В Екимауцах, Друцке, Вщиже, Брянске, Новгороде, Москве найдены варганы. Эти известные многим народам инструменты с античного времени ковались из бронзы, а в средневековье — из железа и стали в виде подковки с удлиненными концами и проскакивающим упругим язычком. Концы варгана подносили к зубам, щипком приводили в колебание язычок. За счет изменения объема полости рта на фоне основного тона извлекали в требуемой последовательности обертоны.
Изображений русского варгана ни ранних, ни поздних не известно. В письменных источниках словом «варган», как правило, обозначался какой-то ратный ударный инструмент. Лишь в документах XVII в. удается выделить варган щипковый.
Самый ранний варган найден в Молдавии, на славянском городище Екимауцы, в слое X в. (табл. 107, 12; Федоров Г.Б., 1954, с. 18). Варган XII в. из Друцка (Алексеев Л.В., 1973, с. 21) и пять новгородских находок XIII–XV вв. дают полное представление об их устройстве. Длина самого большого — 8 см, он же лучшей сохранности (табл. 107, 13). Каждый из удлиненных его концов в сечении имеет ромб и острыми ребрами направлен внутрь, между ребрами при игре вибрирует стальной язычок — в этом конструктивная суть варгана, делающая его прототипом гармоник с проскакивающим язычком.
По данным одной из находок был реконструирован целый варган, давший общее представление о его звучании (табл. 107, 14). Но приблизиться к оригинальным звукам древнего инструмента трудно. Это связано с точным воспроизведением сплавов подковки и язычка и с учетом поправок на их коррозию.
Любопытны как объект музыкальной культуры распространенные преимущественно в славяно-чудских землях Руси зооморфные подвески-амулеты. Их делали главным образом из бронзы в виде животного или птицы, в большинстве случаев они заканчивались закрепленными на цепочках шумящими привесками — пластинками, колокольчиками, бубенчиками (табл. 107, 15–16). Птицы и животные, прежде всего утица и конь, в культах воды и солнца почитались священными и одновременно наделялись защитными свойствами (Рябинин Е.А., 1981). Охранительная сущность подвесок-амулетов проистекла, с одной стороны, из самих изображений почитаемых персонажей, с другой — из позвякивания привесок, отгонявших звуком злые силы.
Отдельные бубенчики, колокольчики, «звоньци» разной величины встречаются как в местах захоронений, так в городских слоях (табл. 107, 17–19). Часть их использовалась как привеси, другая — могла применяться в инструментальных ансамблях. Но в каком виде? Упоминаемый в былине «Вавило и скоморохи» звончатый переладец растолковывается как набор колокольчиков, аккомпанирующих гудку (Шергин Б.В., 1970, с. 12). Подобное же орудие — погремок, погремушка — «детская игрушка, усаженная бубенчиками»; она же «принадлежность шута, дурака по званью» (Даль В.И., 1880, т. III, с. 157). Наконец, если не отрицать бытования в русских в средневековье одномембранного бубна, то в его оформлении было место звонцам.
Домашнему скоту, чтобы он не потерялся в лесу и чтобы на него не напал зверь, поныне принято подвешивать согнутое из жести и сваренное медным припоем ботало, или, как говорят в Новгородской области, колоколку. Этот бесхитростный по форме предмет обладает неповторимым, чарующим, «тревожным» звуком. Колоколка с характерной уплощенной формой встречается в Новгороде, в слоях XII–XIV вв. (табл. 107, 20). Облик и способ ее производства с тех пор не изменились.
Иная по изготовлению литая колоколка найдена в слое XII в. (табл. 107, 21). Можно предположить, что она была сделана специально для музыкальных целей.
Особого рода письменный документ извлечен из земли древнего Новгорода — в нем значительно раньше, чем в других источниках, сообщается о церковных звонах на Руси. Это берестяная грамота 605, являющая собой послание одного монаха другому, написанное во второй четверти XII в. В грамоте есть такая фраза: «А пришьла есвъ оли звонили» — А пришли (т. е. вернулись) с ним, когда звонили (Янин В.Л., Зализняк А.А., 1986, с. 68–70). В христианском культе звоны издревле также были нагружены охранительным смыслом.
Найденные археологами музыкальные инструменты, исследования, связанные с их реконструкцией, позволили заглянуть в мир инструментальной музыки Древней Руси. В нем особое место занимали народные музыкальные традиции, соединявшие в себе ритуальный консерватизм и авторское творчество.
Глава 12Архитектурный декор Руси X–XIII вековГ.К. Вагнер, Е.В. Воробьева
Отечественная археология накопила очень значительный материал по всем видам архитектурного декора. Кроме сохранившихся памятников, этот материал дали археологические раскопки разрушившихся зданий (в целом к настоящему времени их насчитывается до двухсот). Таким образом, накоплено достаточно эмпирической информации, что, как известно, является первым предварительным условием для построения теории. Далее мы предлагаем первый опыт такого построения.
Архитектурный декор это не только пластика — орнамент и фигурные рельефы. Это вся сумма архитектурно-пластических средств, участвующих вместе с объемно-пространственными композиционными приемами в создании образа здания. Мы включаем сюда не только пластические элементы, но и орнаментально-декоративную мозаику, инкрустированные шиферные плиты, майоликовые плитки и тому подобные виды декора, оттого и предпочитаем понятие «архитектурный декор» более узкому понятию «архитектурная пластика».
Не вызывает сомнения, что архитектура (прежде всего — монументальная) — это самый «космический» вид искусства. В архитектуре воплощался образ Мира и Вселенной, обусловленный представлениями конкретной исторической эпохи. Вместе с тем архитектуре больше, чем какому-либо другому искусству, присущи природные закономерности. Архитектурная образность достаточно отвлеченна и, как всякое отвлечение, рассчитана на ассоциативное мышление. Архитектурный декор выполняет важную конкретизирующую функцию: отвлеченно-геометрические («космические») концепции он воплощает в образах изобразительного искусства.
Архитектурный декор глубоко системен по природе. Из основных аспектов системных представлений (Горохов В.Г., 1972, с. 72 и сл.) для нашего предмета наиболее важны те, которые дают возможность рассматривать архитектурный декор с точки зрения: 1) его подсистем (т. е. иерархически); 2) составляющих его элементов и их связей (т. е. структурно); 3) достижения определенных целей (т. е. функционально); 4) «движения» системы (т. е. исторически).
1. Подсистемы архитектурного декора. Архитектурная пластика Древней Руси X–XIII вв. в основном сводится к трем подсистемам: тектонической, связанной с конструкцией здания, орнаментальной и тематической (Воробьева Е.В., 1977, с. 6).
Все подсистемы составляют «системную иерархию» (Горохов В.Г., 1972). В древнерусской архитектуре она сложилась, вероятно, уже в «докиевское» время (Гильфердинг А., 1874), но только с «киевского» времени доступна визуально. Соотношение подсистем вовсе не обязательно равнозначно. Оно зависело от преобладания той или иной функции в процессе исторического движения системы. Можно сказать, что тектоническая пластика — базовая, а тематическая — наиболее высокоуровневая, насыщенная конкретным содержанием.
2. Составляющие элементы и их связи. Как можно видеть из перечня подсистем архитектурного декора, эти элементы достаточно разнородны. Для тектонической подсистемы это будут лопатки (пилястры), полуколонии, лопатки с полуколонками, пучки полуколонок, обрамления арок и проемов, пояски, карнизы и капители функционального назначения и т. п. К орнаментальной подсистеме относятся все элементы геометрического, ленточно-плетеного, растительного, зооморфного и смешанного типов, организованные в ритмические ряды. Орнаментированные капители мы вынуждены условно причислять к этой же орнаментальной подсистеме, хотя они тесно связаны с тектонической пластикой. Элементами тематической подсистемы являются рельефы зооморфного, антропоморфного и полиморфного характера, выступающие группами или поодиночке (Воробьева Е.В., 1977, с. 6). Таким образом, первичным признаком элемента является его неделимость, вторичным — связь с другими элементами. Разнообразные связи элементов определяют структуру системы архитектурного декора в целом. Существующие здесь закономерности позволяют реконструировать систему по части сохранившихся элементов или, наоборот, выявить место элемента, выпавшего из системы, что особенно часто встречается в практике археологии.
3. Функциональность системы. В зависимости от замысла система декора конкретизировалась семантически, следовательно, ее подсистемы и составляющие элементы, характер их связей приобретали функционально-семантическую определенность, активно работавшую на общий стиль. Если система сохранилась в ненарушенном виде, то в ее постижении можно идти от общего к частному. В противном случае правильнее восходить от отдельного (абстрактного) к целому (конкретному).
4. Развитие системы. Оно очень сложное: различные подсистемы и составляющие ее элементы «движутся» не синхронно, одни развиваются быстрее, другие отстают и даже исчезают. И хотя связи между подсистемами и элементами изменяются, структурность сохраняется, ибо она инвариантна (Шубников А.В., Копцик В.А., 1972, с. 310), благодаря чему мы можем реконструировать эволюцию стиля.
В дальнейшем под археологическим материалом будет пониматься в том числе и тот, который введен в науку архитекторами-реставраторами при расчистках и зондажах памятников архитектуры. В атрибуционных, классификационных и сравнительно-типологических целях привлечен и неархеологический материал.
Мы вправе предположить, что система архитектурного декора Древней Руси в основных чертах сложилась еще в «докиевское» время. Судить о степени ее развития можно лишь косвенно, по описанию Титмаром Мерзебургским храмов прибалтийских славян. Если эта система содержала такую высокоуровневую подсистему, как фигурные (тематические) изображения, то в наличии двух других подсистем — тектонической и орнаментальной — сомневаться не приходится. Более определенную картину дает археология для Киева конца X в., т. е. для периода возникновения монументальной архитектуры нового культового типа. Десятинная церковь (989–996), несомненно, имела тектонический декор, о чем можно судить по фрагментам полуколонии и зубчатого карни