[1067]. Видимо, именно эти варяги, пришедшие в конце весны или начале лета 1015 г. в Новгород, и были частично «избиты» на «Поромоне дворе» новгородцами, а затем участвовали в битве у Любеча. «Приводит» Ярослав варягов и в последующие годы. Главным источником военной силы для Ярослава, естественно, была Средняя Швеция, и укрепление отношений с правителем Свеаланда стало насущной задачей. С одной стороны, с начала XI в. число «вольных» викингов начинает постепенно сокращаться – большинство профессиональных воинов предпочитает участвовать в походах Свейна и Кнута, служить в дружинах конунгов, т. е. военная деятельность викингов начинает приобретать более упорядоченные формы. С другой стороны, крепнет власть конунгов Свеаланда, а вместе с ней усиливается регламентация жизни как дружин, так и ледунга. Тем самым наем воинских отрядов на «личной» основе, видимо, осложняется, и перед Ярославом встает задача обеспечить прочные и регулярные отношения с конунгами Свеаланда.
Эта задача решается им традиционным для средневековья путем – браком с дочерью Олава Шётконунга. Судя по внутренней хронологии «Саги об Олаве Святом»[1068], «послы конунга Ярицлейва с востока из Хольмгарда» приезжают «просить руки Ингигерд, дочери Олава, конунга свеев, для Ярицлейва» осенью 1018 г.[1069]. Эта датировка поддерживается независимыми источниками. С одной стороны, посольство могло быть отправлено только после смерти первой жены Ярослава (Анны?), которая была взята в плен Болеславом, захватившим Киев 14 августа 1018 г. (по сообщению Титмара Мерзебургского), и, как предположил А. В. Назаренко, умерла в плену[1070]. Более того, из сообщения ПВЛ под тем же 1018 г. о том, что в этот критический момент борьбы со Святополком – после тяжелого поражения на Буге и бегства в Новгород, откуда Ярослав «хотяше бежати за море», – новгородцы собрали деньги для найма варягов, которые и были «приведены»[1071], явствует, что некое посольство действительно было отправлено на север. Поскольку взятие Болеславом Киева последовало сразу после битвы на Буге, вряд ли Ярослав мог оказаться в Новгороде раньше конца августа – первой половины сентября.
Очевидно, что Снорри и ПВЛ говорят об одном и том же посольстве, но определяют его цели по-разному – в соответствии с доминирующими интересами автора текста. В действительности, задача посольства, очевидно, была двоякой: привести в Новгород значительный воинский контингент для продолжения борьбы со Святополком и выяснить возможность брака Ярослава с Ингигерд. Переговоры увенчались полным успехом: воинский контингент, согласно ПВЛ, был немедленно отправлен на Русь; брачный проект, согласно Снорри, одобрен Олавом Шётконунгом[1072].
Важным новым моментом в этом случае рекрутирования наемников является обращение уже не непосредственно к вождям викингских отрядов, а к конунгу Свеаланда.
Сам брак состоялся на следующий год. Весной 1019 г., по Снорри, к Олаву Шётконунгу прибыло второе посольство Ярослава, вместе с которым Ингигерд летом отправилась на Русь. Приезд невесты происходит в напряженной обстановке: вытесненный Ярославом из Киева с помощью набранного предыдущим летом войска, Святополк бежит к печенегам. Ярослав (вероятно, в Киеве) ожидает нового витка борьбы. Действительно, Святополк собирает «силу тяжьку» и возвращается на Русь. Летом 1019 г. на Альте происходит заключительная битва Ярослава и Святополка, приведшего печенегов, после которой Святополк бежал и умер «межю Ляхы и Чехы». Лишь после этого положение Ярослава стабилизируется, и он, по словам летописца, обосновывается в Киеве (до 1023 г.), хотя и наведывается в Новгород.
В подробном рассказе Снорри о заключении брака Ярослава и Ингигерд особый интерес, а соответственно, и внимание исследователей, вызывали условия, выдвинутые Ингигерд и принятые послами Ярослава. Главными среди них было создание «Ладожского ярлства» в качестве свадебного дара Ингигерд и передача его в управление гаутландскому ярлу Рёгнвальду, союзнику Олава Харальдссона и «самому большому недругу» Олава Шётконунга[1073]. Сомнения в достоверности этого сообщения Снорри[1074] во многом объясняются исторической нелогичностью согласия Ярослава на эти условия: Ладога и ее округа являлись главными северо-западными воротами Руси, отдавать которые в чужие руки было бы нецелесообразно, а возможно, и просто опасно. Тем не менее, в условиях острейшего конфликта со Святополком и в ожидании его нового нападения Ярославу жизненно необходима была помощь Олава Шётконунга, и он не мог рисковать разрывом договоренности о браке с его дочерью. Кроме того, приход ярла Рёгнвальда, несомненно, с большой дружиной, и его размещение в Ладоге обеспечивали дополнительный военный потенциал, который можно было быстро использовать в случае острой необходимости. Такова была политическая ситуация весной 1019 г. в момент отправления второго посольства. Однако она радикально изменилась к концу лета этого года. Источники не дают возможности установить, что произошло раньше: битва на Альте или приезд Ингигерд. Но даже если Ингигерд и прибыла в Новгород раньше, очевидно, что до битвы на Альте Ярослав находился на юге, был занят подготовкой к отражению наступления Святополка и, в силу неясности исхода очередного тура борьбы, вряд ли мог хотеть приезда Ингигерд в Киев (особенно учитывая судьбу его первой жены). Поэтому можно с достаточной уверенностью полагать, что брак Ярослава и Ингигерд состоялся после битвы на Альте – в конце лета или в начале осени 1019 г., когда борьба за киевский стол закончилась победой Ярослава. Несмотря на изменившуюся обстановку, Ярослав, видимо, сдержал обещание, и Ладога была отдана Рёгнвальду, хотя, как можно полагать, и не надолго[1075].
Таким образом, первая цель политики Ярослава в 1015–1019 гг. – обеспечение борьбы за киевский стол военной силой – была разрешена установлением дружественных (может быть, союзных) отношений со Швецией, подкрепленных браком с Ингигерд.
Другим естественным союзником Ярослава в противостоянии Польше могла быть Германия, что заставило Ярослава начать переговоры с германским императором Генрихом II. Предполагается, что между ними в 1017 г. был даже заключен союз, хотя и весьма кратковременный[1076]. Поддержка Генриха обеспечивала Ярославу давление на Болеслава с запада, связывая действия Болеслава на востоке.
Третьим возможным союзником, хотя и более отдаленным, была Дания. Именно в этот период, по сообщению Адама Бременского, сестра Кнута Эстрид была выдана им замуж за «сына короля Руси»[1077]. Генеалогические выкладки и хронологические подсчеты делают наиболее вероятным супругом Эстрид сына Ярослава Мудрого Илью, который умер вскоре после женитьбы в конце 1019 или начале 1020 г.[1078]. Усиление связей с Данией отмечается появлением на Руси во второй половине 1010-х гг. английских пенни, чеканенных при Этельреде и Кнуте[1079]. Как и союз с Генрихом, дружеские отношения с Кнутом открывали дополнительные возможности давления на Болеслава. Не случайно, именно к этому времени относятся походы Кнута против поморских (?) славян (1019 г.) и в Витланд – в устье Вислы (1022 г.)[1080]. Время военных действий Кнута против славянских соседей удивительным образом совпадает с походами Ярослава на Киев (1019 г.) и Берестье (1022 г.). Но даже если выступления Кнута и Ярослава не были согласованы и случайно совпали во времени, трудно усомниться в том, что, как и переговоры с Конрадом, брачный союз Ильи с сестрой Кнута знаменует небезуспешные попытки Ярослава создать русско-датскую антипольскую коалицию.
Заключая браки с представителями датского и шведского правящих домов, Ярослав тем самым подтверждает если и не союз с Данией и Швецией, то, по меньшей мере, дружеские отношения с этими странами; и демонстрирует враждебность Олаву Харальдссону. И действительно, поскольку политика централизации Норвегии, жестко проводимая Олавом Харальдссоном, вызвала недовольство норвежской родовой знати, часть ее эмигрировала, в первую очередь, в Англию к Кнуту Великому, но также и на Русь к Ярославу. Именно о таком вынужденном бегстве из Норвегии знатного викинга Эймунда Хрингссона рассказывается в «Пряди об Эймунде». Не исключено, что норвежцем был и упомянутый в ПВЛ Якун, предводитель отряда варягов в Лиственской битве (1024 г.)[1081], имя которого Hákon было значительно более широко распространено в Норвегии, нежели в Швеции, и являлось родовым именем хладирских ярлов.
Вступив в датско-шведскую коалицию, Ярослав получил, с одной стороны, помощь Кнута против Польши, с другой стороны, воинские подкрепления из Швеции, что способствовало его победе в борьбе за киевский стол.
1019–1026 гг. стали переломными как во взаимоотношениях между Скандинавскими странами, так и в положении Ярослава на Руси. В результате этих перемен внешнеполитическая ориентация Ярослава в Балтийском регионе резко изменилась.
Наиболее существенным событием для судеб Скандинавских стран стала смена правителей Свеаланда: осенью 1019 г. Олав Шётконунг утратил власть и вынужден был бежать вГаутланд, где умер в 1020 или 1021 г. Преемником Олава стал его сын (ум. в 1050 г.) Энунд-Якоб, отношение которого к Олаву Харальдссону, равно как и к Кнуту, оказалось совершенно иным, нежели у его отца. Между ним и Олавом Харальдссоном устанавливаются нейтральные, если не доброжелательные отношения. Около 1023 г. в Англии умирает ярл Эйрик, а его сын Хакон остается на службе у Кнута. Также нейтральны (во всяком случае, неоткрыто враждебны) и отношения Энунда-Якоба с Кнутом: они просто не упоминаются Снорри. Вплоть до 1025 г. источники не отмечают никаких враждебных действий между тремя правителями. Однако жесткая христианизаторская деятельность Олава Харальдссона в Норвегии и его усилия по централизации власти вызывают все большее недовольство среди норвежских бондов.