[1001]. Характерно, что очаги почти всех указанных жилищ обычно располагаются двумя группами. Мы здесь еще не наблюдаем оформления мелких очагов, как в жилищах срубных, приказанских, чирковско-сейминских и других племен, относящихся к эпохе бронзы. Такое явление, очевидно, следует связывать с тем, что парные семьи родовых групп еще не выделялись как хозяйственные ячейки коллектива. По-видимому, так же, как и в кельтеминарском обществе, где обычны поселки с одним большим домом (см. Джанбас IV)[1002], для родовых общин Волго-Камья эпохи позднего мезолита и неолита была характерна дислокальная система брака с неустойчивой парной семьей, а возможно, местами сохранялись и большие материнские семьи.
В период неолита матриархальная родовая организация достигает наивысшего расцвета. В это время оформляются основные особенности родового общества, предполагавшего «крайне неразвитое производство, следовательно, крайне редкое население на обширном пространстве, отсюда почти полное подчинение человека враждебно противостоящей и непонятной ему окружающей природе, что и находит свое отражение в детски наивных религиозных представлениях. Племя оставалось для человека границей как по отношению к иноплеменнику, так и по отношению к самому себе: племя, род и их учреждения были священны и неприкосновенны, были той данной от природы высшей властью, которой отдельная личность оставалась, безусловно, подчиненной в своих чувствах, мыслях и поступках»[1003].
Размещение неолитических памятников Волго-Камья на карте (рис. 9; 24) подтверждает обязательное для каждого племени наличие племенной территории с нейтральной пограничной зоной между отдельными племенами[1004]. Действительно, как для волго-камских, так и для балахнинских памятников характерно их размещение отдельными группами преимущественно около устий притоков Волги (Камы и Оки), причем между группами иногда довольно значительное расстояние. Интересно, что в ряде случаев эти мелкие группы состоят всего лишь из пары поселений — см. например, Выжумские поселения балахнинской культуры (рис. 24), Займищенские поселения волго-камской культуры (рис. 9) и т. п. Не следует ли в этом усматривать археологическое отображение дуальной организации древних родовых коллективов, составлявших парные фратрии?
В свою очередь такие парные группы на ограниченной территории входили в более обширные группы, объединявшиеся не только общей территорией, но в первую очередь единством культуры, в которой наблюдаются известные своеобразия. Это археологические варианты крупных культурных общностей. В волго-камской культуре, например, выделяется несколько таких вариантов — волго-вятский, камский, бельский и т. п. Вероятно, в этих группах следует усматривать археологическое отражение племенных коллективов.
Из этих племен, родственных по происхождению, а, следовательно, по этносу и культуре, складывались характерные для эпохи неолита большие этно-культурные общности — неолитические культуры типа рассмотренных выше (волго-камской, балахнинской и т. п.). Процесс распада этих культур относится уже к эпохе раннего металла, когда происходят существенные изменения в развитии и производительных сил и производственных отношений.
В развитии экономики, межплеменных связей и общественных отношений населения края в эпоху раннего металла мы усматриваем три периода:
• ранний (от конца III до середины II тысячелетия до н. э.), когда в экономическом отношении местные племена резко отставали от пришлых;
• средний (середина и третья четверть II тысячелетия до н. э.), когда местные племена начинают догонять по темпам развития производящего хозяйства пришлые племена;
• поздний (последняя четверть II и начало I тысячелетия до н. э.), когда местные племена стали решающей экономической и политической силой в крае.
В ранний период, характеризующийся становлением новых хозяйственных занятий (скотоводства, земледелия и металлургии) и общественных явлений (переход от матриархальных к патриархальным отношениям), еще наиболее отчетлива неравномерность развития населения края, состоящего в основном из местных волосовских и пришлых балановских и полтавкинских племен.
У волосовских племен — потомков неолитического волго-камского населения — основа хозяйства еще зиждилась на развитии присваивающих отраслей — охоты, рыболовства и собирательства — при намечающихся попытках разведения домашних животных.
Анализ остеологических материалов из стоянок волосовской культуры, по данным различных авторов, показывает абсолютное преобладание в этих комплексах костей диких животных. Так, на одном из наиболее ранних волосовских памятниках — (Майданской стоянки) обнаружены только кости лося (112 костей от 13 особей, по данным А.Г. Петренко), на Волосовской и Володарской стоянках начала II тысячелетия до н. э. собраны кости различных диких животных, в том числе: лося (большинство), кабана, медведя, косули, лисицы, зайца, куницы, хорька, барсука, бобра[1005]; на III Удельно-Шумецкой стоянке среди определенных костей 90 % принадлежат медведю, а 10 % — лосю[1006]. Основной слой стоянки на р. Модлоне, характеризуемый волосовской керамикой, дал следующий количественный состав дикой фауны: бобр — 118 костей, северный олень — 15, лось — 6, куница — 9, медведь — 2, барсук — 1, косуля — 1, кабан — 1[1007]. Кроме того, на ряде стоянок обнаружены кости диких птиц — гуся, глухаря, утки, журавля, рябчика[1008].
Как видно, состав охотничьей фауны у волосовских племен был весьма разнообразен. Очевидно, по отдельным природным районам наблюдалась некоторая специализация охоты. Так, в волжских и приокских районах, т. е. по берегам крупных рек (Майданская, Волосовская, Володарская и другие стоянки) основным мясным животным, за которым охотились волосовцы, был лось. В то же время в более северных и таежных районах была развита охота на северного оленя и бобра (см. стоянку на р. Модлоне).
Преобладание в составе дикой фауны костей мясных животных заставляет полагать развитие охоты, прежде всего, ради получения мяса, хотя нельзя исключать и пушную охоту, о чем свидетельствуют находки костей лисицы, куницы, хорька и т. п.
Многочисленные находки в волосовских памятниках кремневых наконечников стрел и дротиков свидетельствуют о том, что у волосовского населения еще продолжали сохраняться все орудия индивидуального лова, существовавшие раньше. Да, очевидно, и многие коллективные способы, возникшие в эпоху неолита и ранее, несомненно, бытовали у волосовцев. Не останавливаясь на их описании, что уже было сделано выше, замечу, что развитие охоты в волосовское время, очевидно, породило и существование своеобразных культов, в первую очередь связанных с теми животными, на которых охотился человек. В этом отношении особенно любопытны остатки жертвенника на III Удельно-Шумецкой стоянке, где в одной яме были обнаружены пережженные кости лап медведя[1009]. Вполне вероятно, что здесь находилось в древности ритуальное место, связанное с культом медведя. Как известно, медвежий культ, один из наиболее распространенных у финно-угорских народов, достаточно подробно описан этнографами и имеет многочисленные археологические параллели[1010]. Вполне вероятна связь с охотничьими культами и различных волосовских кремневых скульптур, изображающих зверей (бобр, медведь), птиц, рыб и т. п.[1011]
В хозяйстве волосовских племен большое, если не ведущее, место занимало рыболовство, о чем свидетельствуют многочисленные факты. Почти все известные волосовские стоянки располагались по берегам крупных рек, обычно в районе впадения в реку более мелкого притока. На многих стоянках волосовской культуры при сохранении органических остатков обнаружены кости и чешуя рыб. На них в свое время обратил внимание еще А.С. Уваров, отметивший среди находок на Волосовской стоянке кости щуки, леща и стерляди[1012]. Кости щуки, осетра, а также скопления рыбьей чешуи в ямах Панфиловской стоянки зафиксировал и В.А. Городцов[1013]. Особенно многочисленные остатки рыбьих костей обнаружены в торфяниковых отложениях стоянки на р. Модлоне, где А.Я. Брюсов перечисляет такие виды рыб, как щука, окунь, лещ, синец, плотва, карась, язь, елец, налим, сом, стерлядь[1014]. Преобладание в последнем комплексе костей мелких рыб, несомненно, свидетельствует о развитии в волосовское время ловли рыбы сетями, что подтверждается находками на стоянках различных остатков сетей в виде их отпечатков на днищах сосудов и каменных грузил.
В.А. Городцовым[1015] опубликованы отпечатки сетей из Волосовской стоянки. Оба отпечатка принадлежат мелкоячеистой сети с размером ячей в 10×10 мм и 20×20 мм. Близкого типа отпечатки найдены на сосудах из III Удельно-Шумецкой[1016] и Панфиловской (коллекции Муромского музея) стоянок. Среди последних имеются отпечатки разноячеистых сетей — 10×10 мм (два случая), 30×30 мм (два случая), 40×40 мм (один случай). Характерно распространение в виде орнамента на волосовских сосудах имитации крупноячеистых сетей. Вероятно, большинство сетей было сплетено из конопляных или льняных нитей, так как волокна нитей довольно тонкие. Как известно, конопля и лен в это время уже разводились населением лесной зоны Восточной Европы, о чем свидетельствуют находки семян льна на Модлонской стоянке