* Определение костей В.И. Цалкина, остальные Д.Г. Петренко.
Наряду со скотоводством происходило и дальнейшее развитие земледелия. Хотя, к сожалению, мы не обладаем в настоящее время какими-либо сведениями о культурных растениях, выращивавшихся позднеприказанскими племенами на рубеже II–I тысячелетия до н. э., но все же, опираясь на косвенные данные, мы можем констатировать развитие в это время земледельческой отрасли хозяйства. Во-первых, в этот период улучшается качество и возрастает число земледельческих орудий — широко распространяются специальные бронзовые мотыги, а также кельты, часть из которых могла использоваться в качестве мотыг; увеличивается число находок бронзовых серпов (уже в VIII в. до н. э. появляются железные серпы); на поселениях частыми находками становятся крупные массивные зернотерочные плиты, более производительные, чем ступки предшествующего времени.
Не исключено, что в это время приказанское население осваивает процесс выпечки хлеба. В этом отношении особый интерес вызывает находка на Гулькинской стоянке в 1965 г. жаровни в виде подчетырехугольной миски с толстыми и высокими краями, весьма удобной для печения, о чем свидетельствует и значительная прокаленность дна и стен жаровни. Между прочим, такие формы для выпечки хлеба на открытом очаге в горячей золе еще в XIX в. практиковались марийцами.
Значительное увеличение численности приказанского населения и особенно жителей одного поселка заставляет полагать, что основу хозяйства позднеприказанских племен составляли скотоводство и земледелие, а охота и рыболовство выполняли сугубо подсобную роль. О последних свидетельствуют немногочисленные остатки костей, среди которых почти на всех стоянках встречаются кости лося, реже медведя и единично зайца, северного оленя, кабана, выдры и бобра. Из рыб отмечены кости осетра. Известны также находки рыболовных крючков, изготовленных из меди и кости. Но их немного.
В эпоху поздней бронзы интенсивное развитие получает металлургия меди и бронзы на основе активного использования местных медистых песчаников. В это время вырабатываются местные типы орудий и украшений — кельты, наконечники копий, головные и прочие украшения, свидетельствующие о сложении в Волго-Камье собственного металлургического центра. Кроме многочисленных находок на поселениях литейных форм, обломков тиглей, кусков металла и шлаков известны также и захоронения меднолитейщиков (например, в I Ново-Мордовском могильнике), указывающие на выделение специальных мастеров, занимавшихся обработкой металла.
Очевидно, значительные успехи, достигнутые приказанскими металлургами в деле обработки цветных металлов, послужили основой раннего освоения железа. Как мы видели выше, попытки обработки железа были предприняты еще в поздневолосовское время (см. находки железистых шлаков на Панфиловской и III Займищенской стоянках). Позднее такие шаги предпринимались и приказанским населением, о чем свидетельствуют обломки железа из Карташихинских стоянок. Однако переход к изготовлению железных орудий труда и оружия произошел лишь в VIII–VII вв. до н. э., когда в раннеананьинских памятниках (см. Акозинский, Старший Ахмыловский и др.) железные вещи становятся обычной находкой. Таким образом, мы можем считать, что по времени и уровню освоения железа население Среднего Поволжья не только не отставало от населения более южных районов, а в некоторых отношениях даже опережало его.
Интенсивное развитие экономики и межплеменных связей при переходе от эпохи бронзы к раннему железу, несомненно, сказалось и на дальнейшем прогрессе общественных отношений населения Среднего Поволжья.
Наряду с упрочением патриархального родового строя в это время проявляются зачатки распада первобытно-общинных отношений. В позднеприказанских и раннеананьинских могильниках появляются коллективные захоронения, которые, возможно, следует, рассматривать в качестве погребений членов одной патриархальной семьи. Последняя постепенно превращается в решающую экономическую силу общества, ибо в руках ее членов уже сосредоточиваются основные орудия производства.
В этих условиях усиливается имущественное неравенство членов родового коллектива. Установленная А.В. Збруевой[1075] многочисленная градация ананьинского коллектива, очевидно, возникает еще в позднеприказанское время. В таких позднеприказанских могильниках, как II и III Маклашеевские, II Полянский и V Ново-Мордовский, наблюдается выделение погребений хорошо вооруженных мужчин, сопровождающихся не только оружием, но и предметами конской сбруи и другими вещами. Отмечаются также и богатые женские захоронения, например, погребение 3 из II Полянского могильника. Распространяется оружие — кинжалы, боевые топоры и короткие мечи. В этих условиях происходит сложение новой общественной организации, названной Ф. Энгельсом военной демократией.
Исходя из материалов таких переходных памятников, как I Ново-Мордовский могильник со стелами, поставленными над могилами вождей[1076], мы можем считать, что при переходе от эпохи бронзы к эпохе раннего железа в Среднем Поволжье в среде позднеприказанских племен наметились зачатки новых общественных отношений, характерных уже для периода распада первобытно-общинного строя. Так заканчивается огромная по хронологической длительности история древнейшего населения края, жившего еще в период прочной родовой организации.
ЗаключениеНекоторые вопросы этнической истории
Области Среднего Поволжья и Прикамья многими археологами, историками и языковедами рассматриваются как наиболее возможная территория формирования и развития финно-угорской общности. Естественно, это обстоятельство повышает интерес к древнейшей истории края и изучение его археологических — памятников приобретает важное значение и для этногенетических построений.
Вопросами происхождения и развития финно-угорских народов занималась многочисленная плеяда финских, эстонских, венгерских, русских и других ученых, преимущественно языковедов, о чем свидетельствует накопившаяся в течение последних ста лет значительная литература, начиная от штудий Клапрота и М. Кастрена до новейших исследований П. Хайду, Эт. Итконена, Б.А. Серебренникова, П.Н. Третьякова и др. Достаточно подробный анализ этих исследований дан в сводных работах Э.Н. Сетяля[1077], В.Х. Тойвонена[1078], Эт. Итконена[1079], П.А. Аристэ[1080], П. Хайду[1081] и П.Н. Третьякова[1082], а также в материалах недавно проведенных научных сессий по этногенезу мордовского[1083] и марийского[1084] народов. Отсылая читателя к этим работам для более подробной справки, ограничусь лишь суммированием мнений по поводу древней родины финно-угорских народов, так как этот вопрос имеет первостепенное значение для нашего исследования.
Абсолютное большинство языковедов — Ф. Кеппен, Н. Паасонен, Х. Скёлд, Э. Сетяля, В. Тойвонен, И. Себештьен, П. Хайду, А. Иоки, Б.А. Серебрянников и др. — считает, что основная территория обитания и формирования ядра финно-угорского населения находилась в Волго-Камье и прилегающих к этой области районах Среднего Урала. Никто из этих исследователей уже не поддерживает мнение Ф. Видемана и А. Кастрена, полагавших, что первоначальная прародина финно-угров находилась далеко на востоке, в предгорьях Алтая и Саян, так же, как и гипотезу Г. Коссины, помещавшего предков финно-угров в Центральной Германии и Скандинавии. Для нас особенно ценно почти единодушное высказывание языковедов в этом вопросе, ибо, как мы увидим ниже, оно подтверждается и археологическими материалами.
Особый интерес в связи с настоящей проблемой вызывают попытки ряда археологов, начиная с И.Р. Аспелина и до авторов новейших, преимущественно советских работ увязать археологические материалы с лингвистическими и создать на их основе ряд гипотез финно-угорского этногенеза. Рассмотрим некоторые из них.
Отец финской археологии И.Р. Аспелин в последней четверти прошлого столетия предпринял попытку археологического обоснования гипотезы Кастрена о формировании финно-угорских предков в глубинах Азии и их постепенном распространении на запад[1085]. Однако ни один из последующих археологов не поддержал И.Р. Аспелина, если не считать некоторых работ А.М. Тальгрена[1086]. Последним были предприняты обширные исследования в области археологии Евразии, особенно эпохи бронзы и раннего железа. Твердо убежденный в том, что ананьинская культура является культурой финно-угорской, А.М. Тальгрен попытался ретроспективным путем подойти к решению проблемы. Однако явная недостаточность материалов не позволила ему создать какую-либо стройную теорию, и он в конечном итоге, отказавшись от поисков финно-угорской прародины в далекой Сибири, вынужден был присоединиться к мнению тех археологов, которые, начиная от О. Альмгрена[1087] и Ю. Айлио[1088], пытались искать основу финно-угорской общности в неолитических культурах с ямочно-гребенчатой керамикой и полагали, что финно-угорские племена формировались на обширной территории леса и лесостепи Европы от Волги до Прибалтики[1089]. Это мнение было поддержано и некоторыми советскими археологами — Б.С. Жуковым, А.Я. Брюсовым[1090]