[1112]. ПВЛ не упоминает состава русского войска, однако в летописях, восходящих к Новгородско-Софийскому своду 1430-х гг. (в СIЛ и др.), содержатся дополнения к статье, представляющие, по мнению А. А. Шахматова и Д.С. Лихачева, фрагмент Начального свода[1113]. Во-первых, в числе «воев многих» называются варяги. Тем самым поход 1043 г. оказывается последним (из известных нам[1114]) военным предприятием Руси, в котором участвуют скандинавы. Во-вторых, согласно СIЛ, конфликт между «варягами» и «русью» и последующее бегство «варягов» с поля боя становятся причинами сокрушительного поражения русского войска[1115].
Это событие может быть предположительно сопоставлено с трагически закончившимся походом на восток шведского хёвдинга Ингвара, известным по упоминаниям на 24 рунических камнях из Средней Швеции и «Саги об Ингваре Путешественнике»[1116]. В саге рассказ о походе, длительное время существовавший в устной передаче, был радикально переосмыслен и интерпретирован как своего рода крестовый поход с миссионерскими целями – приведением языческих народов на Востоке к христианской вере[1117]. В действительности поход под предводительством Ингвара носил совсем иной характер, о чем, прежде всего, говорят рунические памятники.
Стелы свидетельствуют о весьма специфическом характере похода: в составе войска было много богатых и, соответственно, достаточно знатных людей (количество установленных памятников в честь участников похода уникально), причем весьма значительное по численности войско[1118] было собрано на ограниченной территории (в областях, примыкающих к озеру Меларен). Памятники более или менее равномерно располагались по сотням (военно-территориальным округам) Свеаланда[1119], что указывает не на спонтанный (как представлено в саге), а на организованный характер похода. Подобные флотилии формировались в IX–XI вв., например, при завоеваниях Англии, но это были предприятия общегосударственного масштаба, хорошо подготовленные центральной властью и возглавляемые либо правителями государства, либо назначенными ими военачальниками. Такое войско представляло собой не дружину случайно собранных людей, а ледунг – организованное по территориальному принципу, общегосударственное войско, собираемое по специальному распоряжению конунга. Направление похода – на восток – указывает, что местом назначения ледунга, возглавленного Ингваром (возможно, родичем Энунда-Якоба и, соответственно, Ингигерд), была Русь, а его наиболее вероятной целью – оказание помощи Ярославу Мудрому (возможно, обратившемуся за помощью к Энунду-Якобу, как он обращался к Олаву Шётконунгу в 1018 г.).
Приведенная в саге (а также в исландских анналах, основывавшихся на саге) дата смерти Ингвара – 1041 г. – близка к дате похода Владимира Ярославина, но не совпадает с ней. Однако сага содержит многочисленные хронологические неточности и противоречия[1120], а в исландских анналах все датировки за годы, ближайшие к 1041 г., смещены на два-три года[1121]. Поэтому указанная в саге дата не вызывает доверия. В то же время в саге сохранились некоторые детали, которые, как представляется, отражают именно обстоятельства похода на Византию 1043 г. Во-первых, в войске Ингвара оказывается некий Вальдимар (Владимир)[1122], который возглавляет часть войска после смерти Ингвара. Во-вторых, отряд Владимира, отделившись от скандинавов, решивших вернуться на родину во главе с Кетилем, который и принес домой известие о гибели отряда, направляется в Константинополь.
Все это, как кажется, дает основания полагать, что шведское войско-ледунг под командованием хёвдинга Ингвара было направлено Энундом-Якобом Ярославу для участия в походе на Византию. Возможно, как рассказывается в саге, в скандинавской части войска действительно началась эпидемия и оставшиеся в живых, не участвуя в сражении у Константинополя, вернулись домой. Возможно, как полагал составитель Начального свода, варяги бежали с поля битвы – но, естественно, это событие не могло быть темой рассказов вернувшихся назад.
Таким образом, вплоть до конца своей жизни Ярослав активно поддерживал политические связи с Норвегией и Швецией, временами прибегая к военной помощи дружественных Скандинавских государств.
Однако военно-политическими аспектами не исчерпывались связи Руси со Скандинавскими странами после 1030 г. На первый план в балтийской политике Ярослава этого периода выходит, насколько можно судить по имеющимся в нашем распоряжении отрывочным данным, упорядочение и регулирование торговых отношений.
Правовое оформление торговых отношений между Древней Русью и Скандинавскими странами, по общему мнению, возникает в XII в., к концу которого – 1191–1192 гг. – относится первый сохранившийся договор между Новгородом и Готским берегом[1123]. В тексте договора, однако, упоминается «старый мир» и выделяется более ранний пласт, который датировался Э. Боннелом временем не позднее 1160 г., В. Реннкампом– 1160-1180-ми гг., Е.А. Рыбиной– первой половиной XII в.[1124]. По мнению А. Л. Хорошкевич, в договоре сохранилось несколько разновременных пластов, древнейший из которых восходит к первой четверти XI в. и связан с составлением Русской правды Ярослава[1125]. Не разделяя последнего предположения А. Л. Хорошкевич, отмечу, что существование этого гипотетического договора, не оставив следов в древнерусских письменных источниках, находит, как мне представляется, подтверждение в «Саге о Магнусе Добром и Харальде Суровом Правителе» в своде королевских саг «Гнилая кожа»[1126]. Указания на существование во времена Олава Харальдссона торгового мира с Русью содержатся в рассказе о торговой поездке на Русь Карла и Бьёрна, с которого начинается повествование о возвращении Магнуса, сына Олава Харальдссона, в Норвегию.
Этот эпизод занимает в «Саге о Магнусе Добром» самостоятельную главу, условно названную издателями «О немирье между конунгами Свейном и Ярицлейвом»[1127]. Описанию поездки Карла и Бьёрна предшествует – что весьма необычно для саг[1128] – общая характеристика политической ситуации, в которой происходят изображаемые события: отсутствие мира между Свейном, сыном Альвивы, и Ярославом.
Нет теперь мира (Nv er vfripr) между Свейном Альвивусоном и конунгом Ярицлейвом, потому что конунг Ярицлейв считал, что норвежцы повели себя недостойно по отношению к святому конунгу Олаву, и некоторое время не было между ними торгового мира (cavpfripr)[1129].
В редакции «Книги с Плоского острова» характеристика состояния úfriðr между двумя странами еще больше конкретизируется:
После гибели конунга Олава Святого случилось большое немирье (úfriðr) между конунгом Ярицлейвом и Свейном Альвивусоном, который был тогда конунгом над Норегом, потому что конунг Ярицлейв полагал, что норвежцы повели себя недостойно по отношению к конунгу Олаву; не было тогда торгового мира (kaupfriðr) между ними, поэтому каждый убивал людей другого, как только они встречались вместе[1130].
Рассказ о самой поездке Карла и Бьёрна является своего рода иллюстрацией того, что означает для купца отсутствие торгового мира. Считая поездку на Русь небезопасной (eigi varlict) из-за размолвки (vmmela) и немирья (vfripr) между Свейном и Ярицлейвом, Карл и Бьёрн, тем не менее, решаются отправиться туда и, приплыв «в большой торговый город» (eitt mikit cavptvn), сталкиваются с враждебностью местных жителей: узнав в торговцах норвежцев, они собираются напасть на них и отобрать товары. Карл отправляется к Ярославу. Вначале Ярослав приказывает заковать норвежцев в цепи, но по просьбе Магнуса освобождает их, оставляет у себя на зиму и весной дает им разрешение на беспрепятственный проезд (grip) и поручает, вернувшись в Норвегию, начать переговоры с местными нобилями о возведении Магнуса на трон.
Изображение поездки Эйнара и Кальва у Снорри содержит ряд перекличек с описанием поездки Карла и Бьёрна в «Гнилой коже»:
Ранней весной начинают они свою поездку, Эйнар Брюхотряс и Кальв Арнасон, и… пришли осенью в Альдейгьюборг. Отправили они тогда послов вглубь страны в Хольмгард к конунгу Ярицлейву с сообщением, что они предлагают взять с собой Магнуса, сына конунга Олава Святого, и сопровождать его в Норег, и оказать ему помощь в том, чтобы он добился своих родовых земель, и поддержат его в том, чтобы он стал конунгом над страной. И когда это сообщение достигло конунга Ярицлейва, тогда держал он совет с княгиней и другими своими хёвдингами. Все они согласились, что норвежцам следует послать слово и тем самым вызвать их к конунгу Ярицлейву и Магнусу. Был им дан мир (grið) для их поездки…[1131].
Во-первых, как Карл и Бьёрн, так и Эйнар и Кальв останавливаются «на границе» владений Ярослава: в «большом торговом городе»– по «Гнилой коже», в Ладоге – по Снорри