В европейских раннеисторических описаниях сюжет возникновения династии обычно отражает структуру этиологического мифа: описание ситуации, связанной с отсутствием культурной ценности; перипетии ее добывания (нахождения, завоевания, изготовления) культурным героем; обретенное в итоге благоденствие (порядок и т. п.). Сказание об обретении государственности/династии представлено в европейских памятниках двумя подчас сочетающимися в одном тексте основными вариантами, которые можно условно назвать призванием и переселением. Второй вариант (исследованный К.Ф. Тиандером) получает яркое воплощение, например, у Снорри, подробно рассказывающего о переселен™ из Азии в Скандинавию асов под предводительством Одина, ставшего основателем династии шведских и норвежских конунгов, и о мифоэпических деяниях первых правителей – Инглингов. Представлен он также у Гальфрида и его предшественника Ненния, выводивших правителей кельтской Британии от потомков Брута, и в других произведениях.
Мотив призвания властителя прослеживается во многих традициях: римской (передача власти Ромулу и Рему), западнославянской (приглашение на престол Пшемысла у Козьмы Пражского), англо-саксонской (приглашение вождем бриттов Вортигерном двух[580] братьев-саксов – Хенгиста и Хорсы)[581]. На фабульном уровне этот мотив образован следующими элементами:
1. Преамбула. Обоснование необходимости приглашения чужеземцев – описание неустойчивости, неупорядоченности или просто отсутствия власти (в легенде о призвании это – эпизод II).
2. Обращение к иноплеменникам или поиски кандидата в правители представителями местной власти или «народом». И в том, и в другом случае личность будущего правителя неизвестна (эпизод III, пи. 5–8).
3. Прибытие приглашенных правителей или нахождение будущего правителя (как правило, ребенком) по знамениям или другим приметам. Первый вариант представлен в древнерусском (эпизод III, и. 9) и англо-саксонском текстах, где на приглашение откликается не один человек, а родственная группа: два или три брата, первоначально правящие вместе. Второй – в римском тексте, а также, например, у Козьмы Пражского или в «Саге о Скьёльдунгах», где основатель династии датских конунгов – Скьёльд – в период междуцарствия и раздоров ребенком приплывает в ладье к сакральному центру датчан (ср. «явление» Олегом младенца Игоря как законного правителя в Киеве).
4. Заключение местной знатью договора с приглашенными правителями, содержащего условия передачи власти (эпизод III, пи. 8, 10).
5. Реализация условий договора или события правления, своего рода gesta нового правителя. Эта часть сюжета наиболее подвержена видоизменениям и дополнениям. Так, в англо-саксонской традиции развернута широкая картина сражений Хенгиста и Хорсы, а Гальфрид вводит в нее авантюрный любовный сюжет. Снорри изображает Одина как основателя по преимуществу ритуальной традиции. Рюрик, Синеус и Трувор «садятся» в славянских городах (эпизод III, и. 10).
6. Сосредоточение власти в руках одного из призванных правителей (в результате смерти другого или других) и установление преемственности правления, т. е. собственно основание династии (эпизод III, и. 11).
Сюжет обнаруживает – что естественно для его переходного положения в раннеисторическом описании – сочетание мифоэпических, квазиисторических и исторических элементов, соотношение которых варьирует. Вместе с тем, ни в одном случае историческая основа сюжета (т. е. сам факт призваний) не поддается верификации, хотя и сохраняет, как это характерно вообще для «эпической истории», историческое правдоподобие в целом и достоверность отдельных реалий.
Описание условий, создавших необходимость приглашения иноземцев, и в ПВЛ, и в англо-саксонской традиции в целом согласуется с данными других письменных источников и археологии. В Британии в первой половине V в. римско-кельтское население после ухода римских легионов, теснимое пиктами и скоттами, оказалось в сложном положении, усугубленном межплеменными распрями; в это же время начинается инфильтрация германцев. Так что привлечение германских дружин тем или иным кельтским правителем вполне вероятно, так же, как и оседание германцев на юго-востоке Англии, подтверждаемое археологически и эпиграфически. Вместе с тем, к бесспорно мифологическим элементам англо-саксонской легенды – наследию германского мифа о близнецах – следует отнести имена приглашенных братьев: Хенгист – «жеребец» и Хорса – «конь».
Столь же исторически правдоподобна и ситуация середины IX в., представленная в ПВЛ: межплеменные конфликты в ходе славянской колонизации заселенных финскими племенами территорий, проникновение скандинавских отрядов через Неву и Ладожское озеро на Волгу. Распространение скандинавских древностей в Новгородской округе совпадает с летописной датой «призвания» Рюрика, что провоцирует исследователей на буквальное толкование легенды и поиски прямых соответствий тексту (в духе исторической школы). Так, скандинавский могильник в урочище Плакун напротив Старой Ладоги отождествляется с захоронениями дружинников Рюрика; следы пожара в культурном слое Старой Ладоги, первоначально датированные временем около 860 г., были соотнесены с летописным известием об изгнании варягов (под 862 г.)[582]; ныне датировка слоя изменилась, и, применяя иной способ летосчисления, «изгнание» отнесли к 867 г.[583].
Разумеется, при условности первых летописных дат подобные прямолинейные соотнесения летописных сообщений с археологическими материалами не могут быть надежными. Да и выбор этих «соответствий» произволен. Сторонники «историчности» Ипат. варианта легенды, согласно которому Рюрик садится сначала в Ладоге[584], едва ли признают, что Рюрик основал («срубил») Ладогу, как сказано в Ипат. Однако уже то обстоятельство, что исторический контекст в целом не противоречит возможности призвания скандинавских правителей, заставляет пристальнее и систематичнее изучить соотношение легенды с реальностью.
В.Т. Пашуто указывал на вероятную достоверность по крайней мере ядра повествования – самого факта призвания – и обратил внимание на то, что варяжские князья были призваны «володеть», «судить» («рядить») по праву, по «ряду»: «Я специально изучал термин “ряд”, “наряд” в наших летописях, – писал он, – и убедился, что он всегда определял условия, на которых правящая знать отдельных центров приглашала князя занять престол. Значит, варяжские князья, если вообще верить летописному преданию, были подчинены славянской знати»[585]. Если и согласиться с Д. С. Лихачевым, который предполагает, что на оформление легенды повлияло завещание, которым «нарядил» («урядил») своих сыновей Ярослав Мудрый, раздав им города и заповедав не нарушать «предела братия»[586], и считать термин «ряд» принадлежащим относительно позднему княжому праву, то и тогда наличие его в тексте легенды указывает на то, что по крайней мере в восприятии летописца начала XII в. приглашение варяжских князей состоялось в соответствии с некими нормами.
Текст легенды, как кажется, содержит следующие моменты «ряда»:
1. «Ряд» заключается представителями «северной конфедерации племен» (и. 7). В. Л. Янин полагает, что призвание варяжских князей связано с вечевой новгородской традицией, восходящей к нормам родового права[587].
2. Другая сторона, заключающая «ряд», – предводитель (предводители) военного отряда «варягов», т. е. скандинавов (и. 6). Определение прибывших именно как военного отряда вытекает из самой ситуации: мигрировавшие в IX–X вв. группы скандинавов являлись дружинами, возглавлявшимися либо представителями местной знати, либо особенно удачливыми викингами. При этом военизированный характер отрядов отнюдь не исключал участия в походах групп родственников, а также присутствия женщин, тем более если целью похода было поселение на новом месте.
3. «Ряд» предусматривает передачу верховной власти приглашенному князю, что определяется терминами «княжить», «володеть» и «судить» (пи. 5, 8). Очевидно, что обязанности, которые вменялись приглашаемому князю, непосредственно вытекали из причин его приглашения, т. е. тех задач, которые надеялась решить с его помощью местная племенная верхушка. Норманны были реальной силой на севере Восточной Европы, а не случайными находниками, давние связи объединяли их с прибалтийско-финскими племенами. И знать славянских и финских племен, образовавших новгородскую конфедерацию, должна была регулировать отношения с этой силой и иметь защиту от внешней опасности, упорядочив отношения с варягами. Такова одна из задач «ряда»-компромисса – военная.
Другой его целью, вероятно, было установление «сильной власти для господства над народами» князя, «который бы защищал не интересы знати одной из земель, а их общие интересы»[588]. И варяги, и местная племенная верхушка стремились к эксплуатации природных богатств и населения Новгородской земли. Сбор дани варягами-находниками ущемлял права местной власти; совместить интересы тех и других можно было только при условии перераспределения дани и ее фиксации.
Наконец, термин «судить» («рядить»), возможно, указывает и на судебные функции правителя: новгородские князья традиционно пользовались судебной властью и в позднейшее время.
4. «Владение» приглашаемого князя ограничивается в «ряде» условием «судить» («рядить») «по праву» (п. 5), т. е. исходя из существовавших правовых норм. Это ограничение ставило приглашаемых князей в зависимость от местных условий, стимулировало их быструю интеграцию в восточнославянском обществе и создавало предпосылки для смещения князей, нарушивших условия «ряда», – традиция, характерная и позднее для Новгорода.