Очевидно, это говорит об отличном от Северо-Запада характере первоначального проникновения скандинавов на юг Восточной Европы и их деятельности на этой территории. Обусловлены же эти отличия могли быть как особенностями местных условий, с которыми столкнулись скандинавы в Среднем Поднепровье, так и целями их продвижения на юг. В IX в. Среднее Поднепровье было регионом с развитым производящим хозяйством, высокой плотностью земледельческого населения и густой сетью поселений, которые образовывали своего рода гнезда вокруг укрепленных городищ, где процветала ремесленная деятельность[902]. Эти условия сами по себе требовали от скандинавов иной, нежели на Северо-Западе, тактики. Но иными были и стимулы, влекущие скандинавов на юг.
До середины – второй половины IX в. Среднее Поднепровье представляется транзитной зоной, через которую проходили редкие отряды наиболее предприимчивых и удачливых «морских конунгов», наслышанных о богатствах Востока и Византии. На протяжении первой половины IX в., а вероятно, и с более раннего времени, они разведывают и осваивают речные пути, ведущие через Волгу и Днепр в Черное море и далее в Византию. Судя по имеющимся сведениям, они стремятся к быстрому обогащению с помощью грабежа, а не установлению регулярной торговли, т. е. их цели в данном регионе принципиально не отличаются от целей викингских отрядов в других областях Европы. Они нападают на города Западного Причерноморья (Амастриду) и Константинополь, но не задерживаются на своем пути и соответственно почти не оставляют отчетливых следов в материальной культуре. Лишь временами они вступают в контакты с местными правителями, подчас оказываются у них на службе, но не оседают у них надолго.
Только в середине IX в., видимо, Среднее Поднепровье как таковое оказывается в сфере интересов скандинавских отрядов. По мере накопления сведений о топографии и этно-политической обстановке юга Восточной Европы скандинавы начинают активнее использовать Днепровский путь, в особенности из-за того, что Хазарский каганат все сильнее препятствует проникновению отрядов викингов на свою территорию, и им редко удается спускаться ниже Булгара[903]. Именно тогда и возникает потребность в установлении контрольных пунктов на Днепре для обеспечения нормального функционирования магистрали и установления торговых отношений с местным населением. Этот этап, вероятно, и отразился в рассказе о вокняжении в Киеве Аскольда и Дира[904]. Единственное событие в их деятельности, о котором говорит составитель ПВЛ (кроме их вокняжения в Киеве), – это поход на Царьград[905]. Дополнение Новгородской первой летописи (далее – НПЛ) о том, что они воевали с древлянами и уличами[906], является единственным в этой летописи сообщением об их деятельности[907], и, вероятно, отражает не столько воспоминания о действительных событиях, сколько представления новгородского летописца, в отличие от составителя ПВЛ считавшего Аскольда и Дира князьями, – об обязательных деяниях князя[908]. Тем самым, на основании этого повествования более или менее уверенно можно говорить лишь об установлении скандинавами в середине IX в. контроля над Киевом и использовании его в качестве базы для осуществления похода на Константинополь.
Утверждение скандинавских правителей в Киеве – бесспорное свидетельство возросшей роли Днепровского пути. Но рассказ показывает и то, что контингент оседающих на юге скандинавов еще крайне малочислен – речь идет не об основании нового поселения (таковым станет Гнёздово полувеком позже), а об установлении контроля над уже существующим центром[909]. Наконец, как явствует из летописи, – конечной целью предводителей викингов был не Киев, а Константинополь, суливший огромные богатства в случае удачного похода. Киев, видимо, играл в данном случае роль опорного пункта, базы для дальнейших набегов (ср. аналогичные «базы» викингов IX в. в Западной Европе: на островах в устьях Темзы, Рейна, Сены и др.).
В отличие от Северо-Запада, скандинавские отряды на юге еще и в середине IX в. не включаются непосредственно в социально-экономические процессы в восточнославянском обществе, хотя угроза грабежа со стороны скандинавов и возможность принять участие в перераспределении награбленных ими на черноморских берегах богатств могли в какой-то степени способствовать консолидации местного общества, но это было косвенное влияние, а отнюдь не прямое участие.
Вокняжение Олега в Киеве положило начало новому этапу деятельности скандинавов в Южной Руси. Во-первых, вместе с Олегом в Киеве, вероятно, впервые появился постоянный и значительный контингент скандинавов. Во-вторых, скандинавские по происхождению правители и их окружение заняли в Киеве господствующее положение, сосредоточив в своих руках военную, административную и фискальную верховную власть. Однако они – по крайней мере в значительной своей части – оказались интегрированными в славянскую среду. И хотя процесс ассимиляции скандинавов в конце IX в. только начинается, степень «включенности» дружин Олега и Игоря в восточнославянское общество была неизмеримо выше, нежели их предшественников. И сообщения ПВЛ о деятельности Олега полностью подтверждают это.
Поход Олега на Константинополь, казалось бы, сходный с нападениями росов первой половины – середины IX в., имеет и принципиальное отличие: он завершается заключением договора, который обеспечивает не личные интересы правителя, как, например, договоры предводителей викингов с правителями Англии и Франции[910], а государственные нужды Руси, точнее, ее правящего слоя, военной элиты, регулирует ее торговые и политические связи с Византией, обеспечивая их устойчивость[911]. Известия о походах Олега на древлян, северян, радимичей, очевидно, отражают сложный и отнюдь не завершившийся при нем процесс «собирания» земель, консолидации племенных территорий в единое государство. Упоминания об установлении «даней» свидетельствуют об упорядочении обложения включаемых в состав Русского государства племен. Таким образом, деятельность Олега (и его скандинавских дружин), как и позднее Игоря, объективно коренным образом отличается от походов викингов: это более или менее последовательная (хотя, вероятно, далеко не всегда осознанная) внутренняя и внешняя политика, преследующая цели консолидации и укрепления восточнославянского государства.
Скандинавские древности в Южной Руси становятся все более многочисленными и отчетливыми в середине – второй половине X в., что обнаруживает прямую связь оседающих здесь скандинавов с великокняжеской властью. Скандинавские комплексы концентрируются в местах стоянок великокняжеских дружин, куда, очевидно, свозилась дань и откуда осуществлялся контроль над торговыми путями и племенными территориями. Наблюдается тяготение этих стоянок к двум крупнейшим центрам Среднего Поднепровья: самому Киеву (Киев, Вышгород, Китаев)[912] и Чернигову (Шестовица, Седнев, Табаевка)[913][914], но аналогичные памятники, также отражающие пребывание дружин великого киевского князя, имеются и в Гнёздове под Смоленском, в Тимереве под Ярославлем и др., т. е. на дальних рубежах формирующегося Древнерусского государства. Показательно, что в Южной Руси (вне зоны Днепровского пути) очень мало рассеянных, единичных находок скандинавских предметов или комплексов. Отсутствует и собственная скандинавская топонимия для населенных пунктов: все известные скандинавским источникам южнорусские топонимы – передача местных наименований: Киев >Koenugarðr[915], Витичев >Vitahólmr38, тогда как на севере большинство топонимов имеют скандинавское происхождение (Hólmgarðr) или образованы с помощью скандинавских терминов (Aldeigjuborg)[916].
Таким образом, оседание скандинавов в Южной Руси с самого начала было связано с укреплением центральной власти в Киеве и подчинено задачам становления и консолидации Древнерусского государства.
Завершение процессов образования Древнерусского государства в последней четверти X в. ставит приходящих на Русь скандинавов в новые отношения с центральной властью. Дружинники Олега и Игоря, осевшие на Руси, и их потомки уже вряд ли могут рассматриваться иначе, нежели как представители древнерусской военной знати: показательно, что и летописец конца XI – начала XII в. никогда не применяет к ним этническое определение «варяг», т. е. скандинав. Они – русы. Варягами же называются скандинавы, оказывающиеся на Руси в качестве воинов-наемников и торговцев, как правило, на короткое время[917]. Лишь незначительная часть их остается здесь навсегда[918], поскольку необходимость в использовании новых выходцев из Скандинавии в аппарате государственного управления уже отпала: существует достаточно широкий слой местной знати. Основной формой деятельности новоприбывающих скандинавов, собственно «варягов», становится военная служба: их отряды нанимаются на более или менее длительный срок за определенную плату, после чего распускаются или отправляются домой на север или далее на юг – в Византию. Они находятся под строгим контролем центральной власти и в конфликтных ситуациях древнерусские князья защищают интересы местного населения, а не пришлых наемников