Источники XIV–XV вв. свидетельствуют, что рыболовство крестьян в окрестных реках и озерах было явлением естественным и широко распространенным. Однако невод стал уже источником существования для значительной категории крестьян. Число промысловых поселений возросло в несколько раз. Наметившийся еще в деревне XII в. процесс постепенного отделения рыболовства от сельского хозяйства спустя три столетия зашел довольно далеко: от повышения удельного веса лова рыбы в отдельных крестьянских дворах к появлению «пашенных» ловцов, а за ними и «непашенных» рыболовов и целых поселков рыбаков-профессионалов. Сведения о торговле отдельных крестьян рыбой подтверждают мелкотоварный характер их промысла.
Рыбный промысел в феодальной вотчине. Лов рыбы издревле существовал и внутри феодальной вотчины. Владельческие промыслы («ловища» княгини Ольги) упоминаются летописью уже в X в. Археологические находки, к сожалению, пока не позволяют сколько-нибудь подробно охарактеризовать вотчинное рыболовство X–XIII вв. Но актовые материалы фиксируют его значительное развитие. По-видимому, в вотчине — крупном феодальном владении — общественное разделение труда прогрессировало более быстрыми темпами, чем в окружавших ее поселениях крестьян-общинников. Переход вотчинного рыболовства к новой ступени развития — специализированному промыслу в отличие от добычи рыбы в большинстве крестьянских хозяйств, дополнявшей своими дарами патриархальное земледелие и прочие отрасли «домашней» экономики, обуславливался гораздо большими потребностями феодала-вотчинника в натуральных продуктах.
Документы XIV–XV вв., прежде всего новгородские писцовые книги, позволяют в деталях изучить организацию рыбного промысла в крупных феодальных владениях этого времени. Различные угодья: тони, езы, пруды, участки в озерах и реках были их непременной частью.
К XVI в. многие феодалы, особенно монастыри, всемерно расширяли и интенсифицировали свое промысловое хозяйство, превращая его в товарное производство. Некоторые из них завели даже специальные дворы, где хранилась и перерабатывалась рыба.
Развитие рыболовства в древнерусских городах. Практически нет ни одного города, археологически изученного, где бы не были найдены рыболовные орудия. Даже в X–XI вв. оснащение городских рыболовов отличалось большим разнообразием и совершенством. Однако говорить о появлении в это время профессионального промысла еще нельзя. Лишь к XII в. добыча рыбы становится самостоятельной специальностью некоторых горожан.
Возникновение в городах и их ближайшей округе профессионального рыбного промысла не вызывает удивления. Помимо феодалов, окруженных штатом слуг и холопов, древнерусское городское население состояло из многочисленного посадского люда: ремесленников, купцов, церковного причта и пр. Специализация ремесленников на изготовлении промышленных изделий и отход их от сельскохозяйственной деятельности позволил другим приступить к целенаправленному производству продуктов земледелия и промыслов для реализации их на городском рынке. Так, в городах появились огородники, мясники, рыболовы, хлебники, кисельники и др.
Пути дальнейшего развития рыболовства в древнерусских городах вырисовываются в процессе изучения разнообразного актового материала, писцовых и лавочных книг, сотных выписей, а также подробной документации крупных церквей и монастырей.
Отчетливо проступает связь городских рыболовов с рынком, так как многие из них владели лавками и амбарами.
Таким образом, рыболовство, выделившись к XIII в. в отдельную профессию, превратилось со временем в развитую отрасль городского хозяйства, тесно связанную с торгом и определявшую в некоторых случаях экономическое лицо того или иного города и поселка (Куза А.В., 1970а).
Появление рыбы на городском торге в качестве предмета купли-продажи отмечено летописью в первой трети XIII в. Можно думать, что товаром она стала уже несколько раньше — в середине XII в., когда в городах возникает профессиональное рыболовство. Источники XIV–XV вв. рисуют красочную картину оживленной торговли рыбой во многих городах и селах Руси. Ее продавали в специальных рыбных рядах, причем в таких крупных центрах, как Москва, Псков или Новгород существовало по три рыбных ряда (свежий, просольный, сушевый, или вандышный) с десятками лавок, полков и шалашей. В торговле рыбой участвовали крестьяне, ловцы-профессионалы и феодалы-вотчинники. Однако по некоторым данным (берестяные грамоты) уже в XIV в. в городах образовалась категория лиц — рыбников или рыбных прасолов, специально занимавшихся скупкой и перепродажей рыбы. Торговля рыбой постепенно достигла большого размаха. К XIV в. сложились местные рынки: Белоозеро, Ярославль, Нижний Новгород, Псков, Новгород и некоторые другие, приобретя общерусское значение. В огромных количествах рыбу завозили в Москву.
Главным результатом наблюдений над развитием рыболовства в Древней Руси с X по XV в. является вывод о превращении рыбного промысла сначала (рубеж XII–XIII вв.) в самостоятельную отрасль городского, а затем (XIV в.) и общенародного хозяйства (Куза А.В., 1970а). Этот процесс хорошо согласуется с основными этапами развития древнерусской экономики в целом. Вслед за ремеслом от земледелия (и от ремесленного производства) отделяются промыслы.
Охота и промыслы. Охота к Древней Руси относилась к важнейшим подсобным промыслам, которыми занималось население. Об этом свидетельствуют многочисленные упоминания письменных источников.
Ряд древнейших летописных упоминании о взимании даней показывает, что их основу обычно составляли меха (ПСРЛ, т. I, стб. 24, 58 и др.). На миниатюрах Радзивилловской летописи, датируемых концом XV в., но восходящих к образцам домонгольского времени, уплата дани всегда представлена изображениями людей, несущих связки шкурок пушных зверей (Арциховский А.В., 1944, с. 25). В состав даней мог входить также и другой продукт лесных промыслов — мед (ПСРЛ, т. I, стб. 58). Следует отметить, что меха и мед взимались с славянского населения, основным занятием которого было, несомненно, земледелие. Это, в частности, древляне, о которых прямо сказано, что они «делают нивы своя и земле своя» и одновременно готовы дать Ольге дань «медом и скорою» (ПСРЛ, т. I, стб. 58).
Интерес господствующих классов к продукции лесных промыслов объясняется тем, что они играли важную роль в международной торговле. По словам киевского князя Святослава, записанным в летописи под 969 г., из Руси на Балканы идет «скора и воск, мед и челядь» (ПСРЛ, т. I, стб. 67). Именно наличие этих товаров давало возможность обеспечить приток на Русь чужеземных предметов роскоши, драгоценных металлов, оружия, коней, необходимых русской знати.
Торговля пушниной сохраняет свое значение и в более позднее время. В начале XV в. Епифаний Премудрый, описывая в «Житии Стефана Пермского» коми-язычников, вкладывает в их уста следующие слова о богатствах своего края. «Не нашею ли ловлею и ваши [русские] князи и бояре и велможи обогащаеми суть, в ня же облачаются и ходят и величаются подолкы риз своих, гордящеся о народех людских… Но от нашея ли ловля и во Орду посылаются… и в Царь-град, и в немцы, и в Литву и в прочая грады и страны и в далняя языки» (Житие Стефана Пермского, 1897, с. 47).
В соответствии с таким значением торговли мехами феодалы проявляют значительный интерес к охоте и охотничьим угодьям. Под 946 и 947 гг. упоминается определение княгиней Ольгой границ охотничьих угодий («ловища», «перевесища» — ПСРЛ, т. I, стб. 60); под 975 г. — убийство боярина во время охоты за нарушение преимущественного права князя на охотничьи угодья (ПСРЛ, т. I. стб. 74). Соответственно древнейший сохранившийся договор, ограничивающий власть князя в Новгороде (1264 г.), лимитирует его право охотиться — «а свиньи ти бити за 60 верст от города…, а на Озвадо ти, княже, ездити лете звери гонить» (ГВНП, 1949, с. 9, 10). Русская Правда упоминает кражу бобра, меда; знаки собственности, которыми помечались бортные угодья.
Охота была постоянным занятием и развлечением феодалов. Владимир Мономах в своем Поучении пишет: «Ловчий наряд сам есмь держал, и в конюсех и о соколех и о ястребех» и описывает свои охотничьи подвиги наряду с воинскими. Мономах перечисляет трудности и опасности охоты на диких коней, туров, вепрей, лосей, оленей и медведей (ПСРЛ, т. I, стб. 251). По его представлениям, образцовый князь должен проявлять и на охоте смелость и самоотверженность «не блюдя живота своего, не щадя головы своея» (ПСРЛ, т. I, стб. 251). В Ипатьевской летописи под 1282 г. упоминается «воевода Тит, везде словый мужьством на ратех и на ловех» (ПСРЛ, т. II, стб. 890), причем охота и война по существу ставятся на одну доску.
Значение охоты на пушного зверя для международной торговли способствовало тому, что русские феодалы стремились распространить свою власть не только на территории с земледельческим населением, но и на глухие лесные окраины с охотничье-рыболовецким укладом хозяйства. Это обстоятельство оказалось чрезвычайно важным, так как оно способствовало вначале, с домонгольского времени, экспансии ряда среднерусских княжеств, а главным образом Великого Новгорода, в северо-восточном направлении, а в дальнейшем — проникновению русских в Сибирь.
Наряду с письменными источниками важные сведения об охоте и видовом составе промысловых животных представляет обнаруженный археологами остеологический материал. Прежде всего отметим, что почти на всех обследованных древнерусских памятниках процент костей диких животных ничтожен. Этот факт является бесспорным свидетельством того, что основу древнерусской экономики составляли земледелие и скотоводство, а отнюдь не охота. Отметим, что на романских и особенно боршевских памятниках картина иная — здесь количество диких животных приближается к числу домашних, а на боршевских памятниках даже превышает его.
Наиболее часто встречаются кости животных, употреблявшиеся в пищу, таких, как лось, бобр, медведь, заяц. Встречаются также кости тура, зубра, благородного и северного оленя, косули, кабана. Из хищных встречаются рысь, дикая кошка, волк, лисица, ба