(farmenn): подавляющее большинство кладов серебряных монет, слитков и предметов обнаружено в пределах усадеб, нередко под полами домов или рядом с жилым домом[1299].
Следов восточноевропейских связей Готланда XI в. по археологическим и нумизматическим данным значительно меньше. Арабское серебро доминирует в кладах до 970-х гг., после чего постепенно растет количество немецких денариев и английских пенни, однако дирхемы продолжают присутствовать в кладах даже первой половины XII в.[1300], но в несравненно меньшем количестве, и в подавляющем большинстве это монеты чеканки X в. и более раннего времени, т. е. старые запасы, а не новые поступления. Крайне мало найдено на Готланде и восточноевропейских древностей XI в., равно как и готландских в Новгороде[1301].
Тем не менее поездки готландцев на Русь и в Новгород продолжаются, о чем свидетельствуют готландские рунические памятники. Из восьми известных готландских надписей, упоминающих Восточную Европу, шесть датируются XI в.[1302]. Четыре из них говорят о людях, побывавших или погибших в Восточной Европе, причем один из тех, в чью честь установлена мемориальная стела, «умер в Хольмгарде» – Новгороде[1303].
Таким образом, свидетельства о готландско-новгородских связях XI в. скудны как по причине недостатка письменных источников, так и, видимо в первую очередь, по причине не слишком высокой интенсивности этих связей. Готландцы бывали в Новгороде, но не они составляли основной контингент «варяжского подворья», особенно в первой половине XI в. Поэтому оснований называть это подворье торговым двором, тем более готландских купцов, в то время не было.
Радикальные перемены в новгородско-готландских отношениях, насколько можно судить по совокупности разнохарактерных источников, происходят в самом конце XI – начале XII вв.
Во-первых, со второй половины XI в. существенно изменяется характер торговой деятельности готландских купцов. Количество денежно-вещевых кладов на Готланде сокращается, но их размер существенно увеличивается[1304]. Именно к этому времени относятся такие огромные сокровищницы, как денежно-вещевой клад из Бюрге (приход Люммелунда), содержащий свыше 10 кг серебряных монет, рубленого серебра и украшений (1140-е гг.). Это указывает на концентрацию торговли в руках немногочисленных, но крупных купцов, для которых торговля являлась профессиональным, а не окказиональным занятием. О том же говорит и смещение к побережью с конца XI в. усадеб «заморских купцов», ранее располагавшихся более или менее равномерно по всему острову[1305].
Во-вторых, в это же время в готландской торговле, а также в культуре начинают отчетливо проявляться связи с Новгородом. В монетной части уже упоминавшегося клада из Бюрге наряду с арабскими дирхемами, немецкими денариями и рубленым серебром присутствуют 34 древнерусские серебряные гривны с кириллическими граффити (именами Селята, Тихота, Бынята и др.) и так называемые лепешки камского серебра. Исследование монетных гривен – все они принадлежат к одному типу, ранее определяемому по находкам на Руси как черниговские, – позволило установить, что они производились в Северной Руси[1306].
В первой половине XII в. на Готланде возникает традиция росписи деревянных панелей – внутренней обшивки церквей. Сохранившиеся фрагменты панелей из двух церквей (в приходах Эке и Дальхем), согласно новейшим исследованиям, не являются работой русских или греческих мастеров, как предполагалось ранее. Они, видимо, созданы местными мастерами, но хорошо знакомыми с византийско-русской традицией[1307], ближайшим очагом которой был
Новгород. В середине XII в. на Готланде начинается строительство каменных церквей, и две из древнейших – в приходах Гарда и Челлунге – оказываются расписаны фресками, ближайшие аналогии которым имеются в Новгороде и Пскове. Более того, их стилистика указывает на то, что они выполнялись непосредственными носителями византийско-русской культуры. Разновременность фресок: росписи церкви в Гарде можно датировать 1150-1160-ми гг., росписи Челлунге – концом XII в., – свидетельствует не только о существовании длительных, на протяжении почти всего XII в., связей церковного искусства Готланда с искусством Руси и Византии, но и о формировании на Готланде в это время своеобразной культуры, в которой большую роль играли русско-византийские традиции[1308].
Русско-византийские влияния на церковную живопись Готланда на протяжении почти всего XII в. свидетельствуют о крайне тесных связях готландского купечества с Русью. Богатые купцы, бывавшие в Новгороде и других городах северо-запада, должны были не только познакомиться с росписью русских храмов, но она должна была приобрести статус высокопрестижной. Богатство и авторитет купцов, торговавших с Новгородом, находили выражение и подтверждение в особом, отличном от общескандинавского, ориентированного скорее на Германию, искусстве. Только в этом случае они стали бы привозить с собой или приглашать русских мастеров для росписи основываемых ими церквей – а большинство из множества приходских церквей Готланда, построенных в XII-ХГП вв., создавалось именно на средства крупных купцов. И только высокой престижностью русско-византийской живописи уже в начале XII в., если не ранее, можно объяснить использование ее традиций местными, готландскими, мастерами.
В-третьих, к началу – первой трети XII в. относятся древнейшие упоминания собственно готландцев в русских источниках. Готландцы (гъте, готе) называются в перечне скандинавских народов в этногеографическом вступлении к «Повести временных лет» (далее – ПВЛ), написанном в 1110-х гг.[1309], а в 1130 г. в НПЛ впервые отмечается поездка русских купцов в Данию (Донь) и в «заморье» (на Готланд?): «Того же лѣта, идущи изъ заморья гость, потопе лодѣи 7, и сами истопоша и товаръ, а друзии вылѣзоша, нь нази; а из Дони приидоша здрави»[1310]. Это сообщение при всей его краткости имеет принципиально важное значение. Как явствует из текста, в этом году состоялось, по крайней мере, два торговых путешествия новгородцев за море, причем о гибели части купцов и судов с товарами, возвращавшихся в Новгород «из заморья», как и о благополучном возвращении купцов из Дании, говорится как об обыденном, не содержащем ничего исключительного событии. Очевидно, что поездки новгородских купцов в скандинавские страны были к этому времени более или менее регулярны, хотя они и нечасто упоминаются в летописи, где отмечаются лишь особые, как правило конфликтные, ситуации.
Наконец, к началу – первой половине XII в. относится заключение «старого мира», упомянутого в первом дошедшем до нас договоре Новгорода с Готландом и немецкими городами 1191–1192 гг.[1311]. В статьях, предположительно восходящих к тексту «старого мира», имеются аналогии как в «Русской Правде», так и в городском праве Висбю, составленном в начале XII в.[1312]. Сохранение правовых норм эпохи составления Правды Ярослава указывает на древность «старого мира», а обращение к городскому праву Висбю свидетельствует, по меньше мере, о доминировании Готланда в торговле с Новгородом, если не о его единоличном, еще без немецких городов, участии в составлении документа.
Действительно, есть основания предполагать, что «старый мир» был двусторонним, а не трехсторонним, и регламентировал он отношения между готландскими и новгородскими купцами. Проникновение немецких купцов на Готланд отмечается письменными источниками лишь с середины XII в. – после того, как Любек в 1158 г. перешел под власть Генриха Льва, который в 1161 г. издал Артленбургскую привилегию, дающую готландским купцам право беспошлинной торговли в Любеке[1313]. На протяжении второй половины XII в. приток немецких купцов в Висбю резко возрастает, и к концу XII в. в Висбю институализируется колония немецких купцов (gilda communis), которые строят в 1190 г. купеческую церковь Девы Марии. Этим же временем (1192 г.) датируется и основание Немецкого двора в Новгороде[1314]. Участие немецких городов, тесно связанных с немецкой гильдией в Висбю, в заключении договора 1191–1192 гг., а не только готландцев, поэтому естественно. Иное дело – начало XII в., когда немецкие города еще не начали играть сколько-нибудь значительную роль в восточно-балтийской торговле, немецкие купцы еще не установили прочных связей с Висбю, а Немецкий орден еще не начал своей деятельности в Восточной Прибалтике.
Думается, что именно на рубеже XI–XII вв. или в самом начале XII в., возможное связке заключением «старогомира», «варяжскоеподворье» в Новгороде приобретает официальный статус торгового двора и начинает именоваться «Готским», т. е. «готландским». Не исключено, что при этом расширилась территория подворья: к нему был присоединен участок, примыкающий с востока – дальше от берега Волхова и ближе к Дворищу. Это объяснило бы, почему при раскопках Готского двора были обнаружены материалы только XII в. и последующих, но не более раннего времени, и не были найдены следы церкви св. Олава: постройки «варяжского подворья», видимо, остались недоступными для исследования под фундаментами современных построек на берегу Волхова.