Еще одна магистраль пересекала Верхний город перпендикулярно первой от Жидовских ворот (из Копырева конца) к Лядским воротам. Она также вливалась в Софийскую площадь. Другие менее значительные улицы и переулки Киева, пересекая основные магистрали, делили город на кварталы. Кольцевые улицы шли только вдоль линий укреплений и имели прежде всего военно-оборонное значение.
Таким образом, основу уличной планировки Киева образовывали сквозные магистрали, шедшие вдоль берега Днепра или перпендикулярно к нему. Они связывали воедино три главных общественно-политических и экономических центра города: резиденцию митрополита и вечевую площадь с княжеским двором и далее с торгом и гаванью. Этим обеспечивалось наиболее удобное движение жителей любых районов Киева и его окрестностей к важнейшим узлам городской жизни. В плановой схеме Киева чувствуется определенный замысел его строителей. Трудно считать случайным расположение на одной оси Софийского собора, княжеского двора и торга или вечевой площади на пересечении двух главных магистралей Верхнего города. Видимо, эти обстоятельства заранее учитывались при планировке городских кварталов.
Сходные принципы лежат в основе размещения улиц в Новгороде, Смоленске и Владимире на Клязьме (табл. 23, 24 и 25). Лучше всего изучена древняя планировка Новгорода. Особенностью города было его расположение на двух берегах широкого и полноводного Волхова. Естественным центром Софийской стороны являлся детинец с епископским двором и Софийским собором, а Торговой — княжеский (Ярославль) двор с вечевой площадью и торгом. Между собой они соединялись Великим мостом через Волхов. Городская застройка распространялась как вдоль берегов реки, так и в стороны от них. Плановая схема строилась на сочетании продольных и поперечных улиц, причем в Новгороде точное положение многих из них на местности зафиксировано археологическими раскопками и наблюдениями. В Неревском конце параллельно Волхову шла Великая улица до Федоровских ворот детинца. В Людином конце ей, вероятно, соответствовала Большая, или Пробойная улица. Такие же улицы подходили к торгу из Славенского и Плотницкого концов. Другие улицы пересекали город перпендикулярно Волхову. И в Новгороде, как и в Киеве, наблюдается логически стройная система улиц, связанных воедино сквозными магистралями. И здесь уличная планировка учитывает естественный рост городской территории, когда сообщение периферийных районов с центром обеспечивается продлением основных улиц и добавлением новых, перпендикулярных Волхову проездов.
Аналогичная картина прослеживается в Смоленске и Владимире. Центральные, сквозные улицы прокладывались там параллельно Днепру и Клязьме. Во Владимире направление такой улицы хорошо документируется Золотыми и Серебряными воротами. В этом же духе развивалась первоначальная планировка Пскова, где Великая улица, шедшая параллельно реке Великой, практически соединяла в одно целое все части города.
Все приведенные выше примеры свидетельствуют, что для древнейших и крупнейших городов Руси X–XIV вв. была характерна линейно-поперечная, а не радиально-кольцевая сетка улиц. Этому способствовало несколько факторов. Во-первых, роль организующего начала плановой структуры играла река, вдоль берегов которой развивалась городская застройка. Во-вторых, в этих городах уже на раннем этапе их истории сложилось несколько общественно-политических и административно-хозяйственных центров. В-третьих, каждый раной (конец?) города, если судить по истории Новгорода, имел еще свой локальный вечевой центр. Взаимосвязь всех социально-экономических очагов города в условиях линейно-поперечной планировки улиц осуществлялась значительно лучше, чем при наличии радиально-кольцевой сетки.
Иной была планировка улиц в малых древнерусских городах. Связующим звеном здесь служила улица, идущая по внутреннему периметру оборонительных сооружений. Поскольку в этих городах, как правило, имелись лишь одни ворота, от них отходили одна-две улицы, пересекавшие город по диаметру. Таким способом все дворы в городе получали свободный выход на улицу. Иногда устраивались дополнительные переулки, ответвлявшиеся в стороны от основных улиц. Подобную планировку имели Минск, Торопец, Ярополч Залесский и городище Слободка.
Хуже известна система улиц малых городов, расположенных на мысах при слиянии двух рек. Но именно среди них оказались будущие крупные центры позднего средневековья с радиально-кольцевой планировкой, естественной точкой роста таких городов был детинец-кремль, зажатый в треугольнике между двумя водными преградами. В детинце или сразу под его стенами, практически на одной довольно ограниченной площади, размещались и княжеский двор, и кафедральный собор, и торг. Кремль становится единственным средоточием важнейших функций города. Рост же городской территории на первых порах был возможен лишь в противоположном от стрелки мыса направлении. И новые укрепления полукружиями своих валов отрезали от него новые участки. Связь же с центром осуществлялась по лучам — улицам, веером расходившимся из кремля. Старые стены ветшали и разбирались. На их месте образовывались свободные от застройки проезды. Так складывалась радиально-кольцевая планировка городов, подобных Москве и Пскову.
В число первых важных археологических признаков города входит дворово-усадебная застройка. Из сообщений летописи известно о существовании дворов в Киеве, Чернигове, Галиче, Переяславле, Новгороде, Смоленске, Полоцке, Ростове, Суздале, Владимире, Ярославле, Твери и многих других городах. Упоминаются как дворы княжеские, боярские и епископские, так и дворы непривилегированных горожан. Актовые материалы свидетельствуют, что дворы в древнерусских городах наследовались по завещанию или по родству, продавались и покупались. Об этом же говорит берестяная грамота 424 начала XII в. из Новгорода (Арциховский А.В., Янин В.Л., 1978, с. 32–33). Ее автор предлагает отцу и матери продать двор в Новгороде и ехать к нему в Смоленск или Киев. Сведения письменных источников не оставляют сомнений в частнособственническом характере дворовых владений в городе. В больших городах насчитывались тысячи дворов. Например, в 1211 г. в Новгороде во время пожара сгорело 4300 дворов и 15 церквей (НПЛ, с. 52, 250).
Таким образом, большую часть территории города, как правило, занимали дворы, находившиеся в полной собственности горожан. Следовательно, усадьба-двор с ее жилыми и хозяйственными постройками, отделенная частоколами и заборами от внешнего мира, являлась социально-экономической ячейкой, из совокупности которых складывался город.
Археологические исследования, как отмечалось выше, в 32 случаях обнаружили эти городские дворы. Полностью или почти полностью они изучены в Киеве, Новгороде, Пскове, Русе, Смоленске, Минске, Суздале, Москве, Ярополче Залесском, городище Слободка, Рязани и некоторых других городах. Получен сравнительный материал, позволяющий достаточно полно охарактеризовать городские усадьбы разных типов. Главным признаком наличия усадебной застройки служат следы оград, отделявших двор от улицы и соседних дворов. Там, где культурный слой хорошо консервирует органику, ограды прослеживаются в виде остатков сплошных частоколов из кольев, горбылей и досок, в виде цепочек столбов или плетней. Если дерево не сохранилось, то от усадебных оград остаются узкие канавки, куда устанавливались ряды бревен, или ямы от столбов и кольев.
Самой характерной особенностью этих оград является их удивительное постоянство. Раз установленные границы усадеб не менялись веками. В Новгороде на огромном Неревском раскопе сложившиеся в середине X в. границы дворов-усадеб практически без существенных изменений просуществовали до второй половины XV в. Эта картина повторяется во всех других раскопах на территории древнего Новгорода. Еще более наглядными оказались результаты раскопок в Киевском Подоле. Здесь в ряде мест первые усадьбы возникли в конце IX — начале X в. Но их границы оставались неизменными в течение несколько столетий. Даже после наводнений Днепра, когда дворы перекрывались мощными наносами песка и ила, заборы и частоколы возобновлялись на прежних местах. Стабильность во времени древнерусских городских землевладений подтверждается не только данными по Киеву и Новгороду, но и материалами исследований в других городах. Сегодня этот факт надежно установлен археологией.
Изложенные наблюдения ведут к нескольким существенным выводам. Во-первых, постоянство городских усадебных границ безусловно свидетельствует о частнособственнической сути земельных владений в городе. Если бы городские усадьбы имели временный, например, только хозяйственный характер, различные перепланировки и передвижки оград были бы неизбежны. Во-вторых, горожане оказываются корпорацией землевладельцев, которым в совокупности принадлежит территория города. В этом кроется социальная основа городского строя Руси. В-третьих, устойчивость однажды выделенных дворовых участков указывает на их непосредственную связь с организацией внутригородской жизни. В противном случае они должны были бы дробиться при наследовании несколькими детьми или при продаже по частям. Но ничего подобного нет. И древнерусские юридические памятники предусматривают наследование двора одним из сыновей, а не всеми детьми. Надо полагать, владение дворовым участком в городе накладывало на его хозяина определенные повинности: финансовые (уроки, дани), отработочные (строительство укреплений, мощение улиц) и военные. Одновременно дворовладелец приобретал и права: прежде всего право участия в городском самоуправлении. И если повинности еще можно было бы исчислить по жребиям в зависимости от размеров части дворовладения, то разделить таким образом право участия в городском самоуправлении нельзя. Фиксированной совокупностью прав и обязанностей дворовладельца перед городской общиной и центральной властью объясняется постоянство границ городских усадеб в Древней Руси. Следовательно, размежевание основной территории русских городов на «дворовые тяглые места» — не нововведение XV–XVI вв., а порядок, узаконенный еще в предшествующую эпоху.