Поначалу банаба жили как в раю. Местный демиург снабдил их неистощимой векшей и неистощимой кокосовой пальмой, иначе называемой Деревом жизни. Поэтому рыбы у них было столько, что они уже и смотреть на нее не могли, а кокосов даже больше, чем рыбы, — с векшей еще надо дойти до воды, а кокосы росли и падали на головы банаба сами. Но что важно — это банабским головам не приносило никакого вреда, поскольку ни боли, ни болезней, ни переломов, ни, упаси Боже, смертей, население острова не знало.
Чтобы этот дом отдыха не кончался, банаба достаточно было блюсти, в сущности, одно условие — обеспечивать раздельное проживание мужчин и женщин. Мужчины жили на северо-западе острова, а женщины — на юго-востоке, и Накаа строго следил за тем, чтобы ни те, ни другие не пересекали условную черту.
При разделе имущества чудесные векша и пальма достались мужчинам, но и женщин демиург не обделил — для них было выращено специальное Дерево-женщина с благоуханными цветами. О плодах этого дерева ничего не сообщается, но нет сомнения, что они были, и в большом количестве, — иначе остается предположить, что банабские дамы питались исключительно цветами, ведь иных средств к добыче пропитания у них не имелось. Из того, что Накаа запрещал мужчинам срывать цветы с Дерева-женщины, можно заключить, что росло оно где-то на границе мужских и женских владений и банабские мужики при желании могли до него дотянуться. Но видит око, да зуб неймет…
Однажды когда Накаа в очередной раз отправился куда-то по делам, ветер сорвал с Дерева-женщины цветок и принес его на мужскую половину. Мужчины принялись его жадно нюхать, и им так понравился аромат, что они скопом, несмотря на все запреты, рванули к замечательному дереву и принялись рвать букеты. Надо полагать, что женщины тоже приняли в этом участие или, во всяком случае, не очень отстаивали свое единоличное право на пользование распустившимися цветами, поскольку, когда вернулся Накаа, он к возмущению своему увидел цветы, заплетенные и в женских, и в мужских волосах.
По этим цветам, на глазах превращавшихся в седину, вождь сразу смекнул что к чему и сделал отчаянную попытку восстановить статус-кво. Он собрал всех мужчин на поляне и предложил выбирать между Деревом жизни и Деревом-женщиной, которое Накаа без обиняков назвал Деревом смерти. Вождь надеялся, что мужчины одумаются, но они, нанюхавшиеся цветов, продолжили упорствовать в своих заблуждениях и предпочли Дерево-женщину. В сердцах Накаа бросил им завернутых в лист пандануса насекомых, сложил с себя обязанности вождя и вознесся на небо, прихватив с собой неистощимую векшу и Дерево жизни.
Насекомые в панданусе в одной своей ипостаси были обыкновенными козявками с крылышками, лапками, брюшками и фасеточными глазками, а в другой — представляли собой всяческие недуги. Эти насекомые-недуги тут же начали пожирать жизнь банаба, и поэтому островитяне — мужчины и женщины — начали умирать. Они, можно сказать, заплатили бессмертием за право совместного проживания полов.
В героизме с ними могут сравниться только мальгаши, которые тоже стояли перед выбором: возрождаться, подобно луне, но не иметь детей, или продолжать свой род, но умирать, подобно банану. И мальгаши ради детей выбрали путь самопожертвования…
Правда, высказывается мнение, что банабские мужчины в тот исторический момент, когда решали, как жить дальше — с женщинами или сугубо мужским коллективом, — провидели будущее и действовали по принципу «все равно пропадать»… Ибо сейчас на острове Банаба не то что вечно, а и просто жить почти невозможно. И пожелать кому-нибудь бесконечно существовать в здешних условиях — то же самое, что проклясть этого человека самым жестоким образом. Дело в том, что в двадцатом веке остров уничтожили почти целиком, разрабатывая месторождение фосфоритов, из которых весь Банаба, собственно, и состоит. Ныне здесь живет несколько десятков человек, да и они, похоже, скоро сбегут куда подальше…
Биография прародителя индейцев арекуна Акалапиджейме не задалась с самого начала. В молодости он был чрезвычайно доверчив и позволил лягушке увлечь себя на далекий остров, где не оказалось ничего хорошего, кроме милых лягушкиному сердцу болот. Так бы и куковать (или квакать) там Акалапиджейме всю свою бессмертную жизнь, но над ним сжалился Солнце, импозантный, богато раскрашенный мужчина, посадил в лодку и отвез к своим дочерям. Сделал это Солнце, надо полагать, не без умысла, в надежде выдать какую-нибудь из них, засидевшихся в девках, за индейского добра молодца. Эту версию подкрепляет и то, что он строго-настрого запретил Акалапиджейме общаться с другими представительницами прекрасного пола.
Но будущий прародитель арекуна ответил своему спасителю черной неблагодарностью. Вместо того чтобы принять предложенную ему честь, он, продолжая столоваться у Солнца, затеял шашни с довольно странными особами, которые, с одной стороны, вроде были обычными девушками, а с другой — стервятниками (или, точнее, стервятницами). Кстати, в русском языке слова «стерва» и «стервятник» имеют общее происхождение: первое когда-то означало «падаль», а второе и давным-давно, и сейчас значит «падаль поедающий».
Солнце, узнав о неподобающем поведении предполагаемого зятя, погрузил дочерей в лодку и уплыл искать им других женихов, напоследок сказав Акалапиджейме, что не сохранить ему теперь вечной молодости и соответственно не жить вечно. Но, судя по тому, что наутро после отбытия Солнца Акалапиджейме проснулся в окружении стерв, то есть, простите, стервятниц, это не остудило его пыла. С одной из этих девушек он и зачал первого арекуна, в генотипе которого места для бессмертия не нашлось.
Между прочим, историю Акалапиджейме можно подать и под совсем иным соусом: дескать, бесконечной жизни в золотой клетке он предпочел жизнь конечную, но зато на свободе.
Небольшая народность бондо, живущая на востоке Индии, когда-то была, если верить мифу, весьма многочисленной. Что, в общем, не должно вызывать удивления, если знать, что бондо жили вечно и при этом успешно производили новые поколения. Дошло до того, что высшие силы обеспокоились и демиург Махапрабху попросил властителя мертвых что-нибудь придумать. А что может придумать божество, назначенное начальствовать над покойниками, которых нет, когда его просят подсократить количество живых? Ответ очевиден.
И владыка отсутствующих мертвецов, этот командир без войска, снарядил к людям делегата, перед которым поставил непростую задачу — сагитировать людей добровольно отправиться в Нижний мир, а если никто на рекламу не поддастся, решить вопрос силой. Но ничего у его эмиссара не получилось. Некто, чье имя, к сожалению, осталось не известно, застрелил посланца Нижнего мира — миф не уточняет каким образом, но, надо полагать, из лука. Не ожидавший такого поворота владыка покойников отправил к бондо кровожадного тигра, но и того постигла аналогичная судьба. Бондо держали круговую оборону и, как могли, сопротивлялись агрессии преисподней.
Тогда властелин Нижнего мира решил действовать хитростью. Из волос богини Ситы Махалакшми он сделал змею и запустил ее к людям. Ползучая тварь незамеченной пробралась в деревню и укусила ребенка. Она тут же была изловлена и изничтожена, но еще раньше умер укушенный ею мальчик. Так смерть распространилась среди несгибаемых бондо, которые оказались бессильны перед богом смерти, но и даже богу смерти не покорились.
Близкородственные африканские племена марги и килба не знали забот, пока не поссорились со своим демиургом Иджу, который снабжал их всем необходимым в обмен на мелкие услуги и помощь по хозяйству.
Причиной разлада стала халатность одной женщины, которой вменили в обязанность следить за чистотой калебас, которые дети Иджу использовали как ночные горшки. Она мало того что не вымыла грязную калебасу, но и даже не опорожнила ее. А тут, как на грех, эту калебасу схватил маленький сын демиурга, и у него распух палец. Иджу разгневался, отдалил небо, где проживал с семейством, подальше от земли и снял марги и килба с довольствия.
Перед племенами встала проблема пропитания. Но вместо того чтобы засучить рукава и выйти с мотыгами в поле, марги и килба обратили взор на возделанные поля своего соседа Мпту, у которого уродилась замечательная кукуруза, и принялись совершать набеги на его угодья. Трудно было сделать что-нибудь более опрометчивое — Мпту, конечно, слыл удачливым земледельцем, но сельское хозяйство было для него, скорее, хобби, а вообще-то он заведовал смертью, ограничивая, правда, свою деятельность животным миром.
Обнаружив потраву посевов и воровство кукурузы, Мпту пожаловался Иджу, и тот в качестве компенсации за моральный и материальный ущерб разрешил ему забирать жизни представителей племен марги и килба. Мпту поспешил этим разрешением воспользоваться.
И тут в историю марги и килба вплетается героическая страничка. Брат человека, которого Мпту забрал первым, загорелся жаждой мщения и вызвал духа смерти на поединок. Между ними завязалась нешуточная битва, и в какой-то момент показалось, что человек вот-вот одолеет смерть. Ему даже удалось отрубить Мпту ногу, но сверхъестественная сила все-таки взяла свое: дух смерти изловчился и поразил человека.
С тех пор Мпту хромает (миф не сообщает, пользуется он протезом, или костылями, или тем и другим вместе), а марги и килба забыли про иждивенчество и живут своим собственным трудом, сея злаки и выращивая скот. Но живут, к сожалению, не вечно, поскольку мандат, полученный Мпту, сохраняет силу.
Небожительница Венин и ее брат Вут спустились на землю в Центральной Африке, огляделись и признали это место пригодным для жизни. Оно было тем более пригодно, что никаких людей в округе не наблюдалось и природа была девственно чиста. Пользуясь большим количеством свободных площадей, брат и сестра решили жить отдельно. Есть предположение, что инициатива раздельного проживания исходила от Венин, которая, надо думать, имела некоторое представл