэтому кто бы ни лишил меня свободы, я покорен его воле. Прощай!

Гибель и воссоздание жизни

Одно в моих зрачках, одно в замкнутом слухе,

Как бы изваянный, мой дух навек затих.

Ни громкий крик слона, ни блеск жужжащей мухи

Не возмутят недвижных черт моих.

Константин Бальмонт

У близнецов Ямы и Ями был младший брат Ману[70], могучий и великий духом. Десять тысяч лет он на берегу Ганги умерщвлял свою плоть, стоя на одной ноге, с вскинутыми в благочестивой молитве руками. Все, идущие мимо, этому удивлялись и молча проходили, чтобы не мешать общению с небом.

Однажды Ману услышал тоненький дрожащий голосок:

— Праведник! Спаси меня!

Впервые опустив затекшие руки, он погрузил их в воду и вытащил из реки рыбку[71], отливающую лунным блеском.

— Что ты от меня хочешь? — спросил Ману, наклонившись.

— Я боюсь рыб, более сильных, чем я. Опусти меня в сосуд. Когда же я вырасту, перенеси в другое место.

У ног Ману был волшебный, полный воды кувшин. Из него он, становясь на колени, не опуская рук, утолял жажду, а вода не убывала. Ману опустил рыбку в кувшин и с этого времени утолял жажду из реки.

Минуло много осеней, и до Ману донесся уже знакомый ему, хотя и не столь тонкий, как прежде, голос:

— Перенеси меня в другое место, ибо кувшин стал мне тесен.

Рыбка сильно подросла, но не настолько, чтобы быть в безопасности в реке. Ману отнес ее в пруд. Прошло много осеней, и рыба настолько выросла, что уже не могла плавать в пруду, и Ману отнес ее в Гангу. Она находилась там до тех пор, пока однажды, повернувшись, не перегородила реку и этим вызвала наводнение.

Тогда Ману решил перенести рыбину в Океан. Была живая ноша тяжела, но желанна сердцу праведника. Запах рыбы и прикосновение к ней доставляли ему наслаждение. Кажется, и Ману стал приятен рыбе. Во всяком случае, опущенная в Океан, она не погрузилась сразу на дно, а держалась на поверхности, с любовью и признательностью взирал на Ману.

Затем она проговорила, да так громко, что сказанное можно было услышать на другом краю земли:

— Ты сделал все, чтобы спасти меня. Теперь мой черед позаботиться о тебе. Знай же! Близится великий потоп для очищения мира от грязи и порока[72]. Ты должен сбить крепкую лодку и привязать к ее носу веревку с петлей. Потом нарой семян, что в земле, набери тех, что в воздухе, и жди моего появления. Ты меня отличишь по рогу, который я для тебя наращу на носу.

Когда такая рыба появилась, Ману набросил петлю на ее рог, уселся в лодку, и рыба понеслась. Волны, образовывавшиеся от движения ее хвоста, были подобны горам. Лодку швыряло из стороны в сторону, как щепку, и Ману приходилось держаться обеими руками за борта.

Многие годы рыба без устали тянула лодку. Внезапно волны опали и качка прекратилась. Ману увидел поднимающуюся из моря гору. И вновь он услышал голос рыбы:

— Знай: я — Брахма, творец всех живущих. Спасая тебя от потопа, я спас все живое. Высаживайся и живи на этой Северной горе[73]. Возроди из собранных тобою семян растения и животных.

Ману сделал, как ему было велено. Первой он возродил кормилицу корову, дававшую ему топленое масло, сметану и творог.

Однажды он все это смешал, чтобы принести жертву богам. Через год из составленной им смеси вышла девушка — белая как сметана, с розовыми от света зари трепещущими губами и темными как ночь волосами. Крепкотелая, она твердо ступала по земле, и ее тонкие ступни оставляли масляный след.

Как–то захотела масляноногая осмотреть мир, еще не населенный людьми, и отправилась на прогулку.

Митра и Варуна тотчас заметили на земле незнакомые следы и заинтересовались, кто бы их мог оставить. Спустившись на землю, они пошли по следам и догнали девушку.

— Кто ты? — спросили они ее.

— Я — Илу, дочь Ману, — ответила она.

Митра и Варуна переглянулись, после чего Митра обратился к деве:

— Мы боги Митра и Варуна. Назови себя нашей дочерью.

— Нет! — ответила Илу, потупившись. — Я дочь Ману.

— Кто? Кто ты? — переспросил также и Ману.

— Твоя дочь.

— Но как же, о благородная, можешь ты быть моей дочерью? — удивился Ману.

— Ты, а не кто–либо другой, —объяснила девушка, —дал мне жизнь, замешав на воде топленое масло, сметану и творог. Поэтому пользуйся мною в свое удовольствие, когда станешь приносить жертву богам. И будешь богат потомством и стадами. Какого бы благодеяния ни испросил ты у богов с моей помощью, полностью получишь все, что попросишь.

И зашагал вместе со своей дочерью Ману, распевая гимны и, как только это удавалось, неукоснительно исполняя ритуал. И когда изъявил он желание иметь обильное потомство, боги услышали его. И пошел от него весь род человеческий, который и есть род Ману[74].

Чьявана[75]

Было у Ману девять сыновей, девять могучих витязей, от которых пошло девять племен, заселивших еще не слышавшую человеческого голоса землю. Однажды в племени четвертого сына, Шьячи, начался раздор. Брат стал против брата. Сын отвернулся от матери, мать от сына.

Подобные бедствия, постигающие порою племена, роды и семьи, пострашнее мора и войны. Причины их сокрыты от глаз человеческих, и враждующие в слепоте и безумии ищут их объяснения каждый в другом — брат в брате, сын в матери, мать в сыне. Но царь племени Шьячи был мудр и всюду неутомимо искал корень губительной вражды, но не мог его найти, пока случайно не пришел к озеру, избранному подвижником Чьяваной местом для моления и умерщвления плоти.

При виде царя, который его почтительно приветствовал, отшельник отвернулся. Царь был этим удивлен и спросил:

— Может быть, сам не ведая, я чем–нибудь тебя оскорбил или просто неприятен?

— О нет, — ответствовал Чьявана, — не оскорбил. Не неприятен. Меня обидела твоя прекраснобедрая дочь Суканья, и с тех пор я не знаю покоя. Однажды ночью она вместе с другими девами вывела коней на водопой. Надо тебе сказать, что во мраке мои глаза мерцают, как уголья в алтаре. Твоя же любопытная дочь, приняв их за светляков, ткнула мне в глаза своими пальчиками.

Поняв, в чем причина раздора в племени, царь закричал:

— О! Это великая обида! И я готов ее искупить — отдать тебе своих коров, свои сокровища, да и вообще выполнить любую твою волю. Выскажи ее, мудрейший!

— Мне не надо ни коров, ни сокровищ. Я хочу стать твоим зятем. Отдай мне в жены твою прекрасную, невольно согрешившую дочь.

И отдал царь Суканью в жены дряхлому старцу как искупительную жертву согласия.

И воцарился в племени мир. Брат более не косился на брата. Сын и мать не отвращали друг от друга лиц. Но красота Суканьи едва не повергла человечество в грехи. А было это так. Купалась Суканья в том же озере, куда водила раньше коней на водопой, а супруг ее неподалеку, воздев руки к небу, совершал молитву. И увидели Суканью, выходящую из воды, пролетая по небу, боги–близнецы Ашвины. Охваченные любовью, как пламенем, они мгновенно спустились на берег, и один из них обратился к красавице с такими словами:

— Мы дети Солнца, дева. Красота твоя несравненна. Выбери одного из нас в мужья.

— Не могу, — отвечала Суканья. — Яне дева. У меня есть муж, святой отшельник. Видите, вон он стоит и молится.

Повернули Ашвины головы и расхохотались, да так громко, что из воды высунулось несколько сотен рыбьих морд.

— Ха–ха! Ты предпочитаешь нам этого старца?

— Но он прекрасен духом, — возразила Суканья обиженно. — Конечно, было бы хорошо, если бы он был так же прекрасен, как вы. Но ведь это невозможно.

— Для нас нет ничего невозможного, — отозвались Ашвины. — Мы боги. Передай своему супругу: если он хочет стать таким же, как мы, пусть спустится с нами под воду, и ты сможешь выбрать супруга из нас троих.

И вот спустились Ашвины вместе со старцем в озерные глубины, и поднялись оттуда не два, а три близнеца, совершенно неотличимые друг от друга. Долго всматривалась в них Суканья, не зная, на ком остановить взгляд, пока один из юношей не дал ей тайный знак. Это был Чьявана, вернувший себе молодость.

Не зная, как отблагодарить Ашвинов, он преподнес им сому и пообещал совершать жертвоприношения ею в их честь, как это полагалось делать в честь Индры и других великих богов. И удалились Ашвины на небо, не гневаясь на отшельника и на людей. И с тех пор нет у смертных на небе больших заступников, чем Ашвины.

Индра–изгнанник и Шачи[76]

Убиение Вритры было величайшим подвигом Индры, но также и величайшим его прегрешением, ибо Вритра был, как и брат его Вишварупа, брахманом. И лег этот грех на плечи Индры тягчайшим грузом, пригнув его к земле, лишив всего, чем он обладал на небе: власти, наслаждений и даже обожаемой супруги Шачи. И стал Индра изгнанником, страдающим от угрызений совести, искупающим смирением и послушанием свой грех.

Удаление Индры отозвалось бедствиями во всех трех мирах. Оставшись без царя и господина, они начали приходить в упадок. И решили тогда боги с согласия Брахмы призвать на престол царя Нахушу[77] из Лунного рода. Был Нахуша отважен, красив, скромен, добродетелен. Не сразу принял он предложение богов, ссылаясь на то, что недостоин занимать престол великого Индры. Но боги были неотступны, и Нахуша поднялся на небо.

Поначалу он проявлял себя с лучшей стороны, но великая власть в конце концов его развратила, как она это делает едва ли не с каждым. Окружив себя апсарами и гандхарвами, стал Нахуша предаваться разврату и даже обратил свой похотливый взор на скромную, носящую траур Шачи. И послал он ей гонца с приказанием явиться в свои чертоги. Тогда поспешила Шачи к Брихаспати, моля о защите от посягательств Нахуши. Брихаспати оставил жену изгнанника у себя и обещал ей свое содействие в соединении с Индрой.

Узнав, где находится Шачи, Нахуша пришел в ярость и едва не разнес все три мира. Отправились боги к Брихаспати и, печально склонив головы, обратились к нему со смиренной мольбой:

— О великий брахман! Отошли Шачи к Нахуше, превзошедшему могуществом Индру. Пусть он станет ее повелителем и супругом.

Не спасовал Брихаспати перед этим натиском и не присоединился к трусам.

— Предающих тех, кто ищет защиты, ждут великие беды! — с гневом ответил он богам. — Так решено Брахмой. Не взойдут у предавшего брошенные в борозды семена. Дожди обойдут его поле стороной, и не будет у него урожая. Потомки его вымрут, а предки в царстве мертвых вступят в перебранку. Поэтому я не нарушу Риты — вечного закона.

— Тогда Нахуша разнесет все три мира, — возразили боги.

Брихаспати погрузился в раздумье, и боги молча ожидали его решения.

— Я пошлю Шачи к Нахуше, — наконец проговорил он. — Она попросит его дать ей время, чтобы настроить к браку душу. А мы тем временем отыщем Индру и вернем его на царство.

Следуя совету Брихаспати, Шачи смирила себя и отправилась к Нахуше. От одного вида блистательной богини у Нахуши улетучился гнев, и он обратился к ней с ласковой речью:

— Прими меня, красавица, как супруга. Ведь ныне я Индра во всех трех мирах.

Волосы Шачи вздыбились от ужаса, но, смиренно сложив ладони, она сказала:

— Дай мне немного времени, владыка богов, и если не будет вестей от Индры, я к тебе явлюсь.

Шачи вернулась к Брихаспати, а боги отправились к Вишну за советом, как очистить Индру от греха.

— Пусть он принесет мне в жертву коня, и тогда с него спадет грех и он сможет принять власть.

Затем боги поспешили на край света, где, как им было известно, пребывал Индра, прячась в стебле лотоса. Услышав голоса богов, призывающих его выйти, Индра склонил свой стебель в воду и стал невидим.

Огорченные боги вернулись на небо. Шачи, узнав о такой неудаче, пришла в отчаяние. По наступлении темноты она вышла из дома Брихаспати и обратилась к богине ночи:

— О вещая Ратри, хранительница тайн всех влюбленных и любящих, открой мне убежище моего супруга!

Не раз слышала Ратри песни Индры, в которых он ночами изливал свою тоску по Шачи, поэтому, обернувшись девой, она повела Шачи к тому месту, где скрывался Индра, и указала на почку одного из лотосов.

И бросилась Шачи в воду, чтобы прижаться к стеблю пылающим лицом. Обливаясь слезами, она умоляла супруга вернуться и покарать того, кто посягает на ее добродетель.

— Нахуша силен, — ответила почка. — Его можно одолеть только хитростью. Явись к Нахуше и обещай полюбить его, как любила меня, если он явится к дому Брихаспати на колеснице, запряженной вместо коней святыми подвижниками, перенесенными на небо за праведность.

Вернувшись на небо, Шачи объявила Нахуше о согласии стать его женой и о свадебной процессии, какой еще не видывал мир. Влюбленный и честолюбивый Нахуша отпустил Шачи, наказав ей ждать его приезда.

Узнав об этом, Брихаспати разжег на алтаре жертвенный огонь и призвал Агни.

— О Агни, — обратился он к нему, — отыщи Индру.

Сложил Агни лепестки своих ладоней и исчез. Быстрый, как мысль, облетев весь мир, он явился через мгновение и доложил, что не нашел Индру на суше, а войти в воды с той поры, как он в них скрывался, не смеет.

И ответил ему Брихаспати:

— Не должно быть для тебя ничего, перед чем ты мог бы остановиться. Войди без страха в воды и отыщи Индру.

И прошел Агни сквозь все воды мира и отыскал Индру в стебле, после чего привел к Индре Брихаспати и всех богов. Стоя перед озером, они напомнили Индре о его великих деяниях, о победах над Вритрой и Валой, о победах над асурами.

От этих речей окреп дух Индры. Он вышел из стебля лотоса, приняв грозный облик повелителя молний, и сказал:

— Я согласен.

Обо всем этом знал мудрец Девашарман, чья жена Ручи превосходила красотой многих смертных женщин. Он не доверял ее прелести ни дверям, обитым медью, ни зарешеченным окнам, ни железным сетям с хитроумным устройством, могущим схватить соблазнителя при его приближении к супружескому ложу. Да и с самой Ручи он не стал беседовать, чтобы наставить ее в дхарме. Девашарман призвал своего любимого ученика Випулу и приказал ему находиться рядом с супругой и не сводить с нее глаз, а сам удалился, чтобы совершить жертвоприношение в соседней стране.

И до этого Випула выполнял поручения гуру, отправляясь, куда его посылали, и подвергаясь опасностям на дорогах. Но это поручение, не требовавшее с его стороны каких–либо усилий, показалось Випуле самым опасным. Ведь Индра горазд на хитрости, и если Випула не убережет честь учителя, тот его проклянет. И решил Випула силой йоги проникнуть в Ручи и стать стражем чести. Поэтому, сев напротив Ручи и не обращая внимания на ее телодвижения, полные неги, он устремил на нее взгляд и проник в ее прекрасное тело, которое стало ему послушно, как воск.

Когда же появился Индра, он увидел неподвижное тело ученика, приняв его за спящего, и красавицу, которая силилась подняться, чтобы приветствовать его, но не могла сдвинуться с места. Тогда Индра коснулся руки Ручи, но она была холодна как лед. После этого он с ней заговорил, но уста красавицы произнесли то, что было внушено Випулой: «Зачем ты ко мне явился в отсутствие моего супруга?»

Обладая силой проникновения, победитель Вритры разглядел в теле красавицы душу верного мудрецу ученика. Уста же Ручи продолжали вещать: «Уходи отсюда, если не хочешь быть проклят отшельником».

И удалился Индра ни с чем. По возвращении Девашарман узнал о посещении Индры и его неудаче. Но Випула скрыл от гуру, каким образом он сохранил его честь.

Царь Сомака и сын его Джанту

В старину народом панчалов правил мудрый Сомака, отпрыск Лунного рода. В его обильном золотом и коровами доме жило сто жен, добродетельных и преданных царю женщин. Но ни одна из них не могла дать ему наследника. Только в глубокой старости исполнилась мечта Сомаки, и у одной из его жен родился мальчик. Дано было ему имя Джанту.

Первенец, ставший гордостью отца, был окружен заботой и любовью не только отца и матери, но и всех царских жен, служанок и слуг. Когда Джанту укусил муравей, во дворце поднялся такой переполох, что царю пришлось покинуть заседание совета и отправиться в сопровождении перепуганных советников в женские покои. По пути он поделился с советниками своими печалями:

— Тяжка судьба родителя единственного сына, особенно если он стар, да и жены его немолоды. О, если бы каждая из них принесла мне по сыну!

Присутствовавший при этом домашний жрец сказал:

— Есть такое средство, о царь! Но оно потребует от тебя великой силы духа и твердости.

— Открой мне его, благочестивый, — попросил Сомака.

— Тогда слушай: ты можешь принести в жертву Джанту, своего первенца, и вскоре жены отплатят тебе сторицей, как земля отдает полновесным зерном. Едва лишь пламя охватит тело Джанту, как твои жены зачнут от дыма алтаря. Среди новорожденных будет и Джанту, который обретет второе рождение. Ты узнаешь его по золотой родинке на плече.

Желание обрести многочисленное потомство превозмогло колебания Сомаки: твердости было ему не занимать. И повинуясь царской воле, жрец развел жертвенный костер и приготовил все для такого обряда, какой был исполнен богами над первочеловеком Пуруши. Пока шли эти приготовления, царь отправился в женские покои, чтобы сообщить матери Джанту и остальным женам о принятом им решении. Женщины подняли вопль и загородили своими телами мальчика. Тем временем появился жрец и, растолкав женщин, увел Джанту к алтарю.

Случилось то, что было предсказано. После жертвоприношения, вдохнув черного дыма, жены забеременели, и через десять месяцев лунного календаря в один день каждая родила по сыну. У матери Джанту родился мальчик с золотой родинкой на плече. Он был объявлен старшим и наследником.

Несколько дней спустя ушел в царство Ямы жрец, предложивший принести в жертву Джанту, а вслед за ним ушел и Сомака. По пути в светлое царство Индры он, как и все, кому суждено было там пребывать, прошел через владения Ямы. Среди грешников, переносивших муки, он увидел своего жреца, пылавшего на костре.

— В чем твое прегрешение, благочестивый? — обратился он к старцу.

— За то, что я принес в жертву твоего сына, мне суждено сгорать в неугасимом огне, — ответиладуша жреца. —Такова воля Ямы.

— Подвинься, — проговорила душа Сомаки. — Я виновата не менее тебя и должна разделить с тобой твою кару.

Очищение Земли[78]

Была населена Земля тварями и людьми, преданными добродетелям, свободными от забот и болезней. Царило тогда над всей Землей вплоть до омывающего ее со всех сторон Океана великое Слово, власть же его осуществляли кшатрии, а другие касты жили с ними в мире, не испытывая зависти и вражды. И цари, презрев страсти и гнев, обращались с подчиненными справедливо, наказывая только тех, кто заслужил наказание.

И поэтому источал тысячеглазый Индра всем существам сладость. Никто из людей тогда не умирал в раннем возрасте, никто не познавал женщин до наступления совершеннолетия. И Земля переполнилась полноценными, долговечными существами. И кшатрии тогда совершали великие жертвоприношения. Брахманы же изучали веды, но не произносили их в присутствии шудр и не торговали ими как товаром. Вайшьи, вспахивая почву, запрягали в ярмо быков, не трогая коров, а тех, кто из этих лучших четвероногих отощал, подкармливали. И купцы никогда не продавали товар неполной мерой и весом. Коровы и женщины рожали в надлежащее после зачатия время, деревья вовремя расцветали, зеленели и приносили плоды.

А между тем стали рождаться на Земле среди тех или иных существ, среди коров и лошадей, среди ослов и верблюдов, среди буйволов, среди слонов и антилоп, среди кровожадных хищников, среди царей — асуры. Были они старшими братьями богов, обладали могуществом и поначалу были благочестивы и благодетельны; но затем склонились ко злу. Принимая разные обличья, асуры стали притеснять брахманов и кшатриев, угнетать другие существа, убивая их тысячами и тысячами. Они, внушая всем ужас, распространились повсюду — безбожные, гордые своей силой и опьяненные своей спесью.

И тогда Земля, страдая и терзаясь страхом, обратилась к Брахме, неувядающему творцу миров, и поведала ему о своих бедствиях в таких подробностях, о которых всеведущий, самосущий и всевышний не мог знать.

Отпустив Землю и успокоив ее обещаниями, созвал Брахма мудрецов и приказал каждому из них придать какой–либо своей части человеческий облик для обуздания асуров. Явились к Брахме и боги во главе с Индрой, ожидая подходящего времени, чтобы покончить с этим злом. Когда же такое время пришло, небожители стали постепенно спускаться на ждущую их Землю для сокрушения своих недругов и очищения мира. И воплотились они в родах брахманов и царственных мудрецов, чтобы разделаться с асурами и примкнувшей к ним нечистью — ракшасами, змеями и людоедами. Так была очищена Земля. А грозный бог Рудра, порождение гнева Брахмы, низверг асуров с неба, испепелив три их волшебных города.

Первые цари Вена и Притху[79]

Одним из ближайших потомков Ману был Вена, унаследовавший от матери своей — Сунитхи — дурной нрав в сочетании с непомерной гордыней. Провозглашенный после смерти своего отца Анги царем, он ополчился на соседние страны и, покорив их, поднялся в самомнении еще выше. Он запретил жрецам поклонение богам, восхваление их в гимнах, а также приношения брахманам даров серебром и золотом. Обосновывая эти решения, он говорил: «Величания и славословий достоин я один. Только мне подобает принимать дары и жертвы».

И впали брахманы в великую нужду, и ушли из страны благочестие и порядок. Явившись во дворец, брахманы слезно молили приносить жертвы хотя бы одному Вишну, ибо там, где почитают Вишну, люди не знают забот, а правители благоденствуют.

— Кто он такой, этот Вишну? Я его никогда не видел и достиг всего своим умом, — отвечал Вена брахманам. — Повинуйтесь и поклоняйтесь мне, как жена своему супругу. Ибо ваш государь я, а не он.

И тогда возмутились брахманы. «Да умрет этот самозванец и безбожник!» — воскликнули они, набросились на сына Сунитхи и зарезали его острыми краями священной травы кушу. Так умер царь Вена.

Плохо, когда правит страной злой царь, но не лучше, когда страна остается без царя, без руки, наводящей порядок и защищающей людей от разбойников и чужеземцев. Вскоре стало ясно, что к границам царства Вены потянулись орды недругов — пыль от ног и копыт поднималась до самых небес. И стали думать брахманы, как посадить на опустевший престол законного наследника. Усевшись вокруг тела Вены, они стали поглаживать и растирать его бедро. И вышел из бедра маленький человечек, черный, как головня, и тотчас обратился к брахманам с вопросом: «Что мне сделать для вас, мудрецы?» Брахманы сказали ему: «Нишада?» — что означает: «садись». Поэтому он и получил имя Нишада. Потомки его — темнокожие и плосколицые обитатели гор Виндхья. Брахманы передали Нишаде пороки сына Сунитхи, и они унесли их в горы.

Затем брахманы принялись тереть и разглаживать правую руку покойного царя, уже освобожденного от грехов. И из нее вышел прекрасный юноша, могучий и сияющий, как сам Агни. Под именем Притху он был провозглашен наследником Вены. И сразу же к его ногам с неба упали сверкающие доспехи, лук Шивы и смертоносные стрелы. С неба спустился сам Брахма, чтобы венчать Притху на царство.

И чтобы вечной была о нем память в трех мирах, Брахма сотворил Суту (Сказителя) и Магадху (Певца)[80], чтобы они восславили в песнях и сказаниях Притху.

Удивились Сута и Магадха: «Но мы ничего не знаем о подвигах новорожденного. Нам неведомы его доблести. Слава о нем еще не родилась».

— Но родилась власть, — сказали мудрецы. — А вместе с нею и порядок. Восславьте государя независимо от его имени. Будем надеяться, что Притху окажется таким, каким вы обрисуете государя.

Поняв замысел мудрецов, Сута и Магадха им поклонились и затянули нараспев:

Мудр, справедлив и милосерден государь.

Он доблестен и стоек, правдив и благороден.

Нерушимо, как скала, его царское слово.

Кроток он с благочестивыми, грозен для злодеев.

Беспристрастен он и сострадателен.

Он приносит жертвы богам и чтит брахманов.

Он опора и защита для своих подданных.

Внимательно слушал Притху эту песню, но по его лицу было трудно понять, готов ли он выполнить все названные благочестивые пожелания.

Вскоре Притху проявил себя как отважный воитель. Недруги больше не отваживались тревожить границы его царства. Но народ жил плохо, ибо в годы правления Вены пришли в запустение нивы и сады.

Имелось немало средств для повышения плодородия полей: прорытие каналов, улучшение организации труда и его орудий. Но к ногам новорожденного Притху упало с неба оружие, и он решил действовать им. Взяв лук Шивы, он по–шелвойной на Землю, чтобы покарать ее леность и нераспорядительность. Знакомая лишь с мольбами об урожае, не привыкшая к угрозам, Земля обратилась в корову и пустилась в постыдное бегство. Спасаясь от грозного царя, она направила свои стопы в небесные пределы, в царство Индры и владения Брахмы. Притху же неотступно следовал за беглянкой по стопам.

Поняв, что от Притху не уйдешь, она обратилась к нему с мольбой:

— Зачем ты преследуешь меня, безоружную женщину? Я ведь слышала, как воспевали твою будущую справедливость и милосердие.

— Рассуди сама, — отвечал Притху, — бывают добрые и злые женщины. Великий грех убить добрую деву, но долг мужчины истреблять зло, в каком бы оно ни было облике, мужском или женском. Ты обрекла моих подданных на голод и заслуживаешь самого сурового наказания.

— Но будет ли прок, если ты меня погубишь? — сказала Земля. — Без меня кто поддержит и прокормит твоих подданных?

— Обойдемся и без твоих услуг, ослушница! — ответил Притху.

И пришлось Земле пойти на попятную.

— Если ты меня пощадишь, — молвила она, — тебе пригодится моя помощь. Все злаки погибли, но даруй мне теленка, иначе не будет у меня молока и я не смогу возродить полезные растения и дать им влагу. И выровняй почву, чтобы мое молоко могло растекаться повсюду.

И сохранил Притху жизнь Земле. Пользуясь ее советами, он очистил почву от камней и расширил пахотную площадь, взгромоздив одну гору на другую. Он ее размежевал, обозначив границы селениям и городам, построил дороги для купцов, развозящих товары по разным странам.

Подоив Землю, он дал жизнь всем злакам и растениям, которые доныне идут в пищу людям. Тем самым он стал как бы отцом для Земли. Поэтому с той поры Земля получила имя Притхиви.

Тыквенные дети

У Винаты, кроме Аруны и Гаруды, была дочь, прекрасная Сумати. Стала она женой правившего в то время в Айодхье могучего и мудрого царя Сагары, который подчинил своей власти варварские народы — яванов и скифов, Камбоджей и пехлевийцев. Была у царя еще одна жена, Кешини, но обе не дали царю потомства. И отправился Сагара вместе со своими женами в Гималаи, чтобы предаться суровому подвижничеству. Сто лет умерщвлял Сагара свою плоть, пока к нему не спустился Бхригу, сын Брахмы.

— Сагара, — сказал он ему, — ты обретешь то, чего ждешь. Одна из твоих жен произведет на свет сына, который продолжит твой род, а другая даст жизнь шестидесяти тысячам других могучих и славных сыновей.

Сагара был настолько обескуражен сказанным, что даже не поблагодарил мудреца, и тот скрылся из глаз; сам он с женами двинулся в столицу, все более сомневаясь в том, что пророчество сбудется. Однако вскоре обе царицы понесли и в назначенное время благополучно разрешились от бремени. Кешини родила сына, которому дали имя Асаманджа, у Сумати же из чрева выкатилась огромная тыква. Рассвирепел царь и приказал слугам ее выкинуть, но едва они окружили плод, чтобы его поднять, как с неба послышался голос:

— О Сагара! Не отрекайся от своих сыновей. Разрежь тыкву и дай каждому ее семечку по горшку, наполненному маслом. Из каждого выйдет по одному сыну.

И вот тыква разрезана, семечки вынуты и пересчитаны. Их оказалось, как и было предсказано, шестьдесят тысяч. Все гончары Айодхьи были подняты на ноги, и в короткое время во дворце оказалось шестьдесят тысяч кувшинов. Были опустошены все хранилища масла, чтобы заполнить кувшины. Чтобы установить кувшины рядом, пришлось расчистить пространство вокруг дворца, затоптать цветочные клумбы и выкорчевать кусты. Пришлось удалить и любимых Сагарой, страстным охотником, собак и павлинов, красотой которых любовались царицы, — чтобы неразумные животные не опрокинули хранилищ и не склевали семечек.

И вот наступил день, когда из кувшинов стали высовываться остренькие, едва покрытые пушком головки. И сколько же потребовалось трудов, чтобы омыть новорожденных в протекавшей сразу за дворцом реке! С тех пор она стала называться Масляной.

Но вскоре на смену хлопотам пришли заботы и неприятности. Завистливый и нетерпимый Асаманджа возненавидел своих сводных братьев. Вообще он еще в детстве отличался злобным нравом, ему доставляло удовольствие топить своих братцев в Масляной, правда, от этого число остроголовых не уменьшалось. Когда Асаманджа возмужал, от него не стало житья горожанам, и Сагара скрепя сердце изгнал негодника из страны, оставив при себе сына Асаманджи, благочестивого Аншумана. Впрочем, вскоре и сыновья Сумати, видя, что их много, стали проявлять дурной нрав, не считаясь ни со смертными, ни с бессмертными. Так что пришлось людям и богам обратиться за защитой к Брахме. Утешил их творец мира, сказав, что обидчикам осталось жить недолго.

Между тем Сагара решил отметить свои победы над варварами и над соседними государями ашвамедхой. Собранные со всей страны брахманы выбрали из царского табуна самого безупречного коня, вывели его в чистое поле, приказав шестидесяти тысячам сыновей следовать за ним на почтительном расстоянии, не мешая ему пастись и идти куда угодно. С тех пор как совершалась ашвамедха, никогда еще за жертвенным конем не наблюдало столько глаз, а землям, по которым он проходил, не было причинено столько ущерба: ведь идущие за конем не просто объявляли, что эти земли отныне принадлежат царю, но и вытаптывали посевы, опустошали запасы продовольствия, задирали и оскорбляли обитателей этих мест. И вздохнула Индия, когда конь направился к морю, дно которого, после того как его опустошил Агастья, стало зарастать травами. Шестьдесят тысяч остроголовых следовали за конем и по морскому дну, но не усмотрели его исчезновения. Позднее стало ясно, что это козни Индры, завидовавшего каждому могущественному царю на земле.

И явились сыновья Сагары к отцу с повинной. Какими словами передать гнев могущественного владыки при вести, что сто двадцать тысяч зорких глаз не уследили за одним конем? Да и сами сыновья знали, что исчезновение жертвенного коня — одно из самых дурных предзнаменований, и очень обрадовались, когда отец отослал их на поиски коня, наказав без него не возвращаться.

Спустившись на дно моря, царевичи образовали цепь, решив обойти все его травяные заросли. Так они набрели на глубокую расщелину наподобие пропасти, спустились в нее, и поскольку им послышались какие–то звуки, напоминающие ржание, стали углубляться, пока не добрались до мировых слонов, поддерживающих земную твердь. Почтительно сложив перед ними ладони, они продолжали свой путь, пока на самом краю мира не достигли поляны, на которой увидели своего коня, мирно щипавшего траву. Неподалеку от коня сидел отшельник, погруженный в благочестивые размышления. Это был Вишну, принявший облик мудреца и подвижника Капиллы. Заподозрив, что именно он похитил животное, остроголовые ринулись к нему, размахивая кольями и камнями, какими рыли землю. И обратил Капилла на буянов свой гневный взор и превратил шестьдесят тысяч царевичей в пепел.

Подвижники из обители Капиллы принесли в Айодхью весть о их гибели, и царский дворец погрузился в траур. Не мог себе простить Сагара, что он сказал сыновьям, чтобы они не возвращались без коня. Гибель сыновей как раз и была тем несчастьем, которое предвещало исчезновение жертвенного коня[81].

Нисхождение Ганги

Совершив поминки по умершим сыновьям, призвал к себе Сагара внука своего Аншумана и обратился к нему с такими словами:

— После изгнания твоего отца за злодеяния и гибели твоих братьев ты остался у меня один, и некому совершить погребальные обряды по моим сыновьям, чей прах в подземном мире. До сих пор я не принес в жертву коня, чтобы отметить свои победы. Я возлагаю на тебя обязанность, которую не в силах выполнить сам.

Поблагодарил Аншуман деда за оказанную ему честь и поспешил на поиски коня. Спустившись на дно океана, лишенное влаги, он отыскал расщелину на северном краю океана и по проходу, проторенному братьями, спустился в подземный мир и вышел на поляну, где сидел Вишну в облике Капиллы. Приблизившись к нему, он ждал, когда великий подвижник обратит на него взор, а затем, почтительно его приветствуя, поведал о цели своего прибытия и прежде всего попросил разрешения увести коня.

— Ты можешь это сделать, юноша, — сказал Вишну. — Я знаю, что ты благочестив и честен, но еще не пришло время, чтобы ты или твой отец могли избавить от греха твоих братьев. Это совершит твой внук и с помощью великого бога Шивы низведет на землю небесную Гангу. Воды ее заполнят дно океана и через расщелину, которой ты шел, вольются и омоют прах царевичей Айодхьи.

Склонившись перед подвижником, Аншуман взял коня и тем же путем вернулся в Айодхью. Он рассказал деду все, им услышанное. Как раз исполнился год после того, как конь был выпущен, и Сагара совершил торжественное жертвоприношение. Вскоре после этого, успокоенный, он передал власть Аншуману и удалился в страну вечного блаженства.

Шива

Через век престол Айодхьи занял Бхагиратха, внук Аншумана, полностью преданный карме, безропотный и правдивый. Стал он для народа радостью очей и сердца. Прослышав, что его предки приняли ужасную гибель и не взошли на третье небо, он поручил царство советнику и отправился подвижничать на Химавату. Многие годы он стоял там, взирая на превосходнейшую из гор, предаваясь суровому умерщвлению плоти, питаясь плодами, кореньями и водой, пока через тысячу божественных лет к нему не явилась в собственном облике великая река Ганга.

— Чего ты от меня хочешь, махараджа? — спросила она. — Говори, превосходнейший из людей, и получишь желаемое.

— О подательница даров! — отвечал Бхагиратха. — Моих предков, разыскивающих коня, внезапно настигла гибель. И с тех пор погибшим недоступна жизнь на небе, пока ты, о святая, причастная великой доле, не омоешь их своею водою. Возведи их на небо, Ганга. Вот для чего я тебя ожидал!

— Разумеется, я выполню твою просьбу, — сказала река, — но падая, я могу уничтожить землю. Никто другой на земле не сможет меня принять, кроме Шивы. Ублажи его, чтобы он принял меня на свою голову.

И явился Бхагиратха на гору Кайласу, ублажил Благосклонного и получил от него обещание поддержать Гангу, чтобы предки праведника обитали на небе.

И сошел Шива на Химавату, окруженный своей ужасной дружиной, воздевавшей к небу оружие, и, перекричав ее боевые кличи, сказал Бхагиратхе:

— Умоляй же, долгорукий, реку, чтобы она низверглась с третьего неба.

Вирабхадра — ипостась Шивы–воителя

Услышав это, махараджа возликовал сердцем и, преклонившись, стал неотступно размышлять о Ганге и низвел ее с третьего неба на землю своею мыслью.

И низверглась с небосвода Ганга на лоб Шивы, как венец жемчужный, и от него, змеясь тремя руслами, устремилась к Океану. На гребнях ее волн, как стая лебедей, белела пена. Натыкаясь на камни, она бушевала, ревя, подобно тысяче быков, оглушительным ревом. Достигнув высохшего Океана, она его заполнила и проникла в подземное царство, омыв прах шестидесяти тысяч царевичей, и заняли они на третьем небе русло Ганги.

С тех пор течет Ганга на земле, и восхваляющий ее очищается от грехов, созерцающий ее достигает благоденствия, творящий в ней омовение и пьющий ее воду очищает семь прошлых и семь грядущих поколений. И нет купели, подобной Ганге, как нет бога, равного златокудрому Шиве, принявшему священную реку на свой лоб.

Рождение красоты

Высоты горные Сознанья —

Как Гималайские хребты.

Там вечный праздник пониманья.

Зачатья новой красоты.

Константин Бальмонт

Мир был уже создан и после изгнания данавов и асуров успокоился. И правили им Брахма и Вишну, не ведая особых волнений. Было у них в достатке времени, и они вступили в спор: кто из них рожден первым. И тогда взметнулся перед ними Шива в виде огненного лингама безупречной прямизны. Сверкал он подобно горе Меру посреди надетых на него огромных венков, и нельзя было понять, где его середина, где начало и где конец.

Сказал Брахма Вишну:

— Давай я пойду вверх, а ты иди вниз. Тот, кто отыщет край, будет считаться перворожденным.

Однажды во дворце Брахмы, где Шиве был оказан торжественный прием, Дакша при появлении зятя не встал, но проклял его и сказал, что не будет приносить ему жертвы. Нет, это была не пустая угроза. Устраивая через некоторое время у себя в доме великое жертвоприношение коня, Дакша пригласил всех богов, кроме Шивы. Заколов коня, жрецы стали раздавать богам куски его мяса. Видя это, возмутилась Сати, потребовав, чтобы мужу оставили его долю. Когда же этого не сделали — бросилась в огонь. Шива же сотворил из части себя грозное чудище, которому приказал уничтожить жертвоприношение Дакши. Приняв вид сотен и тысяч асуров, набросилась эта свора на жертвенные дары и разметала их; у хозяина дома отрубили голову и бросили ее в огонь. Потом, немного успокоившись, решил всемогущий Шива оживить истребленных богов. Но головы Дакши он отыскать не смог и насадил на туловище тестя голову козла.

После смерти Сати Шива погрузился в глубокую скорбь. Он удалился в недоступные горы, в царство вечной Зимы, не желая ничего и никого видеть. Черноволосый, в звериной шкуре на голом теле, с черным луком и стрелами, бродил он одиноко по заснеженным горам. Только огромные снежные барсы и мохнатые яки наталкивались на его следы, уводившие в бездонные пропасти. Ложась на брюхо, вылизывали звери соленые на вкус следы своего владыки.

Но ненасытная женская любовь все же отыскала Шиву и в горах. Во второй жизни Сати стала Умой, дочерью горного князя Химавата. Полагая, что сумеет покорить сердце Шивы суровым воздержанием, она отправилась в горную глушь. Сбросив там человеческую одежду, Ума облекла свое нежное тело в древесную кору. Сто лет она питалась опавшими листьями и древесными корнями, забыв вкус человеческой пищи. Трижды в день она умывалась ледяной водой горных потоков, и богам не раз удавалось взглянуть на прелести той, которую называли невестой Шивы. Но сам он, погруженный в созерцание, ничего не знал о ее существовании.

А между тем боги страдали от укрепившихся в Трипуре асуров. Ослепленные алчностью, те принялись опустошать все вокруг. Обращая в бегство богов, они бродили где им вздумается, уничтожая обители мудрецов, жертвенные столпы и селения людей.

И тогда боги собрались и пошли все вместе к Прародителю. Поклонившись ему до земли, они поведали о своих бедах и спросили:

— Есть ли средство, чтобы извести асуров, перешедших все мыслимые и немыслимые границы?

— Злокозненные негодяи! — воскликнул Брахма. — Все знают о моем беспристрастии, но сейчас я дам вам совет. Изберите бойцом неутомимого в деяниях. Пусть он уничтожит богоненавистников, о Адитьи!

Выслушав это, решили боги пробудить Шиву к жизни. Они отправили к нему своего посланца Каму, бога вожделения и любовной страсти, умевшего принимать различные образы и их изменять. Взял Кама с собою свою подругу Рати (Страсть) и помощницу Васанту (Весну). Едва они коснулись своими нежными ступнями гор, как потекли ледники, переполняя горные реки, растаяли снега на горных склонах, запестрели цветы. Птичий гомон наполнил долины. Все ожило. Один Шива не сдвинулся с места. Он угрюмо сидел, погруженный в свои мысли.

Бхайрава — одна из ипостасей Шивы

Страшась гнева Шивы, Кама долго не решался выполнить поручение богов. Наконец, уступая их мольбам, он прибыл в место уединения Шивы и застал его сидящим между деревьями в окружении сладостно жужжащих пчел. Склонив над дремлющим свое воздушное тело, Кама проник в мозг Шивы через уши и изгнал образ Сати. Осознав это, Шива вздрогнул и стал силой памяти оживлять исчезнувший образ. Поняв, что ему кто–то препятствует, он, потрясая головой, ударяя ею о стволы деревьев, изгнал невидимого Каму. И вновь черты лица Шивы успокоились, его три глаза закрылись, губы сложились в блаженную улыбку. К нему вернулась его Сати в виде прекрасной тени.

Но не успокоился Кама. С помощью Васанты он создал из благоуханных цветов стрелу и, натянув тетиву из сцепившихся пчелок, направил ее Шиве прямо в сердце. От боли приоткрыл Шива третий глаз, и из него посыпались искры, мгновенно превратившие Каму в горсточку пепла. С тех пор Кама зовется Анангом (Бестелесным).

Выйдя из беспамятства, увидел Шива волоокую, с волосами цвета льна деву по имени Ума, омывающуюся в бурлящем горном потоке среди камней. Она была такой, какой в его памяти продолжала жить Сати. Поняв, что перед ним подобие утраченной возлюбленной, призвал Шива семерых мудрецов и отправил их сватами к родителю Умы, который до нее уже имел дочь, священную Гангу, сведенную на землю с помощью Шивы.

— Химават! — обратились сваты к старцу со всей почтительностью. — Не отдашь ли ты за могучего Шиву в жены свою дочь?

— Отдам! — ликующе крикнул родитель, и его голос эхом прокатился по горам, над которыми он властвовал, заглушая грохот снежных обвалов. И донесся он к Шиве и Уме словом «да», наполнив их сердца радостью.

Возвратившись в родительский дом, Ума тут же скинула жесткую кору, закрывавшую ее прекрасное тело, облачилась в девичье свадебное одеяние, умастилась благовониями, запах которых после века пребывания в горах затуманил ей голову, и опустилась на пуховое ложе. Ночь перед свадьбой показалась деве длиною в тысячу лет. К утру она задремала, но вскоре была разбужена бычьим ревом, криками, звоном оружия. Это Шива спускался с гор на спине могучего быка Нандина в сопровождении своей ужасной свиты и небожителей, кружившихся под звуки рогов и вин в бешеной пляске. Все три мира радовались тому, что Кама вернул великого бога к жизни и любви.

Шива верхом на Нанди

После исполнения свадебного обряда, которым руководил сам Брахма, Шива подхватил Уму, усадил рядом с собой на спину Нандина и помчался на гору Мандару, благосклонно предоставившую свои луга, опушки и гроты новобрачным для любовных утех. И как каждая женщина, стала Ума после брачных ласк мечтать о первенце; но он не давал о себе знать. Чтобы утешить себя, Ума слепила из пахучих масел, душистой пудры, пота, покрывавшего ее тело, и кала куклу в виде человека с головой слона. Но вскоре кукла ей надоела, и Ума швырнула ее в Гангу. На лету кукла выросла, и Шива принял ее за сына, рожденного Умой. Дал он ему жизнь и сделал богом успеха, покровителем слонов, поэтов и купцов, главой карликов и духов, составивших свиту Владыки. Имя, данное ему отцом, — Ганеша. (Это он впоследствии записал на пальмовых листьях «Махабхарату», продиктованную мудрецом. Для этого ему пришлось использовать в качестве палочки для письма свой бивень. Так и стали изображать Ганешу — с одним бивнем.)

Пока Шива наслаждался близостью с Умой и радостью отцовства, боги сооружали достойную его колесницу. Несущая на себе все живое, Земля была ее передком, гора Мандара — ее осью, Солнце и Месяц стали колесами этой превосходной колесницы. Вслед за этим боги принялись за сооружение лука и стрелы. Дугой лука стал год с его шестью сезонами, Ночь гибели мира — тетивой, Вишну, Агни и Сома — стрелою. Пламенный гнев в ее острие вложили святые отшельники Бхригу и Ангираса.

И вот занял на колеснице место Шива, сине–красный, багроводымный, облаченный в звериные шкуры, сияющий, как тысяча солнц. Взметнулась колесница в небо, но даже Шива не смог натянуть тетиву лука, тем более — выпустить из него стрелу. Но когда боги отдали ему и свою силу, он наложил на лук губительную стрелу и выпустил ее. Стал кроваво–красным небосвод, словно бы в огромном тигле смешалось расплавленное золото с пурпуром. Сверкание стрелы слилось с сиянием солнца. Стрела пронзила три крепости одну за другой, словно стога соломы.

Радовались боги победе над асурами и, взявшись за руки, вместе с Шивой и всегда хмельной его свитой отплясывали одну из ста восьми своих плясок–тандав. Эта была пляской ликования. Были и другие — устрашающие, разгульные, возбуждающие тандавы, но ужаснее всех была та, которую Шива исполнял в конце каждой юги.

Шива и Парвати на горе Кайласе

Пляска Шивы

Шива не все время пребывал на вершине Кайласы, наслаждаясь близостью со своею женой. Он странствовал по лесам, посещая праведников и очаровывая их жен, которые следовали за ним, сбрасывая свои одеяния и украшения.

Однажды он посетил пустынников, обитавших в Таргамских лесах и проповедовавших враждебное ему учение. Его попытки повлиять на них ни к чему не привели. Праведники его прокляли. Но что для Шивы проклятие?! Тогда они развели жертвенный огонь и, сотворив на нем свирепого тигра, послали его против Шивы. Он ногтем мизинца содрал со зверя шкуру и украсил ею свое могучее тело. После этого отшельники сотворили гигантского волшебного змея. Шива, улыбаясь всеми пятью своими ртами, обернул его вокруг своей синей шеи как ожерелье. Наконец, против Шивы было выпущено чудовище в отвратительном облике карлика Мулайоки с огромной дубиной в руке. Шива на него наступил пальцем левой ноги, сломал ему позвоночник и, стоя на нем, стал отплясывать с такой силой и красотой, что отшельники пали перед ним ниц, а боги на небесах застыли в восхищении.

Этой пляской Шива устанавливает ритм всех трех миров, приводя движение и в назначенное время его же уничтожает. Иногда вместе с ним пляшет свита духов, и к ней присоединяется ужасная богиня Кали. Зрителями и участниками пляски являются также боги. Сарасвати играет на вине, Индра — на флейте, Брах отбивает такт цимбалами, Вишну бьет в барабан, Лакши подпевает. Остальные боги хлопают в ладоши.

Рождение Сканды

Как–то прекрасная Парвати неслышно подступила к Шиве сзади и в шутку закрыла ему глаза благоуханными ладонями, подобными золотым лотосам.

И тотчас вселенная погрузилась во тьму, на лбу же Шивы выступил порожденный страстью пот. Капля его скатилась на землю и мгновенно превратилась в юное существо ужасающего вида — уродливое, темное, волосатое, с бородою и спутанными космами на голове. Поскольку это произошло во мраке, у новорожденного не было глаз. И этот уродец, взревев страшным голосом, пустился в пляс.

И, словно бы превозмогая эту слепоту, на лбу Шивы появился третий глаз, сияющий как солнце и извергающий огонь. И только тогда Парвати оторвала ладони от лица супруга, и повсюду воссиял свет. Увидев уродца, она спросила Шиву: «Кто это?» — Это дитя, родившееся из моего пота, — ответил Шива. — Оно обладает великой мощью и свирепостью. Имя ему—Андхака (Слепец). Позаботься о нем». И исполнилась Парвати жалости к тому, кто был обязан жизнью ее шутке.

Тогда же ради обретения сына вождь асуров Караньянетра предавался суровому подвижничеству и, исполняя обет, обратился к Шиве с мольбою о сыне:

— Нет у меня сына, а без него угаснет мой род. Даруй же мне его, чтобы он стал царем асуров.

— Не дано сыну родиться от тебя, но я могу отдать своего Андхаку. Даст он тебе счастье.

И принял вождь асуров дар великого бога, обошел вокруг него справа налево и удалился с новообретенным отроком.

Прошло немало времени, и Шива покинул дом свой, чтобы навестить семерых мудрецов. Попечение о Парвати принял Вишна, а охранять жилище он поручил верному Нандину. И это время избрал злобный Андхака для похищения Парвати, о дивной красоте которой был наслышан. Видя, что двери охраняются, он превратился в птицу и влетел в окно. Едва он принял свой истинный облик, как вернулся Шива. Бросился Андхака наутек, но Шива поддел его своим трезубцем. Радуясь успеху, он пустился в пляс, и пока он плясал, прегрешения слепца, воздетого на трезубец, исчезали. Прозрев истину, Андхака воспел великому богу хвалу. Сняв его с трезубца, Шива сказал:

— Нечего тебе быть с асурами. Отныне ты останешься со мною и будешь командовать частью моего войска.

Взяв Андхаку за руку, Шива подвел его к Парвати и поручил его ее заботам. Она милостиво приняла его.

Шива и Парвати

В порыве любовной страсти настиг Шива Парвати на грозовых облаках[82], и в блеске молний оттуда полилась кровь, градом посыпались метеоры. Страшные вихри сотрясали горы. Воспламенились страны света. Пришло в упадок изучение вед. Все три мира были пронизаны страхом. Боги понимали, какую угрозу представляет вселенной тот, кто родится от такой связи, и взмолились Шиве, чтобы он не зачал ребенка. Придя от такой помехи в ярость, Шива наложил на богов заклятие и обрек их на бездетность. Однако он, сам напуганный силой собственной страсти, все же выпустил свое семя, пахнущее жасмином и голубым лотосом, в руку, вовремя подставленную Агни. Семени было так много, что оно заполнило всю ладонь и оттуда вылилось в Ганг, который выплеснул его в лона шестерым Плеядам, родившим в Сарадханском лесу шестерых сыновей. Они соединились в одного младенца, которому дали имя Сканда. Плеяды воспитали его. У него было шесть голов, двенадцать глаз, шесть ртов и рук. После того как Сканду выкупали в Ганге, Брахма дал ему тысячу имен.

Был Сканда так силен, что шутя сбрасывал колесницы богов с проложенной ими колеи, изменял пути небесных светил, направлял реки в новые русла и передвигал горы. Все живое стало слезно молить Индру уничтожить Сканду, и он после некоторых колебаний отправился против него на своем огромном белом слоне, который мог шарить хоботом по морскому дну. Однако, видя мощь Сканды, Индра предпочел иметь в нем не врага, а союзника. По просьбе Индры Сканда спалил царя асуров Тараку, как стебель высохшей травы. Со временем он убил многих других асуров.

Вместе со слоном Ганешей Сканда жил на горе Кайласе, и у Парвати было немало забот, чтобы накормить огромное животное и Сканду, которого она называла Кумарой («мальчиком»). Тем более что семье приходилось жить на подаяние, которое выпрашивал неутомимый Шива. Мальчиком Сканду называли и после того, как у него появилась жена Девасена. Он любил ездить на павлине и обожал петушиные бои. Петух был изображен на его знамени.

Вишну подарил Сканде свое неотразимое оружие. Царь царей Кубера привел в его войско тысячу якшей. Агни дал ему огненное сияние, Вайю — быструю колесницу. Затем боги склонились перед Скандой и восхвалили его: «Мы чествуем тебя, Шестиликий; и возлагаем на тебя все надежды. Ты — великий воитель, глава небесного воинства, наша надежда и защита».

Рождение Ганеши

В мире богов Шива и Парвати считались примерной парой. Всем было известно, что Шива своей женою не пренебрегал и в доме был сын Сканда. Но когда супруги оставались одни, между ними возникали трения. Конечно, никто не мог упрекнуть Парвати в том, что она плохо заботилась о Сканде. Но ведь он не был ею выношен в чреве, да и взлелеяли его другие женщины. Заметив, что Парвати печальна, Шива спросил ее: «Что с тобою? » — «Я хочу родить сына, чтобы в то время, когда тебя нет, я могла бы его лелеять и ласкать, а у него пусть уже не будет детей, если ты не выносишь детского плача и писка».

— У меня уже есть сын! — ответил Шива. — Ведь я бессмертен, и мне ни к чему погребальные обряды. Достаточно Сканды. И так остается мало времени для подвижничества.

Объяснение это Парвати явно не удовлетворило. По–прежнему ее прекрасное лицо было печальным. И однажды, забежав домой, Шива вручил супруге какой–то сверток.

— Возьми, — сказал он ей. — Целуй и лелей сколько угодно.

— Ты надо мной смеешься, Шива, — проговорила Парвати. — Зачем мне эта кукла?!

Но когда она приложила сверток к груди, он зашевелился. Она закричала: «Живи! Живи!» — ребенок залился желанным плачем и потянулся к ее груди, тотчас наполнившейся молоком.

И возликовала Дочь гор, впервые ощутив материнское счастье. Но как всякое счастье, оно было недолгим.

Узнав о семейном событии, в дом зачастили гости, и каждому пришедшему и приносившему поздравления и дары, Парвати показывала с гордостью своего сына, и все говорили, что еще никогда не видели такого прекрасного ребенка.

Последним с далекой планеты Шани (Сатурн) пожаловал ее бог, который был в доме впервые. Не знала Парвати, что он проклят собственной супругой за пренебрежение ею, и поэтому взгляд у него был недобрым[83]. И только она подвела Шани к колыбельке, как у ребенка отвалилась головка.

Махадева (Шива) и Парвати

Вопль Парвати был услышан во всех трех мирах, и Шива появился немедленно. Подняв головку с пола, он повертел ее вруках. «Не горюй! —сказал он рыдающей супруге. — Сейчас наладим!» И он приставил головку к тельцу, но она отвалилась. Шива взял ее снова и погрузился в раздумье. И тут с небес донесся голос: «Голова твоего сына загублена недобрым оком. Возьми любую другую голову, и он оживет, если она будет повернута к благодатному Северу».

— Вот видишь! — сказал Шива Парвати. — Ничего страшного не произошло.

С этими словами он отправил исполнительного Нандина на поиски головы, обращенной на Север. И вскоре ему такая голова попалась на глаза. Она принадлежала слону Индре Айравате, возлежавшему у северных ворот города богов. Не долго думая, занес Нандин меч над головою священного животного, но слон пробудился и тревожно затрубил. И появился Индра со своей свитой.

— Кто ты такой и что тебе надо от моего слона? — грозно спросил Индра.

— Я от Шивы, — ответствовал Нандин. — Мне приказано доставить голову для его сына.

— Но зачем Сканде голова моего слона? — удивился Индра.

— Для другого сына, — пояснил Нанд ин. — У него оторвалась голова от недоброго взгляда Шани.

С этими словами Нандин снова вскинул свой меч. И тут Индра метнул в него свою палицу. Нандин, поймав ее на лету, бросил обратно, и она угодила царю богов в грудь. Индра упал, и Нандин мгновенно отсек голову Айравате.

Увидев слоновью голову, Шива помрачнел. Конечно же, он не предполагал, что у его сына будет голова слона, да и ссора с Индрой не входила в его планы. Но дело было сделано, и другого выхода не было. Приставил Шива голову Айраваты к неподвижному тельцу ребенка, и оно ожило и заревело слоном.

И снова дом Индры наполнился голосами богов, приветствовавших своего юного собрата. Брахма дал ему имя Ганеша и приказал, чтобы в списке богов его имя стояло первым. Богиня мудрости Сарасвати даровала ему перо по его росту, и, закладывая его за свое огромное ухо, Ганеша выглядел заправским писцом[84]. Брихоспати одарил его священным шнуром брахмана. Мать–Земля Притхиви, видя, что Ганеша неповоротлив, передала ему в услужение свою крысу, способную увеличиваться в размерах. Она могла проникнуть в любую щель, но Ганеша мог использовать ее и как ездовое животное.

Ганеша

Шиву больше всего радовало то, что Индра не только не держал на него зла за самоуправство Нандина, но обратился с покаянным посланием: «О Владыка! Прости меня за то, что я не сразу отдал требуемое и по невежеству оскорбил твоего слугу». Шива ответил ему своим посланием, которое он продиктовал Ганешу: «Брось тело Айраваты в Океан, и он восстанет из него живой и невредимый».

Парвати, Шива и Ганеша

Корова желаний

Жил в старину великий царь Гандхи, преданный закону и справедливый. Ослабев от долгих лет, он передал свое войско сыну своему Вишвамитре, который расширил царство отца и добился славы великого воителя. Свободное от войн время царевич отдавал охоте в дремучем лесу, преследуя в чащах антилоп и вепрей. Однажды, мучимый усталостью и томимый жаждой, Вишвамитра, сопровождаемый своим войском, забрел в лесную обитель мудреца–брахмана Васиштхи. Мудрец, наслаждавшийся спокойствием, принял царевича и его провожатых с почетом, предложил воду для омовения, а потом крикнул:

— Сурабхи!

Гости подумали, что мудрец зовет собаку, но явилась корова с красивыми боками и бедрами, с глазами выпуклыми и блестящими, как у лягушки, с пушистым хвостом, с остроконечными ушами. Была она матерью коров, рожденных из амриты. Земля давала ей молоко, рождающееся из соков трав.

— Красавица! — сказал Вишвамитра из вежливости, полагая, что хозяин хочет похвастаться своим животным.

Однако Васиштха обратился к проголодавшимся гостям:

— Назовите, любезные, любимые вами блюда и напитки.

Ничего не понимая, гости стали наперебой вспоминать все самое вкусное и изысканное, что они когда–либо ели. И тут, ко всеобщему изумлению, из вымени коровы полилось молоко, топленое масло, овощи, фрукты и под конец — самые разнообразные яства.

Насытившись, гости захотели сменить порвавшуюся во время блужданий по лесу одежду. Тотчас появилась одежда, верхняя и нижняя, такая, какую каждый хотел, и обувь по их вкусу.

Сытый и принарядившийся Вишвамитра не отводил от удивительной коровы глаз.

— Отдай мне ее за десять тысяч коров, великий отшельник! — проговорил он.

— Это дойная корова, — отвечал отшельник, — она предназначена для обслуживания богов, гостей и предков, для всего того, что идет им в жертву. Она не продается и не обменивается.

— …а также за царство, которое я должен получить от отца, безупречный, — не унимался Вишвамитра.

— Зачем отшельнику царство? — отозвался Васиштха.

— Если ты не хочешь отдать мне корову за такую цену, то я силой уведу ее от тебя.

— Сила — твое право, — покорно ответил брахман. — Мне, занятому подвижничеством и изучением вед, она не дана. Делай же, кшатрий, как желаешь, и не размышляй.

Пока шел этот разговор, корова удалилась в свою хижину. И тогда Вишвамитра вооружился кнутом и бросился на Сурабхи. Вскоре послышались звуки ударов и жалобное мычание. Кшатрий безжалостно стегал и дергал животное.

— Зачем ты пренебрегаешь мною! — вскричала корова, обращаясь к своему господину. — Разве ты не слышишь, как меня мучает сила Вишвамитры?

— Я слышу твое мычание, — отвечал мудрец не пошевелившись. Лицо его, как всегда, было величественным и невозмутимым.

— Почему же ты меня не защитишь?

— Сила брахмана — терпение, — сказал Васиштха.

Кажется, именно терпения не хватило кшатрию, чтобы заставить корову уступить своей силе. Отбросив бич, он подбежал к ее теленку, чтобы его увести и заставить последовать за ним родительницу.

И вновь взмолилась корова:

— Разве ты не видишь, что уводят моего теленка?

— Теленка, а не тебя, — отвечал Васиштха. — Ты же оставайся.

При слове «оставайся» корова вскинула вверх голову, вытянула шею и подняла страшный рев. С налившимися кровью глазами она выбежала наружу и обратила в бегство все войско Вишвамитры. Опомнившись от первого испуга, воины обернулись и стали колотить корову древками копий. Она же, придя в еще большую ярость, запылала, подобно полуденному солнцу. Из ее хвоста хлынул ливень горящих углей, сверкавших в ночном небе метеорами.

Но этого было мало. В неистовстве она произвела из струй молока, помета, потоков мочи и пены тысячи вооруженных варваров, которые тотчас разбились на отряды и начали наступление на воинство Вишвамитры. Каждый из воинов был окружен пятью или семью противниками. Ни один из них не был лишен жизни, но войско было рассеяно, как солома ветром.

При виде этого великого чуда Вишвамитра воскликнул:

— Позор войску, опирающемуся на силу кшатриев! Истинное войско то, которое опирается на могущество брахманов.

И не захотел после этого Вишвамитра наследовать отцу. Оставив цветущее царство, он удалился в лес и стал подвижником. Наполнив три мира жаром своего покаяния, он добился истинного могущества и стал жрецом царя Калмашапады, но все равно был одержим завистью к Васиштхе.

Шунахшепа

Те, кто хотят иметь сыновой, но их не удостоились, пусть слушают этот рассказ, и у них будут сыновья, непременно будут. Пусть слушают и те, кто не пожелал иметь сыновей, они тоже захотят их иметь, и они у них родятся.

Некогда жил могущественный царь Харишчандра, имевший сто жен. Он не ощущал потребности в сыне, и они у него не рождались, ибо благие боги не посылали Харишчандре сына, видя, что он не хочет его. Советники же и придворные, не зная этого, удивлялись, почему у Харишчандры нет наследника. Тем или иным способом они навели царя на мысль, что сын ему необходим, и он обратился к мудрецу Нараде с вопросом:

— Скажи, благочестивый, почему все желают иметь сына — и мудрецы и невежды? Какая от сына польза?

— О царь, отец, увидевший лицо рожденного им сына, выплачивает долг своего рождения, — ответил Нарада, — ибо в нем отец преодолевает густой мрак существования. От «я» рождается «я». Сын — как ладья в безбрежном океане. Жена — друг человека. Дочь — источник скорби. Сын же — сиянье света в верхнем небе.

Так ответил Нарада Харишчандре.

— Ты меня убедил, — сказал царь. — Как же мне заиметь сына?

— Обратись к Варуне, — посоветовал мудрец, — и у тебя родится сын, которого ради рождения других ты должен будешь принести ему в жертву.

И вошел Харишчандра в свою жену, и родился его сын, которому дали имя Рохита. Глядя в розовое детское личико, увидел царь в сыне самого себя и понял то, что говорил Нарада о великой радости рождения сына. И стало страшно Харишчандре, что он должен принести свое второе «я» в жертву.

Варуна же напомнил царю о данном им обещании, а Харишчандра ответил:

— Жертвенное животное лишь тогда пригодно к закланию, когда ему больше десяти дней. Исполнится десять дней, и я его тебе отдам.

— Да будет так! — согласился Варуна.

На десятый день Варуна напомнил:

— Я жду!

— Жертвенное животное пригодно к закланию, когда у него прорежутся зубы. Подожди, Варуна, еще немного, пока это случится, и ты получишь обещанное.

— Да будет так! — согласился Варуна.

И еще четыре раза откладывал Харишчандра обещанное, пока Рохита не вырос и, узнав, что его ждет, не убежал в лес.

Каждый год он порывался покинуть лес, но, выйдя на опушку, возвращался, ибо понимал, что отцу ничего не останется, как принести его в жертву. На седьмой год он встретил в лесу брахмана Аджигарту с женой и тремя сыновьями.

— Риши! — обратился Рохита к брахману. — Я дам тебе сто коров, ты же мне уступи одного из своих сыновей, чтобы я им выкупил свою жизнь.

— Только не его! — воскликнул Аджигарта, прижимая к груди старшего сына.

— И не его, — сказала мать, указывая на младшего.

И согласились они уступить среднего сына, которого звали Шунахшепа.

Отдав Аджигарте сто коров, Рохита взял Шунахшепу и вместе с ним явился в деревню к отцу.

— Отец! Я привел вместо себя этого юношу, чтобы выкупить им свою жизнь. Принеси его в жертву Варуне.

И явился Харишчандра к деревенскому алтарю и вознес свой голос Варуне:

— О светлый помыслами, вот тот, кого я принесу тебе в жертву.

Взглянул Варуна на Шунахшепу и сказал:

— Пойдет. Брахман еще лучше, чем кшатрий.

И собралось на жертвоприношение множество людей. Среди них были великие риши Вишвамитра, Джамадагни, Васиштха, Аясья, непреклонные в обетах. Но не нашлось среди присутствующих ни одного, кто согласился бы привязать юношу к жертвенному столбу. Наконец подошел отец Шунахшепы и потребовал за это сто коров. Дали ему сто коров, и он привязал Шунахшепу. После этого прочли над жертвой заклинания и обнесли вокруг нее огонь. Но не нашлось человека, согласившегося заклать. Тогда Аджигарта попросил еще сто коров. Дали их ему, и он стал точить нож.

И подумал Шунахшепа: «Я человек, а меня хотят заколоть!» И воззвал он к первому из богов, Праджапати, таким стихом:

В тебе все величие божье.

Славлю тебя, Праджапати.

Ты мне один лишь поможешь

Увидеть мира праматерь.

— Агни среди богов — самый близкий к людям, — ответил Праджапати. — Обратись к нему.

И воззвал Шунахшепа к Агни таким стихом:

Агни, скакун долгогривый,

С разверстой пылающей пастью.

Твоею мы милостью живы,

Воитель, дарующий счастье.

— Савитар — владыка всех начинаний, — ответил Агни. — Призови его на помощь.

И воззвал Шунахшепа к Савитару таким стихом:

Познавший вещей всех границы,

Хранитель всей правды, Савитар.

В твоей благосклонной деснице

Покоится вечная рита.

— Ты обречен в жертву Варуне, — ответил Савитар. — Обратись к нему.

И воззвал Шунахшепа к Варуне таким стихом:

В морях и в мире надлунном

Хранящий предвечные воды,

Тебя прославляю, Варуна,

Великий владыка природы!

— Восславь Все–Богов, — сказал Варуна. — Тогда мы освободим тебя.

И воззвал Шунахшепа ко Все-Богам таким стихом:

Славлю великих и малых!

Славлю древних и новых!

Нам дарующих славу

Мне дарованным Словом.

И был такой ответ:

— Индра среди богов самый сильный, самый храбрый и самый великий. И самый лучший помощник. Восславь его. И воззвал Шунахшепа к Индре таким стихом:

Владыка, мечущий громы,

Раджа небожителей Индра.

Насыться огненной сомой,

Обрушь свою силу на Вритру.

— Восславь теперь Ашвинов, — сказал Индра.

И воззвал Шунахшепа к Ашвинам таким стихом:

О близнецы Ашвины,

Блистательны ваши деянья.

Вы мчитесь, с миром едины,

Всегда готовые к брани.

— Восславь теперь Зарю, и мы освободим тебя, — сказали Ашвины.

И восславил Шунахшепа Зарю таким стихом:

Ночь, словно черная птица,

Могучими машет крылами.

Откройся, Заря–кобылица,

С дневными своими дарами.

Так произносил Шунахшепа стих за стихом, и с каждым из них ослабевали его путы. С последним стихом путы с него спали, и жрецы сказали ему хором:

— Теперь ты сам должен совершить жертвоприношение дня.

Взял Шунахшепа ступу, наполненную зельем, и пест. Выжимая сому, он произнес такие стихи:

Ты, ступа, как женское лоно,

А пест — как лингам могучий.

Сойдитесь, как пара влюбленных,

Как в небе сходятся тучи.

Нет дома такого, о ступа,

Где б ты не оставила следа.

Греми же громче, чем трубы,

Чем барабаны победы.

Ты, пест, громогласнее грома

И ветра, что свищет над полем.

Дави же бессмертную сому,

Чтоб Индра был ею доволен.

Затем Шунахшепа вылил сок из ступы в чашу и, процедив его через овчину, обратился к Индре с таким стихом, закончив его восклицанием «Сваха!»:

Несущийся в небе высоком

На конском сияющем крупе.

Всадник, отведай же сока,

Который выжат был в ступе.

— Сваха!

Потом Шунахшепа подвел жертвователя к пламени очага и обратился к Агни с таким стихом:

Ты к свету вернул Шунахшепу

Из мрака, куда он был загнан.

Сорви же путы и скрепы

И с мира, всевидящий Агни!

— Сваха!

Агни — бог огня

Завершив жертвоприношение, Шунахшепа сел на колени к Вишвамитре и сказал ему:

— Прими меня в свой дом. Я хочу жить у тебя.

И тогда обратился Аджигарта к Шунахшепе с таким стихом:

Вернись же, выжавший сому,

Богами прославленный риши,

К тебя породившему дому

И под отцовскую крышу.

Не вставая с колен Вишвамитры, Шунахшепа произнес:

Ты отдал сердце коровам.

Ты предал ариев мудрость.

Не надо мне крыши и крова

От брахмана, ставшего шудрой.

— Ты прав, сынок, — сказал Вишвамитра и изрек такой стих:

Не можешь ты быть его сыном.

Точил на тебя он железо

И этим риту отринул,

Тебя от дома отрезал.

Обратившись к Шунахшепе, Вишвамитра сказал:

— У меня сто один сын. Ты будешь среди них старшим, а твое потомство всех счастливее. Раздели мой божественный жребий.

— Я не хочу обделять твоих сыновей. Пусть они согласятся на дружбу со мной, и тогда я стану твоим сыном.

И собрал Вишвамитра своих сыновей и сказал им:

— Решайте, быть ли Шунахшепе моим сыном.

И стали сыновья один за другим подавать голоса. Из всех старших сыновей только один Мадхучандас захотел иметь Шунахшепу братом. Младшие же пятьдесят сказали:

— То, что решил наш отец, мы принимаем. Приходи в наш дом, Шунахшепа, и будь в нем первым. Мы готовы следовать за тобой.

Тогда Вишвамитра благословил этих сыновей, а старших сыновей, за исключением Мадхучандаса, проклял и сказал им:

— Ваши потомки получат в наследие край земли!

И действительно, от этих сыновей пошли племена андхров, пундров, шабаров, пулиндов и мутибов, живущих за пределами земли арьев. Много потомков Вишвамитры и среди нечистых дасью.

Кришна[85]

1

На берегу Джамны процветал в старину великий город Матхура[86]. Было в нем сто ворот, окаймленных с обеих сторон мощными башнями, и десять великолепных дворцов. Там, радуя подданных, царствовал справедливый царьУграсена, да не выветрится память о нем. Но случилось, что один из ракшасов, уцелев от побоища, учиненного на Ланке Рамой и Лакшманой, в жажде мести принял образ Уграсены и вошел в его жену. Рожденный от этой связи отрок, получивший имя Канса[87], был коварен сердцем и ненасытен к славе душой. Свергнув царя, он занял престол, и застонала Матхура.

Он терпел вблизи себя одних рабов и стремился к неограниченной власти над всей Индией. Союзником его был Калайени, приверженец богини Кали[88], предававшийся мрачному искусству магии. Супругой Кансы стала дочь Калайени Нисумба, жадная и коварная колдунья. Она овладела сердцем царя, разжигая его темные страсти и умножая заложенное в его душе зло. Кроме Нисумбы было у Кансы еще триста жен, для которых был отведен один из десяти дворцов, но он внимал одной лишь Нисумбе. Страстным желанием Нисумбы было иметь сына, но чрево ее, несмотря на все ее ухищрения, оставалось бесплодным, как раскаленный песок пустыни.

2

Тогда же все три мира огласило мычание. Индра, пробудившись ото сна, поднял голову.

— Что это за звуки? — спросил он у своего советника–риши.

— Это корова–Земля взывает о помощи! — отозвался риши. — Ибо злодеяния Кансы достигли предела возможного, и должен вступить в действие Закон.

И отправился Индра, сопровождаемый богами, к владыке Закона. Прочитав протянутую богами челобитную, Брахма задумался.

— Вот что, — произнес он, нахмурив лоб. — Поскольку от неистовства этого Кансы более всего пострадал Вишну, пусть он, о боги, и предпримет необходимые меры.

И отправились боги к Вишну, как обычно дремавшему на благом змее Шеше. Услышав шаги, он открыл глаза, и в его четырех руках заколебались чакра, раковина, булава и цветок лотоса. Выслушав рассказ о злодеяниях Кансы и решение, принятое Брахмой, он молвил:

— Не сомневайтесь! Зло в Матхуре будет низвергнуто и искоренено. Я возрожусь в одной своей части в человеческом облике. Тот, на котором я восседаю, — он коснулся лотосом чешуйчатой спины змея, — будет мне помощником.

Вырвав из себя два волоса, черный и белый[89], он продолжил:

— Эти мои волосы опустятся на землю и освободят ее от подавленности. Черный волос воплотится в восьмом ребенке, зачатом богоподобной Деваки, женой Васудевы, в мальчике, который убьет Кансу.

3

Вскоре после этого вся Матхура поднялась на ноги. Началось торжественное жертвоприношение и молебствие о рождении у царской четы сына и наследника. Бросив в алтарь горсть благовоний, Нисумба отступила на несколько шагов, и ее место занял Канса. Обратившись к жрецу–возжигателю, считавшемуся также предсказателем, он спросил:

— Скажи, какая из моих жен родит владыку мира?

И в это время к алтарю приблизилась сестра Кансы, рожденная от Уграсены, а не от демона, принявшего его облик. Ее звали Деваки. Она была женой Васудевы[90] и была известна добродетельным образом жизни и трудолюбием. При виде Деваки на лицо жреца внезапно пал свет, и он воскликнул:

— Ни одна из твоих жен, о царь, не родит владыку мира. Но его родит твоя сестра, которая сейчас стоит на коленях.

Лицо жреца потемнело. Через несколько мгновений он продолжил:

— Она родит восемь сыновей, и одним из них ты будешь погублен.

Услышав это, Нисумба подняла голос:

— Прикажи, царь, немедленно убить Деваки!

Канса обернулся.

— Деваки моя сестра, а Васудева мой родственник, — сказал он. — Мы с ним вместе решим, как нам быть.

В тот же день Васудева узнал о предсказании и дал совет, как обезопасить жизнь царя, не погубив дорогой ему Деваки:

— Заточи меня вместе с Девакой в крепости, в той, что на островке посреди Джамны. Я сам буду передавать тебе рожденных ею сыновей, а после восьмого ты нас выпустишь. Слово мое нерушимо.

4

И стали Васудева и Деваки царскими узниками. И рождались у них сын за сыном. Шестерых убил Канса, пока Васудева не догадался, как их можно было спасти. На воле у него оставалась еще одна жена, Рохини, которой было разрешено посещать островок и общаться с мужем через решетку. Ей–то и передал Васудева через прутья зародыш в виде змейки, попросив выносить его в своем чреве. Чтобы об этом не узнал Канса, он предложил Рохини перебраться в страну пастухов и поселиться в семье знакомого ему пастуха Нанды.

Прошла еще одна луна, и Деваки услышала небесную музыку. Под эти звуки вышел на свет еще один ребенок, сразу явивший облик изначального Чуда. Родился он темнокожим, и поэтому родители назвали его Кришной. Был он в тиаре, с ожерельем и с маленькими, похожими на детские игрушки символами власти.

В момент рождения в темницу сквозь ее стены прошли боги, чтобы поклониться родившемуся владыке мира. Но Брахма вычеркнул это чудо из памяти узников, да и знаков будущей власти Кришны никто не увидел.

Деваки, кормящая Кришну

Вместе с Кришной Васудева и Деваки вышли наружу, но оставалось непреодолимое препятствие — бурная Джамна. На островке не было ни только лодки, но и дерева, которое можно было бы использовать для переправы. Васудева, глядя в бурные волны, загоревал: «Удастся ли спастись?» Но младенец коснулся волны ножками, и могучая Джамна обмелела, и беглецы перешли на другой берег, не замочив ног.

На другом берегу их ожидали пастух Нанда и его жена Яшода. Она была на сносях. Вскоре у нее родилась девочка. Васудева подменил новорожденную Кришной и сделал так, чтобы родители забыли о рожденной девочке и считали Кришну своим сыном.

Васудева, уносящий Кришну к Яшоде

Подхватив девочку, вернулся с нею Васудева в темницу. Утром, узнав от стражи о рождении младенца, Канса захотел его убить. Но ребенок на его глазах вырос до огромных размеров и, рассмеявшись ему в лицо, вознесся на небо. Тогда Канса собрал подданных и приказал им уничтожить всех мальчиков, обладающих необыкновенной силой. Васудеву же и Деваки он выпустил из тюрьмы, ибо от них больше не исходило угрозы.

Нанда с Кришной отправились в Гокалу. Он вырос в коровьем мире (го–локе), третьем после мира людей (манушья–лока) и мира богов (дева–лока). Его называли гопа (пастух).

Он, как все, был опоясан пастушьей бечевою. Вместе с ним рос Баларама, но пастухи не знали, что они братья[91].

Однажды Яшода заметила, что младенец ест землю, и связала это с тем, что у нее не хватало молока. Она открыла Кришне ротик, чтобы очистить его от грязи. И вдруг ей показалось, что нёбо Кришны — это небесный свод с солнцем, луной и звездами. Но этому видению она не придала значения. Молока продолжало не хватать, но вот в деревне оказывается какая–то женщина. Нанда приглашает ее к себе разделить трапезу. Увидев ползавшего под столом младенца, гостья, изобразив умиление, подносит его к своей груди. Проголодавшийся Кришна начинает сосать, да с такой силой, что поднятый шум стал слышен снаружи и в дом сбегаются соседи. На их глазах гостья начинает бледнеть и вскоре падает на землю, превратившись в безобразную старуху. Это была богиня оспы Путана, которую прислал Канса, намазав ей соски ядом.

В другой раз с небес в колыбельку Кришны опускается какой–то демон. Ребенок убивает его ударом ножки. Одолевает он еще одного, водного демона, который, выйдя из Джамны, нападает на стада. Кришна загоняет его в океан.

Не раз удивлял Кришна окружающих своими проказами. У пастушек стало пропадать масло, которое они взбивали из молока с помощью деревянной ступки. Возникло подозрение, что в деревню проник чужак, которому удалось каким–то образом обмануть свирепых пастушьих собак. На охрану селения вышли пастухи, вооруженные кольями. И вдруг они слышат женский крик. Нет! Их не звали на помощь. Это был крик удивления. Одна из пастушек увидела младенца, облизывающего пустой глиняный котел, используемый для хранения масла.

5

Так деревня узнала, что Кришна любит масло и может поглощать его в невообразимом количестве. Чтобы не остаться без масла, было решено привязать малыша к ступке. Но как только ребенок остался один, он потащил ступку за собой и вырвал с корнем оказавшиеся у него на пути два дерева. Из образовавшихся ям вышли двое юношей, когда–то заколдованных и превращенных в деревья.

Враг Кришны по–прежнему давал о себе знать. Кришне еще не было четырех лет, но ему уже поручили стадо, и он стал удаляться от селения на далекое расстояние. Услышав однажды собачий лай, доносившийся со стороны луга, пастухи бросились Кришне на помощь. Их взору предстало огромное безобразное туловище, заброшенное на дерево. Собаки лаяли, недовольные тем, что у них отнята добыча. В руках у Кришны был волосатый хвост. Стало ясно, что он раскрутил чудовище, чтобы закинуть его на дерево, а хвост, оборвавшись, остался у него в руках. Он заменил ему кнут.

Наступила полоса дождей. Индра стал заливать землю, и окрестности селения превратились в непроходимые болота. Мычали голодные коровы. Плакали ненакормленные дети. И тогда пастухи услышали из уст ребенка, едва начавшего говорить, мудрый совет:

— Вы привыкли приносить жертву Индре, ибо без дождей выгорает трава. Но сейчас осень, и дожди вам ни к чему. Приберегите жертвы Индре для другого времени года. К тому же, наши боги — это коровы, холмы и реки.

Расалила — танец Кришны

Кришна и Радха — воплощение жены Вишну — Лакшми

Трудно себе представить гнев Индры, когда сказанное Кришной дошло до его божественного слуха. Он наслал с небес воду, чтобы снести ненавистный ему по одному имени холм Говардхану (др. — инд. «Взращивающий коров»), «Неблагодарный, — грохотал он. — Кто, как не я, первым пришел к Брахме и подал ему челобитную. Ты, Кришна, появился на свет благодаря мне».

Вслед за грохотом ночное небо перекрестилось молниями. Индра разразился таким потоком, который мог бы полностью затопить страну пастухов. И тогда Кришна одним пальцем поднял над своей головой холм Говардханы, и выливаемые воды не причинили вреда пастухам и их коровам, ибо холм стал для них зонтом. Индра надеялся, что Кришна утомится, и продолжал изливать воды, но через одиннадцать дней сдался и признал свое поражение[92].

Когда Кришне минуло пять лет, родители переселились в другое место, где мальчик обнаружил необыкновенные способности к музыке. Его волшебная игра на флейте зачаровала коров, которые следовали с мычанием за юным музыкантом. Не остались равнодушными жены и дочери пастухов. Покинув свои жилища, женщины призывали: «Кришна! Кришна!» Другие, более смелые, начали окружать его и следовали за ним, подобно пугливым и любопытным ланям. Возбуждаясь все более и более, они падали на землю, призывая Кришну насладиться их ласками.

Кришна велел пастушкам взяться за руки и, устроив при лунном свете хоровод, сам пустился в пляс. Хоровод не удался, ибо каждая из пастушек, не соблюдая ритма и очередности, рвалась к нему. Тогда он размножил свой облик, чтобы каждая из влюбленных обрела партнера в танце и в любви. Сам же Кришна плясал в истинном своем облике с Радхой, воплощением супруги Вишну Лакшми. Подобной пляски не знал ни один из трех миров.

И все это длилось всю ночь. На заре, поднявшейся из–за горы Меру, когда птицы начали щебетать в ветвях деревьев, женщины украдкой возвращались в свои жилища и, что более всего удивляло, пастухи не питали к совратителю ревности. Они были так же очарованы Кришной, как их легкомысленные жены и дочери.

Вишну, возлежащий на Ананте и его супруга Лакшми

6

Между тем царь Канса стал догадываться, что его сестра Деваки скрывается у отшельников, и он принялся преследовать их, как диких зверей. Тогда мудрец Васиштха, несмотря на свой столетний возраст, пустился в путь, чтобы встретиться с царем Матхуры. Дворцовая стража с удивлением взирала на слепого старца, ведомого газелью. И когда он приблизился к воротам дворца, никто не преградил ему пути.

Приблизившись к месту, где Канса восседал рядом с Нисумбой, старец обратился к ним с такими словами:

— Канса, царь Матхуры, горе тебе, преследующему отшельников в священных лесах. Горе тебе, Нисумба, дочь змеи, отравляющая царя дыханием ненависти. Знайте, что сын Деваки жив. Он явится в Матхуру и прогонит вас с трона. Трепещите и живите в страхе.

Слыша эту речь, стражи и слуги пали ниц, и никто не задержал слепого старца. Он удалился, сопровождаемый газелью.

Вскоре после этого Деваки покинула своего сына. Она ушла не простившись с ним. Обнаружив отсутствие Деваки, жившей по соседству и его навещавшей, Кришна поспешил к пастуху Нанде. Склонив голову, тот ему сказал:

— Не спрашивай меня. Деваки отправилась в дальнее странствие, в страну, откуда она пришла.

В отчаянии покинул Кришна лес и направился на гору Меру, надеясь отыскать Деваки там. Поискам было отдано несколько недель. И когда Кришна понял, что ему больше не увидеть той, которая дала ему жизнь, он узрел старца в белом одеянии, сидящего под кедром.

— Кого ищешь ты? — спросил старец.

— Мою мать! — отозвался Кришна.

— Ее здесь больше нет.

— Как же мне ее найти?

— На пути к Деваки стоят ее и твои враги. Иди и сразись с ними.

7

И настало для Кришны время подвигов. Он побеждал и укрощал львов, объявлял войну царям, освобождая угнетенные народы. Но сколько он ни боролся и ни побеждал, он не смог увидеть ни матери, ни старца, знавшего, как ее отыскать.

Однажды он услышал о Калайени, царе змей, том самом, который был другом и тестем царя Кансы. Рассказывали, что самая страшная из его змей уже уничтожила сотни людей и никто не может с нею справиться, ибо она заколдована. «Вот мой главный противник!» — подумал Кришна. Он отправился в непроходимый лес, к горе, внутри которой была необъятная черная пещера, храм богини Кали.

Кришна

И вот он видит выползающее из пещеры змеиное тело зеленовато–голубого цвета. При виде Кришны змея вскинула голову с красным гребнем. Глаза ее зажглись мрачным пламенем. И в это же мгновение он услышал голос Калайени:

— Перед тобою демон, исполненный могущества. Ему известны все тайны, но он открывает их только тому, кто его победит. Поклонись демону или погибни в борьбе с ним!

Ярость охватила Кришну. Он кинулся к змее и двумя руками охватил шею чудовища ниже головы. Змея попыталась обвить Кришну своими кольцами, но его пальцы сжимались все сильнее и сильнее. Почувствовав, что у змеи нет больше сил, он выхватил меч и отрубил ей голову.

— Зачем ты убил меня, Махадева! — произнесла голова. — Истину ты откроешь лишь в предсмертной агонии.

Если же хочешь продлить свою жизнь, берегись женщины, дочери змеи.

Слава об этом и других подвигах Кришны обошла всю страну и достигла слуха Кансы.

С тех пор как его посетил Васиштха, он пребывал в страхе.

Не зная, что Кришна — сын Деваки, он подумал: «Я нуждаюсь в таком сильном человеке.

Убивший большую змею, может защитить меня от угроз царя отшельников».

И отправил Канса гонца к Нанде с такими словами: «Пришли мне юношу, убившего змею. Я сделаю его возничим своей колесницы».

Кришна, танцующий на капюшоне змея

Узнав об этом, Кришна решил принять предложение Кансы. Ведь он не знал, что это его родственник, брат и гонитель его матери. «Не смогу ли я узнать от царя или его приближенных, где моя мать? » — подумал он.

Увидев силу и ловкость Кришны, Канса решил, что выбор его удачен, и поручил своему возничему наблюдение над всем царством. Так Кришна стал главным советником царя, вторым человеком в государстве.

Красота Кришны не могла оставить равнодушной ни одну из женщин. Поэтому страстная царица Нисамба потеряла покой. Спала она или бодрствовала, она постоянно думала о нем. Она перестала есть, бесцельно слонялась и металась, как рис в горшке над огнем. Вернув с помощью одной ей известной тайны молодость и красоту, она пригласила Кришну в свою опочивальню.

И вот сын Деваки стоит перед ложем, перед полуобнаженной царицей в блеске золотых украшений и облаке опьяняющих благовоний. Видя, что все ее ухищрения напрасны, колдунья обратилась к нему с такими словами:

— Ты невозмутим, Кришна! Тебя остудили снега Химавата, и ты превзошел невинностью всех земных царей. Но ты сам ничего не знаешь о себе. Мне же ведомо все. Хочешь, я тебя сделаю владыкой мира?

— Тебе ведомо все, — обрадовался Кришна. — Тогда скажи мне, где находится моя мать и как мне отыскать старца, беседовавшего со мной под кедром горы Меру?

— Зачем тебе твое прошлое! — воскликнула Нисумба. — Я тебе открываю будущее. Ты силен и прекрасен, и я тебя люблю. Царь тебе доверяет, и тебе нетрудно его убить. Когда передо мной будет его отрезанная голова, я украшу твою голову царской короной.

И тут вспомнил Кришна слова змеиной головы о женщине, которой надо опасаться.

— Нет! — яростно воскликнул он. — Царь отдался под мою защиту, и я останусь ему верен. Тебя же ждет неминуемая гибель.

С воплем Нисумба опустилась на свое ложе. Обещая Кришне могущество, она утратила власть над собственным телом, превратившись навсегда в безобразную старуху.

8

Кансу же после встречи с Васиштхой не оставлял страх. Видя в Кришне защитника и друга, он поделился с ним своими переживаниями и опасениями.

— Я потерял сон, ибо маг по имени Васиштха является ко мне в сновидениях и угрожает гибелью. Я чувствую себя в безопасности только с тобою. Давай отправимся в лес, где он скрывается. Я тебе его покажу. Ты сразу брось в него копье, не дав произнести ни слова. Когда же он будет умирать, спроси, где сын моей сестры Деваки, мой законный наследник?

Переодевшись охотниками, царь и его колесничий взошли на колесницу, запряженную стремительными конями. И она помчалась с такой быстротой, что ветер свистел в ушах. И вдруг солнце покрылось тучами, и все вокруг потонуло в темном и холодном тумане.

— Что это такое? — спросил Кришна, придерживая коней.

— Наверно, это козни Васиштхи, который хочет нас заставить вернуться назад. Но ему ничего не поможет, ибо твое бесстрашие возвышается и над ним.

— Но я никогда еще не видел такого черного неба. Наверно, твой враг обладает огромным могуществом. Не лучше ли нам вернуться?

— Что я слышу! — воскликнул царь. — Неужели тому, кто одолел великого змея, доступен страх!

Кришна хлестнул коней, и в это мгновение его взгляд вырвал из–за деревьев хижину и стоявшую у входа в нее газель.

— Взгляни–ка туда! —крикнул он Кансе. —Я вижубелую газель. Она повернула голову на шум. Но она нас не боится. Она идет нам навстречу.

При этих словах Канса задрожал всем телом. Ему ли не помнить этой газели, слушавшей речь царя отшельников с таким видом, словно она понимала, о чем идет речь.

— Чудо какое! — воскликнул Кришна, соскакивая с колесницы. — Не газель же вызвала у тебя такую дрожь.

Еще мгновение, и Кришна оказался лицом к лицу с Васиштхой. Старец сидел, скрестив ноги, на циновке, погруженный в состояние такого глубокого покоя, который сродни смерти. Давно уже не приходил к нему ученик, приносивший ему из обители горсть риса. Но он не ощущал ни голода и ни холода, он еще видел с помощью души. Кришна немедленно узнал того старца в белом одеянии, который вывел его на путь истины. И Васиштха, казалось бы, тоже увидел Кришну, ибо на его лицо пал свет и губы, раскрывшись, прошептали лишь одно короткое, но все обнимающее слово: АУМ[93].

И в это время на пороге хижины показался Канса. Узрев его, он повернул к нему лицо и произнес:

— Это ты, царь Матхуры. Ты все еще хочешь узнать, где сын Деваки, который тебя убьет и займет твой престол. Но ты его привел с собою. Вот он, склонившийся передо мной, твой возничий Кришна. Благодаря тебе он узнал о себе самое главное, а я помог ему открыть его великое предназначение.

Канса отвел взгляд от лица Васипггхи. Рука его потянулась к луку. Он наложил на тетиву стрелу и пустил ее в сына Деваки, Но рука его дрогнула, и стрела пронзила грудь старца. Не меняя положения тела со стрелой в груди, он обратился к Кришне с прощальной речью:

— Будьспокоен, Кришна. Стрела не достигладуши, иона торжествует победу над злом. Торжествуй и ты, избранник Брахмы, спаситель мира.

И тут яркий свет прорезал черное небо. От неожиданности Кришна упал к ногам уже мертвого старца. Душа же его поднялась к седьмому небу и погрузилась в океан света. И он увидел в самом его центре ту, которую он так любил, которую искал и не мог найти, Деву–Мать Деваки, и его душа была поглощена силой ее любви.

Когда Кришна очнулся, он ощутил холод. С неба лились потоки дождя. Газель лизала кровь на теле праведника. В это время царь Канса несся на колеснице, гонимый демонами, строя план мести Кришне.

Коварный Канса между тем не прекращал своих козней, зазывая племянников в Матхуру, якобы для безобидного поединка, и насылает на них великанов и асуров. Когда же те терпят поражение, вступает в битву с Кришной и Баларамой сам. Могуч был Канса, а силою злобы превосходил всех на земле. Но Кришна наносит ему смертельную рану и сталкивает его тело в Джамну. В это же время Баларама справляется с братом Кансы Сунаманом и полчищем асуров.

Так было повержено зло, и престол был возвращен справедливому Уграсене. Теперь Кришне и Балараме предстояло пройти через церемонию очищения. Ведь за годы пребывания в стране пастухов они делили трапезу и ложе с выходцами из низших каст. Им не были ведомы священные тексты, без которых ум и сердце пребывают во мраке. И вот Кришна меняет ставшую для него привычной пастушью бечеву на брахманский шнур. К нему и Балараме прикрепляют знатока вед, и с его помощью они постигают истинную и ранее им неведомую мудрость[94]. Они узнают о том, как были созданы стихии, как из соединения мужского и женского начал рожден мир, в котором они живут.

И тогда же Кришна узнает о страшном преступлении Кансы, совершенном им во время заточения Деваки и Васудевы в темнице, об убийстве им его шести братьев. И он принимает решение спуститься за ними в подземный мир и вернуть им отнятую у них жизнь.

10

Труден был путь в Паталу, уходящую в глубины земли на семь ярусов. Там властвовали наги, существа со змеиным туловищем и человеческими головами, одной или несколькими. Их столица Бхаговати выложена золотом, а посредине ее высится сложенный из драгоценных камней дворец царя нагов Васуки. Богатства нагов привлекли в Паталу их врагов гандхарвов[95]. Узрев Кришну, гандхарвы прониклись к нему симпатией. Они ведь тоже были певцами и музыкантами, как он, и поэтому помогли ему проникнуть в место, где находились души умерших, и извлечь оттуда шестерых братьев–младенцев, даже не имевших имен.

Но обрести жизнь они могли, лишь припав к груди своей матери. И Кришна понес их к седьмому небу по пути, указанному ему душою старца Васиштхи. Во время полета Кришне была видна Земля с ее материками, горами, морями и реками. Потом все исчезло, и их поглотил океан света.

В центре он увидел свою светлую мать Деваки.

Тысячи дев теснились вокруг нее, принимая ее свет. Но никто не мог обратить к ней взгляда из–за яркости сияния и смущения. Кришна слышал обращенные к его матери слова: «Ты — Пракрита[96], бесконечная и тончайшая, несущая Брахму в своих недрах. Ты — богиня Речи и мать вед. Ты вечная сущность всех сотворенных вещей. Ты — дерево, производящее огонь.

Ты — смирение, рождающее истинную мудрость. Ты — разум, создающий науки. Ты — весь небесный свод, и все звезды твои дети».

Увидев Кришну, Деваки протянула к нему руки, привлекла его и души его братьев к себе на грудь. И он был поглощен милой материнской любовью, превосходящей все божественное.

Кришна

11

Преображенный и обновленный возвратился Кришна на землю, где его в священных лесах ожидали отшельники и где он получил знак высшей духовной власти — посох о семи узлах. После этого он удалился на гору Меру, где семь лет размышлял над своим учением и лишь после того призвал к себе всех, кто жаждал высшей истины. И пришли к нему млад и стар. Среди явившихся был и кшатрий Арджуна, лишенный власти Кауравами и разочарованный во всем. Ему и другим он открыл, что божество находится не на небе, а пребывает в каждом существе и что к нему можно приблизиться без помощи вед, жертв исполнения обрядов, суровых подвигов, а созерцанием с успокоенным сердцем. Ибо Махадева дышит во всякой твари и обладает бесчисленными лицами, обращенными во все стороны.

А тем временем в Матхуре умирает Уграсена, и Кришне приходится вернуться в город и принять бремя чуждой ему власти. К тому же оно оказалось для него непосильным. С одной стороны его теснил тесть Кансы, правитель Магадхи Джарасандха, с другой — пришельцы с далекого западного моря — яваны. И пришлось Кришне посвятить в цари Матхуры Арджуну, а самому, вместе со своим народом ядавами, переселиться на океанское побережье, в земли царя Видарбхи, где он за одну ночь силою своего духа соорудил крепость Двараку, устроенную так, что ее без особых усилий могли удержать две женщины.

12

Дварака была окружена высокой стеной и с самого начала стала городом чудес, будучи не менее блистательной, чем Амаравати, город Индры. В ее центре находился храм посвященных, святыни которого были надежно укрыты под землей. Другим чудом было посаженное Кришной дерево Парижата. Его благоухание наполняло всю Землю. Каждый приблизившийся к нему мог вспомнить все свои предшествующие существования.

В Двараке Кришна женился на дочери Видарбхи Рукмини, ставшей его шестнадцатитысячной, притом самой главной, супругой. Но недолго длилась его супружеская жизнь. В это время к Кришне явились с приглашением участвовать в битве народов противники — Арджуна и Дурьйодхана. Отдав предпочтение своему ученику, он стал его колесничим.

После битвы при Курукшетре Кришна возвращается в Двараку. Это было самое страшное время из тех, какие прожила Земля. Повсюду распространились тяжелые болезни, и не было от них спасения. Полчища огромных крыс, вскормленных мертвечиной, рыскали повсюду. Их не могли задержать городские стены. Они проникали через прорытые под ними ходы. Пища людей кишела червями. В воздухе носились уродливые безголовые духи.

К тому же вожди ядавов перессорились друг с другом. Когда Кришна попытался их примирить, они объединились против него. Тогда Кришна покидает Д вараку и скитается по окружающим ее лесам. Однажды он встретил отшельников, но не захотел с ними остаться. Он искал смерти. Когда он задремал на земле, подняв ногу на пень, проходивший охотник, принявший пальцы за рога, а ступню за голову оленя, пустил стрелу и пробил ему пятку — единственное уязвимое место на теле Кришны.

И умер Кришна, оплакиваемый сыновьями и женами. Рукмини вместе с семью другими его женами бросилась в погребальный костер. Скончался, сидя на берегу океана, Баларама. Через семь дней после того, как души братьев соединились с Вишну и Шешей, Дварака была смыта волнами.

Откровение Маркандеи[97]

Ткань без предела, картина без рамы,

Сонмы враждебных бесчисленных «я»,

Мрак от паденья, от вечного Брамы,

Ужас мучительный, сон бытия.

Константин Бальмонт

Как–то один из царей, считавшийся самым справедливым, обратился к великому отшельнику Маркандее с такой речью: — О мудрейший, проникающий взором в глубины мира, выслушай мою просьбу, поведай мне о том времени, когда не останется ничего из того, что нас окружает, — ни солнца, ни огня, ни воздуха, ни луны, ни небес, ни земли, когда с лица земли исчезнет все, что ее населяет, дышит и двигается, когда не станет ни богов, ни асуров, и ты один будешь поклоняться величайшему Брахме, покоящемуся в своем вечном и благоуханном обиталище — лотосе.

Маркандея, отвлекшись от мыслей, в которые был погружен, сказал:

— Слушай, о царь. День Брахмы — двенадцать тысяч божественных лет Махаюги. Она состоит из четырех юг[98]. В первой из них, Критаюге, длящейся четыре тысячи небесных лет, люди наделены всевозможными достоинствами, не знают горя и хворей, богатства и бедности, поклоняются одному божеству и знают лишь одну веду; дхарма же держится на четырех опорах. Тритаюга продолжается три тысячи лет, и дхарма ее держится на трех опорах. Тогда справедливость понемногу уменьшается, возникают пороки, но все еще строго соблюдаются религиозные предписания. Продолжительность Двапараюги — две тысячи лет, а дхарма ее держится на двух опорах. В мире преобладают пороки и зло, а единая веда делится на четыре части. Калиюга длится тысячу лет, и ее дхарма держится лишь на одной шаткой опоре. Уменьшается время человеческой жизни; иссякают духовная мощь и ум людей; дхарма перестает быть законом. Люди ею торгуют, словно мясом. Никто не в состоянии властвовать над своими чувствами. Алчность, злоба и глупость сплетают людей, как змей, в копошащийся клубок. Смешиваются между собою в брачных узах брахманы, кшатрии, вайшьи и, подобно шудрам, не признают ни истины, ни покаяния. Лишившись разумения, ненасытные правители любыми способами присваивают чужое. Левая рука крадет у правой. Те, кто слывут учеными, утрачивают разум, у стариков становится ум как у младенцев, у младенцев — как у стариков.

Люди начнут оголять берега священных рек, вскапывать их мотыгами, впрягать в ярмо коров, а для перевозок использовать годовалых телят. Земля покроется солончаками. Возьмут верх ворующие зерно, похищающие одежду, уносящие посуду[99]. Люди станут питаться мясом диких животных, птиц, рыб и собак, всякими насекомыми и плодами без различия, сделают себе одеяния из длинных листьев, рогов и шкур. Исчезнут коровы. Чтобы иметь молоко, будут разводить опустошающих леса коз.

Тех, кто обитал за пределами городов и селений, потянет в столицу. Умножится число просящих милостыню. Нищие будут благодетельствовать друг другу.

Девушек не будут ни сватать, ни выдавать замуж: они сами будут искать себе мужей. Когда мужья заснут, жены их будут уходить к другим мужчинам, а мужья, когда жены спят, — к другим женщинам. Девочки семи–восьми лет будут беременными, мальчики в десять–двенадцать лет станут отцами.

— Затем, о великий царь, — продолжал Маркандея, — землю охватит великая засуха и бесплодие. Семь пылающих солнц выпьют воду источников, рек, озер и морей. Живые существа начнут гибнуть одно за другим. Все обратится в пепел. На мир обрушится бесконечное небесное пламя, которое повергнет в ужас богов и асуров, а затем пожрет три мира вместе со всеми, кто их населяет.

Небо затянется тучами. Одни из них покажутся величественными городами с храмами и дворцами, другие — стадами диких животных. Сгущаясь, прорезаемые гирляндами молний, они с величайшим грохотом заволокут небо, и оно перевернется, как огромная чаша с вином. Затем тучи внезапно рассеются. Владыка всех живущих, обитающий в лотосе, глотнет страшный вихрь и погрузится в сон.

Я видел все это сам, блуждая по миру, лишенному небес, и нигде не находя себе приюта. На вот я узрел среди безбрежного Океана огромный, мощный баньян[100]. На широких ветвях раскинулось ложе, на котором играл младенец с лицом прекрасным, как полная луна, и огромными, как лепестки только что распустившегося лотоса, глазами. От них исходило такое сияние, что я невольно прикрыл лицо. «Где я видел этого мальчика? » — подумал я. И вдруг услышал:

— Не бойся, Маркандея! Дитя мое! Можешь приблизиться ко мне.

— Дитя! — возмущенно повторил я. — Ты так обращаешься к старцу, прожившему много тысяч лет и исполнявшему самые суровые обеты? Да будет тебе известно, что сам Брахма воздает мне почести и называет долговечным.

— Сын мой! — продолжал ребенок. — Я древний Пуруша, твой прародитель. Много раз я сходил на Землю в разных обликах, чтобы спасти ее от зла. Как рыба я спас Ману от потопа. Как черепаха я помог добыть богам амриту, как вепрь, я извлек Землю из вод, как Рама я победил Равану, как Кришна я избавил Землю от притеснений царя Кансы… Вся вселенная — Солнце, Земля, воды — это мои проявления. В них я создаю, охраняю и уничтожаю самого себя. Я Тримурти, бог в трех образах. Как Брахма — я создаю мир, как Вишна — храню его, как Шива — его разрушаю. Я знаю, Маркандея, что в своих странствиях ты утомился и жаждешь отдыха. Вступи же в меня, высочайший из отшельников, и пребывай, сколько тебе угодно.

Внезапно дитя открыло рот, и я против воли оказался втянутым в его уста и, проскользнув через горло, оказался во чреве. Передо мною открылась вся Земля, пересеченная реками и окруженная морями. Я увидел бесчисленные города, построенные людьми, не догадывающимися, где они находятся. Над Землею и омывающим ее Океаном я увидел небосвод с сияющими одновременно Солнцем и Луной, соперничающими между собой в красоте, и бесчисленными звездами.

Перемещаясь в чреве, я миновал великое множество гор. Среди них, о тигр из мужей, была несравненная Мандара и сверкающая золотом Меру. На горах и под ними я узрел всех тварей, какими Праджапати наполнил поверхность Земли. Подняв голову, увидел на небе весь сонм богов во главе с самим Индрой, а также святых мудрецов. Одним словом, весь мир предстал мне, пока я странствовал во чреве прекрасного ребенка с глазами как лепестки лотоса.

Более ста лет я двигался внутри его тела, возвращаясь к уже посещенным местам и укромным уголкам, не находя выхода.

Когда же я голосом обратился к высочайшему богу, то тотчас по его воле вырвался из его уст, подобно ветру, и вновь был вынесен к баньяну, на котором увидел играющего младенца во всем желтом, лучезарного, сверкающего. И он повторил мне: «От меня происходит все, что было, есть и будет. Я тот, в ком проявлен мир».

И он снова поглотил Маркандею.

Душа праведника

Жил некогда справедливый царь Випашита[101], но для смерти нет разницы между добрыми и злыми. Всеядная, прибирает она всех. Пришел час и для Випашита, и в царскую опочивальню без зова вступил посланец Ямы. Его темное непреклонное лицо оттенялось кроваво–красным одеянием; в руках пришелец держал молот с длинной рукоятью и вервие. Не мешкая, извлек он душу Випашита из уже неподвижного тела[102], связал ее, трепещущую от страха, вывел из дворца и за конец веревки повлек на юг, как только что приобретенную скотину.

Двенадцать дней длился путь, и ни разу душа Випашита не узрела ни колосящихся пашен, ни лугов с пасущимися коровами, ни змеящихся в зелени лугов рек. Нещадно жгло раскаленное добела солнце, внизу пламенел океан со свинцовозастывшими волнами. Но в памяти души вставали лиловые горы и сверкающая золотом кровля дворца, по щекам ее лились потоком незримые слезы. Не выдержать бы душе такого пути, если бы там, где оставалась родина, сыновья, выполняя погребальный обряд, не приносили к жертвенному костру еду и питье. Ощущая это, каждый раз душа наливалась силой.

К вечеру двенадцатого дня душа и ее провожатый оказались перед воротами высокой крепостной стены. Они отворились, и, после того как пришельцы вошли, сами бесшумно закрылись. И только тогда, развязав пленницу, демон впервые раскрыл рот:

— Вот мы и в царстве Ямы, и тебе, душа, предстоит вслед за мною пройти через семь кругов преисподней.

— За что мне такая кара? — воскликнула душа. — Разве когда я находилась в теле, облаченном в царскую мантию, в стране нарушались законы и было предано забвению милосердие?

— Безупречно было твое правление, душа, и жизнь твоя достойна подражания, — проговорил демон. — Но однажды ты совершила прегрешение. И за это тебе суждено узреть муки преисподней, самой их не испытав. Таков приговор Ямы, вершащего суд над живыми и мертвыми.

Пройдя небольшое расстояние, они вступили в проход, не освещаемый ни одним лучом солнца. Должна бы ликовать душа Випашита, услышав, что избавлена от мук. Но вместо этого она мучительно ворошила в памяти все пережитое. «В чем же мое прегрешение, — думала она, — ведь я последних из моих подданных охраняла с не меньшим усердием, чем первых и заслуженных, мне хватало шестой части получаемых ими доходов, а на остальное я никогда не посягала; с царской щедростью я приносила дары богам и одаряла их служителей брахманов». Не найдя ответа в памяти, душа обратилась к своему суровому спутнику:

— Скажи, посланец Ямы, в чем моя провинность, за что я должна терзаться зрелищем мук грешников?

— Однажды, — ответилдемон, не поворачивая головы, — ты восседала на судейском кресле, решая споры между подданными. К тебе явилась жена. И ты не разглядела в ее взоре зыбкого намека. Когда жена прижалась к тебе, ты ее, несчастная, оттолкнула. Ты сочла свое судейство важнее ее порыва. За это ты не признана безупречной.

— Я вспоминаю, — пробормотала душа, — это было. Я достойна назначенной мне кары. Яма справедливый судья.

Узкий извилистый проход вывел их в пещеру. Ее бугристая почва была изрыта длинными рвами, наполненными пылающими угольями. В них, кто по щиколотку, кто по колено, а кто и по пояс, стояли грешники, испускавшие стоны. Пахло обгорелым мясом.

— Пещера стонов! — пояснил демон. — Многие из тех, кого ты видишь, были непочтительны с родителями и учителями. Они растоптали мудрость и нравственность, и за это угли сжигают их согрешившие ноги. Муки их продлятся до тех пор, пока в облике какого–либо зверя им не будет разрешено возвратиться на землю.

С сочувствием взглянула душа праведника на мучеников, после чего вслед за провожатым прошла к следующей пещере. Пол ее был покрыт раскаленными медными плитами. Служители Ямы волокли по ним души, скованные по рукам и по ногам, и те дико вопили.

— Пещера воплей! — молвил демон. — Три тысячи йоджан их будут тащить по раскаленному металлу, пока они не возвратятся на землю в зверином облике.

— Ужасно! — застонала душа праведника. — А кто те несчастные? Их тела в страшных укусах, словно они побывали во рву с волками или львами.

— Эти из породы клеветников, готовых сожрать своего ближнего и похитить его честь. Видишь, у некоторых в ушах словно серьги — пылающие ветки. Эти подслушивали речи друзей и доносили на них.

— Они не ведали, что творили, — сказала душа Випашита. — Мне их жаль.

Вскоре душа Випашита оказалась во мраке. Демон зажег факел, осветивший ледяную гору и ползущих по ней обнаженных грешников. Судя по их телам, скорее напоминавшим обтянутые кожей скелеты, их мучил нестерпимый голод. Когда один настигал другого, он впивался в его тело зубами.

— На этой горе караются скаредные и расточители, — пояснил служитель Ямы.

Большую часть следующей пещеры занимало огромное висящее колесо, вращавшееся наподобие гончарного круга. К ободу за руки и за ноги были привязаны грешники. Стоявшие внизу демоны вырывали из их тел раскаленными клещами куски мяса.

— Пещера раздора, — сказал спутник душе праведника. — Эти при своей жизни не терпели мира и сеяли среди смертных семена смуты и вражды.

Далее предстояло спуститься по проходу, напоминающему глубокий колодезь. Мимо со свистом пролетали окровавленные тела, куда–то сбрасываемые служителями Ямы. Оказалось, что грешников ждало пространство, на первый взгляд напоминавшее обычный лес. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что на деревьях гроздьями висят тела. Вместо листьев ветви были усыпаны острыми мечами. Ветер колебал их, и они терзали повешенных, издававших вопли. Иногда грешники срывались с деревьев, и их внизу подхватывали гиены или дикие собаки, чтобы растерзать. Тут же летали ястребы, выклевывавшие им глаза, и вороны, пожиравшие их языки.

Страшнее всего был седьмой круг преисподней. В огромном котле, наполненном кипящим маслом и раскаленными железными стружками, сидели или свешивались над ним, поддерживаемые цепями, тысячи грешников, а стая воронов жадно клевала их сварившееся мясо и размягченные кости.

В ужасе отшатнулась душа праведника. И вдруг стоны и крики наполнили все пространство семи кругов преисподней.

— Неуходи! Не уходи, добрый человек! Твое божественное дыхание целительно, как бальзам.

Удивилась душа и спросила у еле поспевавшего за нею демона, что это значит.

— Истинная доброта, о душа, — единственный источник избавления от страданий, — отвечалдемон. — Оттебя исходит дуновение доброты. Каждое доброе дело на земле, великое или малое, доносится в царство страданий, как эхо. Бросишь горсточку риса бедствующей птичке — становятся меньшими муки голода, освободишь попавшую в западню мышь — разжимаются клещи, сжимающие здесь чье–либо тело. Ведь мир во зле и добре един. Если же оказываешься рядом с грешниками — и дуновение добра превращается в ветер, твой взгляд заставляет страдальцев забыть о муках, твоя близость врачует раны.

— Тогда я останусь здесь! — воскликнула душа.

— Идем! — сказал посланец Ямы. — Тебя ждет небесное блаженство[103]. А грешники пусть получат то, что они заслужили.

— Но у меня были и другие прегрешения, — возразила душа. — Подчас я была неоправданно сурова с детьми и старцами, слаба с мужами, я должна остаться здесь до конца дней, даже если смогу высушить хоть одну слезу, излечить одну рану, удержать один вопль.

— Идем! — повторил демон. — Видишь, приближаются Яма, владыка преисподней, и Индра, господин небес, чтобы открыть тебе ворота блаженства.

И предстали боги перед демоном и душой, бросившем к ним навстречу.

— Разрешите мне, владыки мира, остаться там, где боль и страдания, — проговорила душа. — То, что я видела, пронзило меня насквозь.

— Но те души заслужили свою кару так же, как ты удостоилась небесной награды, — сурово произнес Индра.

— Разве я это заслужила? — спросила душа.

— Да! — ответил Яма. — И не только при жизни. Милосердие твое глубоко, как море. Оно возвышеннее, чем гора Химават. Плоды его многочисленнее тех, что бросают в широкое лоно Ганги. Ими будут питаться боги и люди до скончания времен.

— Если они столь велики, возьми их, владыка мертвых и живых, себе, раздели их среди несчастнейших из несчастных, среди грешников.

— Да будет так, — согласился Яма.

Заскрипев, отворились ворота преисподней, и грешники вырвались на свободу, ликуя и славя милость души праведника. И тотчас же появилась облачная колесница.

— Садись, Випашита, — сказал Индра.

И душа продолжила свой путь, сливаясь с бесконечной голубизной.

Хранители мира

После того как мир был создан и населен, Брахма разделил его между четырьмя владыками, обитавшими вместе с ним на золотой вершине горы Меру[104].

Его правой руке, могучему Индре, достался Восток, страна восходящего Солнца. Он отправился туда, сидя на голове белого великана Айраваты вместе со своей супругою Шакти и огромной свитой. Белый облачный зонт держали над его головою слуги, и он, повелитель звезд и планет, вихрей и облаков, взирал на мир благосклонно. На месте своего назначения он правил вместе с семью великими небесными мудрецами, и служили ему все сыновья Адитьи, апсары и гандхарвы. Его прославляли подвижники–риши.

Яме был отдан Юг, страна предков. Туда он, добившийся признания, знаток вечных законов, отправился, сидя на голове слона Махаладмы в окружении предков, давших жизнь людским поколениям. Слугами его были остроухие и красноволосые кинкары, уносившие в царство Ямы души умерших. Страну его за кровавой и огненной рекой Вайтарани[105] охраняли два чудовищных пса Шарбара[106], потомков быстроногой Сарамы. Никому из тех, кто попал под скипетр Ямы, не удавалось уйти от их глаз, привыкших к мраку, от их чутких ноздрей и острых клыков.

Но ужасы его царства были надежно скрыты от взора и ушей Ямы. Он обитал в золотых хоромах, окруженных цветущим все времена года садом. Там прогуливались прекрасные дочери даитьев и данавов. Днем там солнце посылало лучи, но не обжигало, ночью месяц светил, но не холодил. Отовсюду доносились чарующие звуки вины и свирелей.

Варуне, властелину глубин, владыке водных существ, был отдан Запад, занятый Океаном, куда ежедневно погружается Солнце. На дне Океана был его дворец, построенный Вишвакарманом. Туда он направился на слоне, чье имя Вамуна, в сопровождении премудрых змей, асуров и рек. Ему, восседавшему на троне вместе с женою Сиддхи, дочерью Ушанаса[107], прислуживали морские чудовища макары и тимиггалы, четыре океана и все семь морей — соленой воды, сока сахарного тростника, вина, топленого масла, кислого молока, свежего молока и пресной воды.

На Север, на воздушной колеснице, украшенной золотом Джамбудвиппы[108], отбыл лучезарный владыка Кубера, такой же благочестивый, как его дед Пуластья. В награду за благочестие и подвижничество Брахма причислил его к богам. К месту назначения Кубера отправился на подаренной Брахмою колеснице Вимале, способной летать по воздуху. Он предпочел ее своему слону Сарвабхауме, охраняющему северный край земли.

Кубера был баснословно богат, но уродлив — с животом, надутым, как шар, с восемью зубами, второй же свой глаз, любопытный сверх меры, он утратил за то, что наблюдалтайком за любовными играми своего соседа Шивы с красавицей Умой.

Дворец Куберы в северных горах был подобен белому облаку, окаймленному золотом. Там Куберу вместе с его супругой Риддхи охраняли якши, чьей внешности никто толком не знал — их представляли то сильными и прекрасными юношами, то коротконогими карликами, а также киннары[109]. Во дворце его посещали боги. Частым гостем был Индра, друг и союзник Куберы. Им обоим принадлежала священная роща Нанданна. Шива, узнав о подглядывании Куберы, был с ним в ссоре, но после восьми столетий, отданных Куберой суровому покаянию, с ним примирился и даровал ему свою дружбу.

ЗМЕИ И ПТИЦЫ