12–16): размер донца с поддоном 3 см (в более позднее время — 3–5 см), высокий конус, тонкие гладкие стенки, редкий декор в виде накладных нитей. Не исключено, что новая форма в качестве исходной могла бы иметь эту более раннюю собственно древнерусскую модификацию (табл. 22, 15–16). Один целый сосуд, снабженный донцем новой формы, имел форму усеченного конуса, высота его 7,8 см, диаметр устья 7,8 см. Именно он и был найден в Старом Галиче, в церкви, в женском погребении, расположенном близ гробницы Ярослава Осмомысла (Пастернак Я., 1944). Обращает на себя внимание, что равенство высоты и диаметра устья (в данном случае максимального диаметра) было соблюдено строго. Этому же правилу подчинены и наши реконструкции (табл. 24, 21, 22, 26, 31), для некоторых использована высота, равная диагонали квадрата (табл. 24, 20). Стаканы на поддоне, назовем эту форму «стекляница» или лучше — «стекляница вина», встречаются в Древней Руси повсеместно, но преимущественно в южных городах.
Вторая половина XII в. и первые десятилетия XIII в. отмечены появлением сосудов самых разных форм: одни (табл. 24, 18, 19, 34) повторяют византийские образцы, другие — и византийскую стеклянную и древнерусскую глиняную посуду (табл. 24, 27, 28); кроме того, появляются тарелки «скляное блюдо» (табл. 24, 23, 29), миски (табл. 24, 35), в XIII в. — бутылки (табл. 24, 32), рюмки (табл. 24, 36). Венчики не изменяются на всем протяжении истории древнерусских сосудов: вертикальные наклонные или согнутые (табл. 22, 24–26), оплавленные по краю (табл. 22, 24, 27), изогнутые наружу (табл. 22, 28) или внутрь (табл. 22, 29), некоторые отогнутые снабжены по краю нитью (табл. 22, 26, 30). Во второй половине XII в. собственно у древнерусских сосудов появляются новые конструктивные элементы: ножки, ручки, горла (табл. 22, 26, 27); новые формы поддонов (табл. 24, 24, 25) и донец (табл. 23, 17).
Раскопки древнерусских городов ведутся давно и очень интенсивно, но стеклянную посуду в них, как правило, находят редко. Исключение составляют Новгород, Старая Рязань и Новогрудок (Щапова Ю.Л., 1963, 1975). В Новогрудке и Рязани посуда более поздняя, второй половины XII — начала XIII в.
В наборе форм новгородской стеклянной посуды доля ламп (лампад, кадил), сосудов специального назначения, остается постоянной: около половины. Другая половина — сосуды разного назначения, среди которых главное место занимают сосуды для питья: стаканы, а в поздний период, кроме них, стаканы на поддоне; заметим, что последних в Новгороде значительно меньше, чем в южных городах или городах, тесно связанных с Киевом; количество чаш остается постоянным на протяжении всего времени в Новгороде, примерно такую же (около десятой части) их долю составляют чаши из Новогрудка. Доля бутылок с коротким горлом невелика, они византийского происхождения (табл. 25, 23, 24) «biold cum extendo collo» и могут, вероятно, соответствовать «склянице благовонна масла».
В Новогрудке общий набор форм иной: ламп мало — не более, чем бутылок; три четверти всех находок — сосуды для питья, среди них привозные стаканы и чаши, а стаканы на поддоне — почти половина. Сходен с новогрудским набор сосудов из Старой Рязани.
Новогрудский (и старорязанский) комплекс стеклянной посуды отражает не только «веяние времени», на него повлияли степень и характер связей с Киевом, а также условия находки: и новогрудский и старорязанский набор посуды характеризуют аристократический быт. Заметим, что владелец усадьбы Б на перекрестке Великой и Холопьей улиц в Новгороде также имел византийские чаши, бутылки и даже «кандило» в полном соответствии с нормой быта боярской аристократии в других частях Древней Руси.
Лампы киевского изготовления — предмет роскоши другого, более широкого круга новгородского феодального общества; они более или менее равномерно распределены по всей исследованной части неревского, славенского и людина конца. В других городах стеклянной посуды немного и в домонгольских слоях и в слоях XIV–XV вв. Все поздние сосуды принадлежат к импортам из Западной Европы (изделия северно-немецких мастерских и мастерских Подунавья) и с Ближнего Востока, среди последних — первоклассные изделия сирийских мастеров из городов Ракка и Алеппо и египетского Фустата. Данные таблицы дают представление о соотношении стеклянных сосудов разных форм с учетом времени и места их находок.
Привозная керамикаАмфоры и красноглиняные кувшиныР.Л. Розенфельдт
В культурных слоях древнерусских городов довольно типичной находкой являются обломки амфорной тарной керамики. Амфоры отличаются от обычной древнерусской посуды не только своеобразием форм (двуручные круглодонные кувшины), но и составом глины, из которой они формовались без видимых примесей или с включением мелкодробленого шамота и мела, а также качеством обжига (ровного оранжевого цвета).
Вся амфорная керамика в Древней Руси, очевидно, была привозной, она поступала в города в качестве тары для перевозки жидких и сыпучих продуктов из различных южных центров (Крым, Византия, Балканы).
В древнерусских письменных источниках амфоры упоминаются неоднократно и называются «корчагами» (корчагъ, кърчагъ), причем всегда как вместилища для вина. В миниатюрах Радзивилловской летописи, рисунки которой восходят к XIII в., в сцене, изображающей легенду об осаде Белгорода печенегами в 997 г., помещены изображения двух амфор-корчаг.
В Киеве была найдена горловина амфоры с остатками надписи: «… неша плона корчага си…», прочитано Б.А. Рыбаковым как «благодатнеша полна корчага сия» (Козловская В., 1931, с. 51; Рыбаков Б.А., 1946, с. 138; Каргер М.К., 1958, с. 425). Таким образом, о большой популярности амфор в Древней Руси свидетельствуют разнообразные источники — археологические, изобразительные, эпиграфические.
Основную массу амфор, попадавших на Русь, производили в крымских мастерских. Естественно, что обнаруженные в древнерусских памятниках амфоры идентичны крымским. В настоящее время мы располагаем достаточно обоснованными типологией и хронологией амфорной крымской тары (Якобсон А.Л., 1955; 1979, с. 29–31, 71–75, 109–112; Плетнева С.А., 1959, с. 244; 1963, с. 46–55; Антонова И.А., 1971, с. 81–100).
Наиболее ранними типами амфор, встречающихся на роменско-боршевских поселениях левобережья Днепра и среднего Дона, являются амфоры так называемого «салтовского типа», как назвал их И.И. Ляпушкин (Ляпушкин И.И., 1961, с. 241, 303). Это небольшие (высотой обычно не более 45 см), немного сужающиеся к круглому дну сосуды с коротким гладким горлом и двумя ручками, прикрепленными одним концом к плечикам, а другим — к горлу под венчиком (табл. 26, 1). Изготовлены они из теста с примесью мелкого шамота, обжиг оранжевый. В сечении ручки овальные с ребром на наружной стороне. Обломки таких амфор и нередко целые экземпляры в огромном количестве попадаются на поселениях салтово-маяцкой культуры.
Распространение их на всей территории культуры неравномерно: на близких к центрам изготовления памятниках процент их обломков достигает 50–70 от общего количества керамического лома, в отдельных районах их намного меньше (10–25 %) (Плетнева С.А., 1967, с. 129–132). Примерно такой же процент амфорных обломков характерен и для роменско-боршевских славянских поселений, расположенных довольно далеко от южных центров амфорного производства.
Наряду с этим типом несколько в меньшем количестве попадаются на памятниках обломки другого типа амфор, изготовленных из тонко отмученной глины, с гладкой, часто ангобированной поверхностью, украшенной по плечикам ровным линейным орнаментом. Амфоры эти больше размерами, с раздутым или, наоборот, удлиненным туловом, довольно высоким горлом, к которому ручки примыкают (в отличие от предыдущего типа) почти на середине его высоты (табл. 26, 2). Производили эти амфоры, как и первые, также в Крыму (Якобсон А.Л., 1979, с. 30). Что же касается амфор первого типа, то не исключено, что мастерские по их изготовлению находились и на территории Хазарского каганата (на Нижнем Дону, в Тамани и других южных центрах).
Амфоры X в., датированные в Крыму по монетам Романа I, Константина Багрянородного, Романа II и Василия II, представляют собой сосуды (высотой 30–40 см) темно-красного обжига. Тулово их короткое, приземистое, немного «грушевидное», дно округлое, горло широкое и короткое, ручки массивные, овальные в разрезе, прикреплены к плечикам и к горлу — под венчиком (табл. 26, 3). Эти амфоры были очень широко распространены по всеми Причерноморью. Проникали они и на Русь. Такова, в частности, амфора, обнаруженная в Гнездовском могильнике с процарапанной на ней надписью «ГОРУШНА» (табл. 26, 4). Вместе с ней были найдены монеты первой четверти X в. (Авдусин Д.А., 1957, с. 21; Авдусин Д.А., Тихомиров М.Н., 1950; Черных П.Я., 1950; Корзухина Г.Ф., 1961, с. 229; Львов А.С., 1971).
К X в. относятся также близкие к предыдущим амфоры с сильно раздутым туловом и слабо выделяющимися низким горлом. Находят их на тех же памятниках, и в тех же слоях. Такая целая амфора была обнаружена в Киеве (табл. 26, 5). Аналогичные амфоры известны в Вышгороде и Саркеле — Белой Веже (табл. 26, 6), где они также датируются X в. и, возможно, началом XI в.
В конце X — начале XI в. появляются амфоры весьма характерного облика: они грушевидные, с рифленой поверхностью, довольно хорошо выделенным горлом, массивными уплощенно-овальными в разрезе ручками и своеобразным отогнутым венчиком-«воротничком» (табл. 26, 6). Такие амфоры были широко распространены на протяжении всего XI в., причем у более ранних изгибы ручек почти не возвышаются над венчиком или даже ниже его, у поздних (конца XI в.) поднимаются над ним (табл. 26, 7). Находки целых экземпляров таких амфор известны в Киеве, в раскопках на Подоле, и в Чернигове. В последнем случае одна амфора использовалась в качестве голосника Пятницкой церкви (Рыбаков Б.А., 1949, рис. 42).