В 1019 г. наступает затишье и на Руси: после смерти Святополка Ярослав утверждается в Киеве, и его власти, казалось бы, ничто не угрожает. О связях Руси этого времени ни с одной из Скандинавских стран известий в источниках нет. Можно лишь предполагать, что Ярослав сохраняет дружеские контакты с отцом, а затем братом своей жены Ингигерд. Отношения с Кнутом, видимо, ослабевают после смерти Ильи и возвращения Эстрид в Данию, однако в 1022 г., как уже упоминалось, Ярослав совершает поход к Берестью, а приехавший в Данию Кнут – в устье Вислы: нападение на Польшу, где продолжает править Болеслав, с востока и северо-запада, возможно, было согласованным[1082].
Политическая ситуация снова меняется как на Руси, так и в Скандинавии в середине 1020-х гг. В 1023 г. против Ярослава выступает его брат Мстислав, который в 1024 г., когда Ярослав находился в Новгороде, заявляет претензии на Киев, но, не принятый киевлянами, обосновывается в Чернигове. Снова предстоит борьба за Киев, и Ярослав снова посылает за варягами. В Лиственской битве (1024 г.) Мстислав одерживает победу, но предлагает Ярославу мир на условиях «раздела сфер влияния» по Днепру. В 1025 г. умирает Болеслав, а в 1026 г. братья заключают соглашение, и мир сохраняется вплоть до смерти Мстислава в 1036 г., когда Ярослав остается единственным правителем Руси. Таким образом, положение Ярослава внутри страны к 1026 г. стабилизируется.
В Скандинавии же 1025 г. становится годом начала острого противостояния Кнута, Энунда-Якоба и Олава Харальдссона. Как рассказывает Снорри, весной этого года Кнут, находящийся в Англии, посылает «своих людей… на восток в Норвегию» к Олаву Харальдссону с заявлением, что «вся Норвегия по праву принадлежит ему и что до него этой страной владели его предки… Если Олав сын Харальда хочет остаться конунгом Норвегии, он должен отправиться к Кнуту конунгу и получить эту страну от него в лен, стать его человеком и платить ему подати, как раньше платили ярлы»[1083]. В противном случае Кнут угрожал Олаву войной. Отправив послов назад с оскорбительным ответом, Олав срочно набирает войско, остается в Вике, чтобы следить за возможным появлением флота Кнута, и осенью отправляет послов к Энунду-Якобу с предложением объединить усилия в борьбе с Кнутом, который, завладев Норвегией, не замедлит начать покорение Швеции.
Той же осенью Кнут приезжает в Данию из-за провозглашения королем Дании его сына Хардакнута и направляет посольство к Энунду-Якобу с предложением дружбы, но послы не получают ответа, что расценивается Кнутом как свидетельство шведско-норвежского союза, после чего он возвращается обратно в Англию.
Весной следующего года конунги Норвегии и Швеции встречаются в Конунгахелле[1084] и заключают договор о мире и совместных действиях против Кнута. Условившись объединить свои флотилии, Олав и Энунд-Якоб собирают корабли, и по пути к условленному месту Олав грабит побережье о. Зеландия, Энунд-Якоб – побережье Сконе. Получив известия о нападении, Кнут отплывает из Англии с большим флотом, сначала наносит значительный ущерб кораблям Энунда-Якоба, а затем через Лимфьорд выходит в Сунд и отрезает путь Олаву, который вынужден плыть на восток, чтобы соединиться с Энундом-Якобом. Союзникам приходится отступить и принять морской бой в устье реки Святой (совр. Helgeå)[1085]. Снорри пишет, что, несмотря на то, что шведско-норвежский флот был чуть ли не в два раза меньше датского, союзники одержали победу, хотя и не смогли добиться полного разгрома Кнута[1086]. Однако последствия битвы на реке Хельге свидетельствуют об обратном.
Олав, опасаясь столкновений с враждебными ему бондами, сушей через территорию Швеции проехал в Вик, а Энунд-Якоб вернулся в Свеаланд. В Норвегии Олав столкнулся с крепнущей оппозицией[1087], что в итоге и привело его к бегству из страны в 1028 г. О положении дел в Швеции после битвы на реке Хельге Снорри не рассказывает, но существуют свидетельства того, что Кнут воспользовался ее результатами и, по меньшей мере, заявил о своих притязаниях на верховную власть[1088]. В письме «английскому народу», отправленном в 1027 г. из Рима, Кнут именует себя «Rex totius Angliae et Denemarchiae et Norregiae et parties Suavorum[1089]» («Король всей Англии и Дании и Норвегии и части свеев»)[1090]. Часть титулатуры очевидным образом отражает не реальное положение дел, а политические амбиции Кнута: в 1027 г. он еще не являлся «королем Норвегии», но активно готовил свержение Олава, которое состоялось только через год. Менее ясно, что стоит за обозначением «король… части свеев», которое перекликается с легендой «CNUT REX SV[EORUM]» («Кнут король свеев») на монетах, чеканенных монетарием Энунда-Якоба Тормодом из Сигтуны (THORMOD ON SIHT)[1091]. Трудно предполагать, чтобы монетарий шведского конунга чеканил в его главной резиденции (Сигтуне) монеты, легенды на которых ущемляли бы его суверенные права. Видимо, эта легенда должна была хотя бы в какой-то степени соответствовать действительности и указывать на некие властные права Кнута, которые признавались Энундом-Якобом, по крайней мере, в части Свеаланда в конце 1020-х гг.[1092]. На то же указывает и бегство зимой 1028 г. Олава Харальдссона на Русь: по словам Снорри, он опасался и сам остаться в Швеции, и оставить там сына: поскольку Энунд-Якоб был его союзником, страх мог быть вызван только возможным вмешательством Кнута (или его представителей). В то же время можно с достаточной уверенностью говорить о том, что власть Кнута в Швеции, если и существовала, то была скорее номинальной или выражалась в каких-то выплатах.
Таким образом, в результате событий 1024–1026 гг. в Балтийском регионе происходит резкое изменение политической обстановки. Значительно усиливается Дания, и Кнут заявляет о своих претензиях на Норвегию и, возможно, Швецию, которые вынуждены объединить свои усилия для защиты от датской гегемонии. Одновременно Кнут устанавливает тесные отношения с Генрихом Немецким, который в 1027 г. становится германским императором, и обеспечивает себе поддержку Империи, заключившей мир с Польшей, королем которой после смерти в 1025 г. Болеслава I, главного противника Ярослава, становится Мешко II.
В этих условиях, а также в связи с урегулированием ситуации на Руси приоритеты в политике Ярослава Мудрого на Балтике радикально меняются. С одной стороны, Ярослав, очевидно, утрачивает интерес к Дании: она более не нужна ему в качестве союзника против Польши. Напротив, в Швеции (Свеаланде) правит его шурин Энунд-Якоб, а в Норвегии – муж сводной сестры Ингигерд Олав Харальдссон, с которым Энунд-Якоб в 1026 г. заключил союз. И родственные связи, и, возможно, беспокойство из-за распространения влияния Дании на восток неизбежно толкали Ярослава к присоединению к шведско-норвежскому союзу.
Наиболее ярко новая политическая ориентация балтийской политики Ярослава– пронорвежская и прошведская – проявилась в 1028 г., когда на Русь вместе с сыном бежал Олав Харальдссон после поражения, которое ему нанес Кнут вместе с бондами из Трёндалёга, недовольными Олавом. Кнут провозглашает королем Норвегии Хардакнута и сажает в Хладире ярла Хакона, сына Эйрика, в качестве своего наместника. Следующим летом Хакон погибает у берегов Шотландии, и наместником Кнута в Норвегии становится сын Кнута от наложницы Альвивы Свейн, который, однако, не спешит из Англии в Норвегию. Узнав от норвежцев, прибывших на Русь к йолю (Рождеству) 1029 г.[1093], что ярл Хакон утонул, а Свейн находится в Англии, колебавшийся ранее Олав, по рассказу Снорри, решает немедленно вступить в борьбу за Норвегию. Он получает от Ярослава помощь (вьючных животных и необходимое снаряжение)[1094], оставляет на его попечение Магнуса и после йоля отправляется в обратный путь, дойдя по зимнику «до самого моря»[1095]. Весной 1030 г., когда сошел снег, Олав снаряжает корабли и отплывает в Швецию. Здесь Олав встречается с Эстрид, Энунд-Якоб дает ему 480 человек и разрешает набрать в войско столько воинов, сколько согласятся служить Олаву. В Даларна Олав соединяется с отрядом Харальда Сигурдарсона, своего сводного брата и будущего правителя Норвегии, переходит через Кьёль в Трёндалёг (практически одновременно Свейн сын Альвивы высаживается в Вике, на юге страны) и 29 июля погибает в сражении с войском местных бондов при Стикластадире. Через год придворный епископ Олава Гримкель в присутствии Свейна и Альвивы и с их согласия переносит нетленные останки Олава из Стикластадира в Нидарос (Тронхейм) и объявляет Олава Харальдссона святым. Культ первого норвежского (и скандинавского) святого быстро распространяется в Скандинавских странах и Англии[1096] и почти сразу же достигает Руси[1097]. Шесть лет спустя, в 1035 г., к Ярославу приходят представители норвежской знати, недовольные теперь засильем датчан, и просят Ярослава о возвращении Магнуса в Норвегию, что Магнус и делает в 1036 г.
Таким образом, невзирая на отсутствие (за исключением известия ПВЛ о найме Ярославом варягов в 1025 г.) и в древнерусских, и в древнескандинавских источниках прямых сообщений об отношениях Руси и Скандинавских стран в 1020–1027 гг., очевидно, что именно в эти годы, вероятнее всего, вскоре после 1025 г., когда образуется шведско-норвежский союз против Кнута, происходит радикальная переориентация балтийской политики Ярослава. На смену включению Руси в датско-шведский альянс приходит коалиция со Швецией и Норвегией, в которой Ярослав, в первую очередь, насколько можно судить по скудным сведениям письменных источников, ищет и находит военную поддержку своим внутриполитическим акциям.