Начатая в 40-е годы разработка вопросов торговли Древней Руси была успешно продолжена. В серии монографий В.П. Даркевич (1966, 1975, 1976) на примере импортных художественных изделий проследил направления и интенсивность торгово-культурных связей различных русских княжеств со странами Запада, Востока и Византией. Автор установил основных торговых партнеров Руси, ассортимент поставляемых товаров (предметы христианского культа; дорогая, художественно оформленная металлическая посуда; украшения; резные костяные изделия; ткани и пр.).
Аналогичные наблюдения были сделаны Ю.Л. Щаповой на основе анализа привозных стеклянных вещей. По клеймам на клинках мечей, а также по некоторым особенностям других видов снаряжения воина А.Н. Кирпичников определил источники импорта вооружения на Русь (1966а, б, 1971). Оказалось, что большинство привозных мечей и наконечников копий изготовлено в германских мастерских.
М.В. Фехнер подробно исследовала топографию находок стеклянных и каменных бус как местного, так и иностранного производства (1959). Она обратила внимание на широкое распространение ближневосточных бус (по данным могильников) на территории восточных славян, причем импортные бусы постоянно встречаются в рядовых сельских погребениях. Это обстоятельство дало повод сделать заключение об участии населения древнерусской деревни (в тех или иных формах) в торговле со странами Передней Азии, откуда в X–XII вв. поступало большинство бус.
Не менее обстоятельно изучены М.В. Фехнер (1982) остатки привозных тканей (в большинстве своем из погребений X–XIII вв.). Главными поставщиками различных видов шелка на Русь были страны Ближнего Востока и Средней Азии, Византия и Испания.
Отдельные сюжеты международных торговых связей Древнерусского государства освещены во многих специальных статьях, публикациях, монографиях. Археологические раскопки открыли ранее совершенно не известные категории привозных вещей: самшит, грецкие орехи, оливковое масло. Значительным был также ввоз вина и масла через Херсонес и другие византийские провинции, фиксируемый многочисленными находками амфорной тары в большинстве древнерусских городов.
Хуже поддаются исследованию предметы русского экспорта, что связано с трудностями их выявления среди археологических материалов зарубежных стран. Там известны находки шиферных пряслиц, поливных глиняных яиц-писанок, трубчатых замков, крестов-энколпионов, изделий из драгоценных металлов. Некоторые типы древнерусских украшений обнаружены в Северной Европе (Фехнер М.В., 1967). Специально рассмотрел находки, поступавшие из Руси на территорию Латвии и соседних прибалтийских земель. Э.С. Мугуревич (1965). Основной торговой артерией между древнерусскими княжествами и Прибалтикой была Западная Двина (Даугава) и ее притоки. Работа Э.С. Мугуревича продолжена З.М. Сергеевой.
Успешно начато изучение торговых связей конкретных земель и центров Руси. Ф.Д. Гуревич собрала сведения о находках ближневосточных изделий в городах западнорусских княжеств (1968). Обстоятельную работу о новгородской торговле (в первую очередь по археологическим данным) написала Е.А. Рыбина (1978). Детально разработанная хронология новгородского культурного слоя позволила установить прямую зависимость поступления тех или иных товаров в Новгород от изменении политической обстановки.
Проблемы внутренней торговли Руси не привлекали столь широкого внимания, но определенные и значительные достижения есть и здесь. В той или иной степени они затрагивались во всех выше упомянутых работах. Ю.Л. Щапова на огромном фактическом материале исследовала распространение стеклянных изделий (прежде всего браслетов) из таких крупных центров, как Киев, Новгород. Смоленск в другие древнерусские города. Из киевских мастерских расходились по всей Руси некоторые типы крестов-энколпионов, золотые вещи с эмалью, церковная утварь, иконы и т. п.
Эти наблюдения дают представление о постепенном нарастании внутриэкономических связей и формировании местных рынков. Однако отсутствие источников затрудняет исследование торговли важнейшими товарами: хлебом и другими сельскохозяйственными продуктами. Летописи недвусмысленно утверждают, что именно зерно, мясо, овощи, рыба не только широко продавались в городах, но и цепы на них определяли экономическую конъюнктуру городского торга. Доказательно же ответить на вопрос: кто сбывал излишки хлеба, пока не удалось. Данные об участии рядового сельского населения в торговых операциях (импортные и «городские» изделия в деревенских могильниках) носят односторонний характер. Взамен каких продуктов в деревню поступали эти вещи? Сами ли сельские жители привозили в ближние и дальние городские центры свои товары или же обмен целиком находился в руках купцов-перекупщиков? Какова степень участия в торговле сельскохозяйственными продуктами феодалов-землевладельцев? Словом, предстоит еще кропотливая и длительная работа над решением весьма существенной проблемы.
Во второй половине 50-70-х годов продолжалось интенсивное изучение денег и денежного обращения на Руси. В.М. Потин (1968) исследовал клады и отдельные находки западноевропейских монет на территории Древнерусского государства. Автор выступил решительным сторонником точки зрения на клады как памятники денежного обращения. В хронологическом аспекте им рассмотрены торговые связи русских земель с отдельными западноевропейскими странами. По мнению В.М. Потина, нехватка монеты на западе привела к почти полному прекращению ввоза на Русь серебра в начале XII в.
Сводку В.Л. Янина о находках восточных монет дополнил В.В. Кропоткин (1978). Исследователь также издал Свод византийских монет, найденных в Восточной Европе (1962). М.П. Сотникова собрала сведения о большинстве известных монет русского чекана конца X — начала XI в.
Нумизматическим находкам, прежде всего восточному и западноевропейскому серебру, посвятили свои исследования Н.Ф. Котляр (1973) и В.И. Рябцевич (1966).
Интересные выводы о широком распространении с середины XI в. на территории Руси новгородских серебряных гривен-слитков по данным денежно-вещевых кладов и единичных находок сделал А.Ф. Медведев (1963). Содержание серебра в новгородских гривнах и технику литья исследовала М.П. Сотникова (1957, 1961). В.Л. Янин продолжил в ряде статей изучение особенностей денежных систем древнерусских княжеств в различные хронологические периоды.
В связи с публикацией переводов сочинения Абу-Хамида ал-Гарнати, посетившего Русь в середине XII в., вновь был поднят вопрос об использовании в это время денег-мехов, в том числе и вытершихся шкурок, скрепленных княжеской пломбой (А.Л. Монгайт. М.Б. Свердлов).
Денежное обращение в целом и ос ионные древнерусские денежные единицы рассмотрел в неоднократно переиздававшейся монографии «Русская монетная система» II. Г. Спасский (1970).
После работы Н.П. Лихачева древнерусская сфрагистика лишь эпизодически привлекла внимание исследователей. С тех пор накопился обширный новый материал. Появилась возможность систематизировать вислые печати и привлечь их для изучения развития государственных институтов в Древней Руси. Эта работа была выполнена В.Л. Яниным, издавшим вслед за серией статей двухтомный Свод древнерусских булл X–XV вв. (1970а). Для абсолютного большинства печатей удалось составить типологическую классификацию, выделить устойчивые типы светских и церковных булл, определить первоначальную принадлежность многих моливдовулов. Оказалось, что право скреплять документы печатью принадлежало на Руси лишь представителям верховной светской власти и высшим церковным иерархам. Исследования В.Л. Янина успешно продолжены его учениками.
Наряду со сплошным археологическим обследованием ряда территорий Древней Руси в прошедшие два десятилетия во все возрастающем масштабе велись интенсивные раскопки десятков и сотен укрепленных поселений X–XIV вв. Археологическими работами охвачено большинство столиц и крупных городов земель-княжений.
Не останавливаясь подробно на результатах этих изысканий, частично опубликованных и уже кратко охарактеризованных в печати (Воронин Н.Н., Раппопорт П.А., 1963; Куза А.В., 1978) следует подчеркнуть, что свыше 100 поселений данного времени (из почти 400), названных в письменных источниках городами, планомерно исследованы или исследуются археологами. Изучено также около 10 % «безымянных» городищ с древнерусским слоем. Получен огромный фактический материал, освещающий повседневный быт, жилища, оборонительные сооружения, ремесло, торговлю, зодчество, культуру и топографию поселений этого типа.
Полностью оправдал себя метод раскопок поседений большими площадями. Б.А. Рыбаков вскрыл практически всю территорию детинца в Любече. Впервые по археологическим данным реконструирована целостная картина жизни феодального (княжеского) замка.
Внутренняя защищенная гавань для судов обнаружена в детинце Воиня. Усадьбы с жилыми и хозяйственными комплексами найдены на городище Слободка. Раскопки в Ярополче Залесском (Пировы Городища) позволили в деталях изучить этапы становления и гибели небольшого городка на Клязьме.
Исследования в Витачеве, Чучине, Новгороде Малом (Заречье), Святополче-Михайлове и на ряде других городищ рисуют суровый быт русских порубежных сторожевых крепостей. Значительный интерес представляют работы в Изборске, где прослежены непрерывные культурные отложения от VIII до XIII в. Усадьбы должностных лиц и солеварни раскопаны в Старой Руссе. Отдельные постройки и могильники первого периода существования города обнаружены в Москве.
Многочисленные материалы, свидетельствующие о разносторонних этнокультурных связях, получены при раскопках городищ русско-польского порубежья (Перемышля, Червена, Сутейска, Дрогичина, Берестья) и Черной Руси (Волковыска, Слонима, Новогрудка). В Новогрудке в пределах окольного города вскрыты усадьбы зажиточных горожан (Гуревич Ф.Д., 1981).
Представление о быте русских центров небольших Полоцких княжеств в бассейне Даугавы и взаимоотношениях пришлого славянского и коренного балтийского населения дают исследования в Кукейносе, Ерсике и Олене. Древнерусский слой XI в. зафиксирован на городище в Тарту (Юрьеве).