7, 8). Что касается распространенности шлемов, то они составляли необходимую принадлежность не только командиров, но и многих рядовых воинов.
Кольчуга. Введение защитной одежды повлияло на военные строи и привело к выделению ядра войска — тяжеловооруженных воинов (табл., 142, 1). Их первоначальной излюбленной защитной одеждой оказалась кольчуга. Ее происхождение, как показали изыскания последнего времени, скорее европейское, чем азиатское. Об этом свидетельствуют и находки, и само название «броня». Вплоть до XV в. этим словом германского происхождения называли кольчатый доспех. Поголовное оснащение русской дружины кольчугами было выдвинуто как важнейшая государственная задача, разрешить которую Киевская держава смогла уже в X в. Трудоемкость этого предприятия можно оценить хотя бы по тому, что на изготовление одной кольчуги шло в среднем 600 м железной проволоки и не менее 20000 попеременно сваренных и склепанных колец. Кольца достигали в поперечнике 7–9 и 10–14 мм, а по толщине не превышали 0,8–2 мм (табл. 144, 1, 4). Средний вес кольчужной рубашки достигал 7 кг.
Изменения кольчужного доспеха в XIII в. выразились в появлении плетения из сплошь клепаных, круглых в поперечном сечении колец и из уплощенных колец (образцы подобной выделки, начиная с XV в. назывались панцирями — табл. 144, 5). В то же время подол кольчуги удлинился до колен, и появились длинные рукава и кольчужные чулки. Все эти изменения связаны, с одной стороны, с усилением защиты бойца, с другой — с переходом бронников к более простой и однообразной производственной технологии.
В эпоху Киевской державы кольчуги в экипировке воинов господствовали. Однако в течение XII в. на Руси и в Западной Европе создаются условия для ускоренного развития наборной пластинчатой брони, которая раньше в снаряжении войск играла второстепенную роль. Оружейники оценили этот вид доспехов в связи с тем, что пластины при монтировке значительно заходили друг за друга и тем самым удваивали толщину брони. Кроме того, изогнутость пластин помогала отражать или смягчать удары неприятельского оружия. Части «дощатого» доспеха, до недавней поры известного лишь по изображениям на рельефах иконах и фресках, впервые были открыты археологически (табл. 143, Медведев А.Ф., 1969б, с. 119 и сл.).
Среди отечественных находок (хотя целых гарнитуров не сохранилось) можно опознать две системы наборного предохранения (табл. 144): при одной — пластины соединялись с помощью ремешков, при другой — прикреплялись к кожаной или матерчатой основе наподобие чешуи (табл. 144, 2–8). Прикрытия из пластинок «ременного» скрепления использовались начиная с IX–X вв. вплоть до конца XV в. Обычные размеры пластин: длина 8-10 см, ширина 1,5–3,5 см, по краям располагались одиночные или парные отверстия для пропуска ремешков (табл. 144, 2, 7). Появление подобной защиты в странах Балтийского бассейна, таких, как Польша, Швеция, Литва, европейские оружиеведы справедливо объясняют русским влиянием или посредничеством. В 1250–1450 гг. более предпочтительной по ее эластичности считалась чешуйчатая одежда, ибо чешуйки размером 6×4–6 см, прикрепленные к мягкой основе только с одной стороны и в центре, имели возможность некоторого движения. В домонгольской Руси одежда из чешуи известна лишь по изображениям, однако ее реальное существование можно прогнозировать с XII в. (табл. 144, 3, 7).
Внедрение различных «дощатых» систем защиты тела сопровождалось распространением в XIII в. таких усиливающих принадлежностей, которые считались характерными лишь для западноевропейского латника. Таковы констатируемые по находкам и изображениям поножи, наколенники, нагрудные зерцальные бляхи. Общеевропейскими новинками выглядят найденные в Новгороде в слоях 1200–1250 гг. несколько частей от наручей или перчаток и целый наруч (табл. 142, 4), найденный на поселении у с. Сахновка Киевской области, уничтоженном около 1240 г. (Медведев А.Ф., 1959б, рис. 2, 9-10; Кирпичников А.Н., 1971, рис. 23). Имеющиеся данные позволяют предположить появление в XIII в., в первую очередь в Новгороде, бригандины — одеяния, у которого металлические пластины крепились с внутренней стороны ткани (Kirpičnikov А.А., 1976, s. 31, Abb. 18).
После 1250 г. развитие доспеха на Западе Европы шло по линии создания все более неуязвимой защиты до тех нор, пока во второй четверти XV в. было завершено полное бронирование рыцаря и началось производство сплошь кованых готических лат. В русских землях к столь монументальной защите не прибегали, что объясняется своеобразием боевого снаряжения русских воинов, выступавших и против европейского, и против азиатского противника.
В течение всего рассматриваемого периода ратники в бою стремились демонстрировать свой сверкающий доспех, что оказывало определенное психологическое воздействие на неприятеля. Лишь в XV в. и особенно в XVI в. воины стали закрывать свои блиставшие металлом доспехи яркими тканями.
Щиты. Древнейшими археологически известными русскими щитами были круглые, снабженные в центре полушаровидным или сфероконическим металлическим умбоном (типы I–II, табл. 144, 9-12). Почти забытые в XII–XIII вв., круглые щиты вновь используются в коннице в XIV — начале XVI в. В связи с выдвижением конного войска во всей Европе, не исключая Руси, с XI в. распространились прикрытия миндалевидной формы, закрывавшие всадника от подбородка до колена, чего прежний круглый щит не обеспечивал (табл. 144, 13). В конце XII — начале XIII в. миндалевидные прикрытия становятся меньше, утрачивают свои металлические детали (оковки, умбоны, заклепки), а по очертаниям приближаются к треугольным. Эволюцию этих форм можно проследить лишь по изобразительным источникам. Пользуясь этими данными, можно заключить, что около 1200 г. щит из пассивного и малоподвижного средства защиты становится все более мобильным и удобным для манипулирования в бою. Так, на миниатюрах Радзивилловской летописи щит не только прижимают к телу, его выдвигают вперед, подставляют под вражеское оружие, чтобы ослабить или отбить удар «налету». Есть основания отнести возникновение этих приемов еще к домонгольской боевой практике.
В XII–XIII вв. поле щита украсилось эмблемами и стало служить геральдическим целям. Щит наряду с такими предметами, как шлем, меч, копье, служил не только в бою, но и как государственный и военный символ и знак ранга.
Судя по детальным воспроизведениям на печатях и миниатюрах, во второй половине XIV–XV в. в Северной Руси использовали щиты скругленно-прямоугольных очертаний с четким долевым желобом (табл. 144, 13). Желоб, членивший поле щита на три части, служил вместилищем руки и тем облегчал рассчитанные защитные манипуляции в бою. Щиты этой формы назывались павезами и, кроме всадников, использовались пехотинцами с сулицами, арбалетами и ручницами. Им требовалась некоторая пауза, чтобы под надежной защитой метнуть или перезарядить свое оружие. Речь идет о популярной воинской принадлежности в течение XIV в., приблизительно одновременно распространившейся у русских, литовцев, поляков, орденских немцев. Это изобретение, вопреки некоторым утверждениям, не было внезапным, и по деталям восходит к защитным приспособлениям, вырабатывавшимся в XII–XIII вв. Считают, что раньше, чем где-либо, павезы были приняты тевтонскими и литовскими рыцарями. Вычеркивать из этого списка русских, а также поляков, думается, пока преждевременно. На востоке Европы, во-первых, в XII–XIII вв. уже, по-видимому, существовали щиты, снабженные долевой гранью, напоминавшей желоб классической павезы XIV в., во-вторых, имели место приемы боя, требующие заградительного отражения не только удара, но и летящей сулицы или стрелы.
О производстве щитов, в частности в Новгороде, можно судить лишь по именам Гаврилы и Микифора, названных щитниками (НПЛ, 1950, с. 67 и 73). Существовала в Новгороде и Щитная улица, что указывает на развитую специализацию данной отрасли военного ремесла, сочетавшего труд столяра, кожевника, кузнеца и художника.
Снаряжение всадника и верхового коня. Начальный период — IX–X вв., связанный с появлением удил, характерен усвоением разнообразных, преимущественно восточных по происхождению конструкций с прямыми и дугообразными псалиями (табл. 115, типы I, Ia, б, в, II, III). Удила этих форм бытовали на Руси как наследие или в результате контактов с европейскими номадами с их развитым коневодством и способностью к длительным передвижениям. Характерно устройство большинства этих изделий — они снабжены одно- или двупетельчатыми псалиями, следовательно, приспособлены к управлению горячим конем. Псалии с одной петлей (табл. 145, 11, 17–21) характерны для удил до 900 г. или для конструкций 950-1250 гг., часто переходных от сложной многочленной к простой кольчатой. Эти же изделия, но с двумя петлями (одна служила для пропуска петли грызла, другая — для сцепления с ремнем оголовья), в основном относилась к IX–X вв., хотя спорадически использовались и в более позднее время. Наряду с прямыми стержневидными или несколько изогнутыми псалиями встречаются S-видно изогнутые или снабженные зооморфными увенчаниями (табл. 145, 11, 12), но они редки и для периода IX–X вв., когда обнаруживаются в нашем материале, архаичны.
Уже в X в. появляются общеевропейские, и в частности общеславянские, удила, в которых псалий и подводное кольцо сливаются (табл. 145. тип IV). Через столетие кольчатые удила почти вытесняют ряд других ранее распространенных форм. Варьируя размер колец, мастера приспособили эту рациональную конструкцию к различным по характеру лошадям местного разведения и выучки. В XII–XIII вв. двухзвенные удила составляют почти 95 % находок и являются показателем стандартизации производства, достигнутой в деле снаряжения всадника и коня. В этот период ремесленники совершенствуют имевшиеся популярные конструкции (типы II и IV). Количество типов и разновидностей удил сокращается наполовину и более. Кольчатые удила ряда модификаций (табл. 145, типы IVа-VI) для русского войска не характерны.