Во-вторых, расселившиеся согласно договору скандинавы должны были в дальнейшем противостоять набегам новых скандинавских отрядов, что не всегда оговаривалось специально, но подразумевалось обязательно. Так, в договоре Альфреда и Гутрума это условие не внесено в письменный текст, но при позднейших нападениях викингов Альфред очевидным образом рассчитывал на помощь осевших данов (хотя и не всегда получал ее). Отсутствие в летописи сообщений о новых нападениях «находников»-варягов после прихода Рюрика к власти свидетельствует не столько об их полном прекращении[823], сколько об убежденности летописца в том, что таких нападений – во всяком случае разрушительных, угрожавших «порядку» – больше не было.
В-третьих, во всех договорах проявляется стремление местной власти инкорпорировать скандинавов в свое общество. Главным условием соглашения вВедморе, как рассказывает Ассер, было принятие Гутрумом него приближенными христианства. По сообщению Дудона, французский договор также предусматривал крещение Роллона и его дружинников и принесение им присяги верности Карлу, т. е. включение осевших скандинавов в систему вассалитета. Ряд с Рюриком – в условиях язычества обеих сторон – оговаривал соблюдение варяжским правителем местных обычаев и норм права («судить по праву»).
Наконец, договоры регулировали отношения новопоселенцев с местным населением. В договоре Альфреда и Гутрума не только устанавливаются равные вергельды за убийство англо-сакса и дана, но и специальный раздел (ст. 5) определяет правила, которых должны придерживаться англо-саксы и даны при общении между собой.
Фактически все перечисленные условия обеспечивали интересы местных правителей и их подданных. Они были направлены на максимально возможное «обезвреживание» викингов и их аккультурацию. Проблема формирования властных структур ни в Англии, ни во Франции не стояла: государство сложилось здесь за несколько веков до викингских набегов. Условия договора Карла с Роллоном, которого Карл рассматривал как своего вассала, автоматически включали норманнов в социально-политическую структуру французского общества, и на Нормандское герцогство формально распространялись (другой вопрос, как они выполнялись) все имперские порядки. Англо-датский договор, напротив, носил характер партнерского, призванного установить мир и регламентировать взаимоотношения между местным населением и завоевателями, а его результатом стало возникновение самостоятельного, независимого от Уэссекса государственного образования– Области датского права (Денло), которое просуществовало около 50 лет и было поглощено формирующимся единым английским государством[824].
Договор с Рюриком по ряду позиций принадлежит к тому же типу договоров, что и западноевропейские: как и они, он легитимизировал расселение группы скандинавов на Северо-Западе Восточной Европы. Однако заключался он в принципиально иных условиях – в отсутствие не только сложившегося государства, но и сколько-нибудь сильной центральной власти, распространявшейся на обитавшие на этой территории племенные объединения, – у племен, призывавших варягов, отсутствовала «правда», что привело к «ратям великим и усобицам» между отдельными племенами.
Эта особенность договора с Рюриком и его особая роль как прецедента приглашения князя на правление многократно акцентируются летописцем. Он подчеркивает, что попытка «самим в собе володети», т. е. отсутствие единой верховной власти (князя), заканчивается усобицами, что единственный выход из раздоров был найден в поисках «собе князя, иже бы володел нами и судил по праву», что приглашенный князь должен установить (или восстановить?) «наряд», утраченный племенами. При этом деятельность князя ограничивается неким «рядом»[825], т. е. условиями договора, и «правом», в котором все исследователи усматривают местные правовые нормы.
Условия передачи князю власти рассматриваются как исключительно местное явление, не имеющее прямых параллелей в Скандинавии. В свое время мы писали: «…в скандинавском материале выявляется ритуализированная процедура выбора конунга, которая наряду с другими элементами предполагает обмен клятвами верности, но отнюдь не соглашение сторон»[826]. Однако более детальное обращение к организации власти в Скандинавии в X – начале XI в., как она описывается в королевских сагах конца XII–XIII в., обнаруживает определенное сходство «ряда» и соглашений при избрании конунга, аналогии просматриваются и в практике реализации этих соглашений.
В рассказах о шведских и ранних норвежских конунгах-Инглингах, основанных на генеалогической поэме скальда Тьодольва из Хвинира (вторая половина IX в.) и устной традиции, Снорри Стурлусон, систематически отмечая переход власти к новому правителю[827], лишь один раз упоминает о сопровождающем это событие ритуале: «В то время был обычай, что, когда справляли тризну по конунгу или ярлу, тот, кто ее устраивал и был наследником, должен был сидеть на скамеечке перед престолом до тех пор, пока не вносили кубок… Затем он должен был встать, принять кубок, дать обет совершить что-то и осушить кубок. После этого его вели на престол, который раньше занимал его отец»[828]. Этот обычай сохранялся и много позже, в Исландии, и чаще всего таким обетом была клятва отомстить за смерть отца, если она была насильственной. Но к власти новые конунги, включая Харальда Прекрасноволосого (ум. 940/945), приходят чаще всего в результате борьбы с соперниками: «Харальд конунг прошел по всему Гаутланду, разоряя страну, и дал много битв… и обычно одерживал победу… подчинил себе всю страну»[829]. Согласно Снорри, Харальд, имевший много сыновей, которые «были запальчивы и ссорились между собой», первым попытался упорядочить наследование власти: «Он дал своим сыновьям сан конунга и сделал законом, что каждый его потомок по мужской линии должен носить сан конунга… Он разделил между ними страну. Вингульмёрк, Раумарики, Вестфольд и Телемёрк он дал Олаву, Бьёрну, Сигтрюггу, Фроди и Торгислю… В каждом из этих фюльков он дал своим сыновьям половину своих доходов, а также право сидеть на престоле на ступеньку выше, чем ярлы, но на ступеньку ниже, чем он сам»[830]. Своему любимому сыну Эйрику Кровавая Секира он собирался передать свою верховную власть и возвел его «на свой престол», когда почувствовал, что слабеет. Однако уже при жизни Харальда большая часть его сыновей погибла в междоусобной борьбе, а провозглашение Эйрика верховным конунгом вызвало отделение Трёндалёга, где «на престол конунга сел» Хальвдан Черный, и Вика, где «люди… сделали верховным конунгом» Олава. После смерти Харальда Эйрик расправился с братьями, обеспечив себе единоличную власть в Норвегии. Но правил он недолго, т. к. в страну вернулся сын Харальда Хакон (ок. 920–961 гг.), который воспитывался в Англии.
Приход к власти Хакона осуществляется по особой модели. В условиях необходимости обеспечить себе поддержку знати и бондов в борьбе за власть, Хакон, по рассказу Снорри, прибегает к заключению соглашения с местной элитой, недовольной Эйриком. Он прибывает в Трёндалёг, договаривается о помощи с ярлом Сигурдом и созывает тинг. Сигурд предлагает бондам провозгласить Хакона конунгом, после чего сам Хакон выступает с «программной речью»: «он просит бондов дать ему сан конунга, а также оказать ему поддержку и помощь в том, чтобы удержать этот сан. В обмен он обещал вернуть им в собственность их отчины»[831], отнятые Харальдом и Эйриком. Бонды обещают Хакону свою поддержку и собирают войско. Затем Хакон проезжает по другим важнейшим областям Норвегии, собирая тинги, на которых его провозглашают конунгом на тех же условиях – и пополняют его войско, которое в результате одерживает победу над Эйриком.
Вокняжение Хакона имеет существенную особенность – он, хотя и имеет право на норвежский престол как сын Харальда Прекрасноволосого, фактически свергает легитимного правителя и узурпирует власть. Законность его власти обеспечивается избранием на тингах – в результате соглашения с бондами. Они поддерживают его в обмен на обещание возвратить им наследственные земли (одали), отнятие которых Харальдом имело для бондов тяжелые юридические последствия, поскольку именно владение одалем давало статус полноправных[832].
Аналогичным образом в противостоянии с правящими Норвегией хладирскими ярлами на областном тинге Трёндалёга, а затем на тингах других земель провозглашается конунгом Олав Трюггвасон (995 г.), позднее ту же процедуру проходит Олав Харальдссон (1015–1016 гг.). Их притязания на власть были более обоснованными, поскольку в обоих случаях верховными правителями Норвегии являлись хладирские ярлы, они же оба были потомками Харальда Прекрасноволосого. На тингах Олав Харальдссон «просил, чтобы бонды провозгласили его конунгом всей страны и обещал им за это сохранить старые законы и защищать страну от нападений иноземных войск и правителей»[833]. Важнейшим условием, таким образом, обеспечивающим претендентам на власть их избрание конунгами на тингах, является соблюдение «старых законов», т. е. тех порядков, норм и обычаев, которые гарантировали знати и бондам их права и статус.
Таким образом, Снорри предлагает две основные модели вокняжения норвежского правителя: завоевание власти в борьбе с соперниками (братьями) и заключение соглашения со знатью и бондами. Первую Снорри относит ко времени до правления Харальда Прекрасноволосого, т. е. до времени объединения Норвегии, вторую изображает доминирующей в период правления потомков Харальда