< sacrificed> and fragmented as a sacrifice to God and Father. And now we do not perish by partaking of sacrificial blood but we are saved by receiving the Lord’s sacred blood”[1447]. In the first half of the thirteenth century bishop Simeon, one of the authors of the «Patericon» of the Kiev Cave monastery, called them the first «citizens of the Russian world crowned by Christ»[1448].
The narration of the martyr Varangians in the «Primary Chronicle» stresses not only the main road the Christianity advanced to Rus’, i. e. from Byzantium, but it also suggests the existence of a Christian commune in Kiev before the official Christianization in which Varangians played an important role.
Conclusions
The scarcity of information in Old Russian literature about the advance of Christianity to Rus’ seems to be mainly due to the sources the annalists had at their disposal. These were first and foremost heroic tales orally transmitted from the times of the historical event till the late eleventh century. Being pagans and interested in the heroic appeal of what they related, the storytellers paid no attention to matters of faith and the missionary activities could hardly supply themes for their stories.
Still the comparison of the scattered mentions in sources of different origin and from different regions of medieval world maintaining relations with Ancient Rus’ allows some conclusions.
First, the sources make it obvious that the main centre from which Christianity spread in Eastern Europe was Byzantium.
Second, Scandinavians, trading, serving to Russian princes, and settling in Rus’, were most active in transferring Christian ideas from Byzantium to Rus’. Their activities in Eastern Europe defined the main phases of the penetration of Christianity. The first wave of Vikings that reached Byzantium by the beginning of the ninth century became ready for adopting Christian faith by the 860ies when a Christian mission was sent to Rus’ from Constantinople.
The subsequent new wave of Norsemen that reached Kiev in 882 put an end to the initial process of Christianization. It is only some sixty years later that the next rise of Christian commune starts to be reflected in the Old Russian sources. It is worth noting that the earliest record of this process was preserved in a document and not in the narrative part of the «Primary Chronicle».
For the next forty years before the official Christianization took place, Christianity made a slow progress among the warrior elite of the state still consisting mainly of Scandinavians. There can be no doubt, however, that by that time a large proportion of warriors were Slavs who shared the fates of their Northern comrades-in-arms. Nevertheless the rulers of the state but for princess Ol’ga and probably Jaropolk refrained from adopting the new faith. More than that, under the first years of the reign of Vladimir a revival of paganism took place. The annalist relates about new sanctuaries to Perun constructed in Kiev and Novgorod and human sacrifices to Perun. One of the victims of this practice were two Varangians in 983 who became the first Russian martyrs. It was the baptism of prince Vladimir that opened a wide way to Christianity for Slavic population.
(Впервые опубликовано: Fran Bysans till Norden. Ostliga kyrkoinfluenser under vikingatid och tidig medeltid / H. Janson. Malmo, 2005. P. 97–138)
Часть IVДРевняя Русm на международных путях
Балтийская система коммуникаций в I тысячелетии н. э
Е. А. Мельникова
Западная Балтика – Ютландский полуостров и Датские острова – играла структурообразующую роль в экономической и политической жизни Скандинавских стран и всего балтийского региона второй половины первого тысячелетия до и. э. – первого тысячелетия и. э. Поэтому в ментальной картине мира древних скандинавов обнаруживается отчетливый «даноцентризм», восходящий, возможно, к значительно более раннему времени.
Древнескандинавская пространственная организация ойкумены, отраженная в письменных памятниках XI–XIII вв. (рунических надписях, скальдических стихах, сагах), основывалась на системе ориентации с четырехчастным членением пространства по странам света: восток, север, запад, юг[1449], и в этом отношении не отличалась от ориентационной системы других народов Евразии[1450]. Что делало ее самобытной и в корне отличной от картины мира европейских народов, восходящей к античности, – это границы и расположение частей света, отнесение к той или иной из них конкретных территорий и «путевой» принцип наполнения каждой из частей. В том виде, в котором эта система дошла до нас, ее органическая целостность языческого времени была уже несколько нарушена христианством: восточная четверть превратилась в половину ойкумены, что было характерно для средневековой географии в целом. Оставшаяся половина ойкумены делилась на северную, западную и южную трети, отнюдь не равные по размерам и соответствовавшие европейской (север и запад) и африканской (юг) третям христианской ойкумены[1451]. Можно полагать, что этому «контами-нированному» членению, отразившемуся в исландской «ученой» литературе и в примыкающих к ней произведениях, предшествовало менее сложное и более последовательное деление ойкумены на четыре четверти в соответствии со странами света, которое отразилось в памятниках, не связанных с «ученой» литературой (в рунических надписях, скальдических стихах, сагах).
Как показала Т. Н. Джаксон, в понятие восточной части включались все земли, лежащие к востоку от Норвегии и Дании (Швеция, Финляндия, Восточная Прибантика, земли по южному берегу Балтийского моря), но также и вся Восточная Европа и та часть Южной Европы, которая достигалась через Восточную (Византия)[1452]. В северную часть входила Норвегия, к южной относились Дания, Германия и земли далее на юг (Италия). Западная часть охватывала побережье Северного моря, Англию, Францию, Испанию и даже Северную Африку[1453]. Подобного деления европейская средневековая география не знала. Набор стран и их отнесение к определенной части отражали круг знаний скандинавов, приобретенных в VI–X вв. в результате их плаваний на запад и восток Европы вплоть до Средиземного моря, и сложившуюся на этой основе пространственную модель ойкумены.
Принципиально важное значение в формировании знаний, полученных именно в ходе путешествий, отражается, с одной стороны, в продлении каждой из частей до самой дальней точки, достигаемой при путешествии, начатом в этом направлении, – вне зависимости от реального местоположения территории. Так, Византия, а затем Святая Земля оказывается крайней «восточной» страной, несмотря на ее расположение на юге Европы и к югу от Скандинавии. По тому же принципу Испания отнесена к «западной», а не «южной» части. С другой стороны, каждая из частей рассматривается не просто как некая территория с расположенными на ней странами, но как путь в соответствующем направлении. Поэтому обобщающие наименования земель, лежащих в каждой из частей, образовывались названиями соответствующих сторон света и словом «путь» (vegr): austrvegr («восточный путь»), norðrvegr («северный путь»), vestrvegr («западный путь») и suðrvegr («южный путь»)[1454]. Лишь обозначения конкретных земель или государств включали термин land «земля» или ríki «государство» (очень редко эти термины могли сочетаться с наименованиями сторон света: Austrlönd, Austrríki).
Таким образом, древнескандинавская ойкумена моделировалась как расходящиеся в четыре стороны света пути: два меридиональных – северный и южный и два широтных – западный и восточный. Вдоль этих путей – за пределами Скандинавии – располагались страны, населенные известными скандинавам народами.
Распределение же самих Скандинавских стран по частям мира заслуживает отдельного внимания. Норвегия входила, скорее даже образовывала «северную» часть, что отразилось в ее наименовании Nóregr < Norðr-vegr. Сюда же, видимо, относилась и Исландия. Швеция обычно определялась по отношению к Норвегии, как лежащая «на востоке», но когда изображалась цельная картина мира – как, например, в исландских описаниях Земли, граница восточного региона проходила по Балтийскому морю: к нему относились Финляндия, Русь,
Восточная Прибалтика. Швеция описывалась вместе с другими Скандинавскими странами под общей рубрикой «Европа»[1455]. «Юг», судя по материалам саг, приводимым Т. Н. Джаксон[1456], начинался на Ютландском полуострове, «восток» – на славянском Поморье, «север» – в Норвегии, «запад» – в Фризии и Англии. Очевидно, Западно-Балтийский регион являлся своего рода ориентационным центром, из которого исходили пути.
Столь важное значение Западно-Балтийского региона для древнескандинавской ментальной картины мира было обусловлено, в первую очередь, его географическим положением: Ютландия и Датские острова являлись главным связующим звеном между континентальной Европой и Скандинавским полуостровом. Еще в послеледниковый период через них шли последовательные волны миграции человеческих коллективов, заселявших Скандинавию.
Не менее важным было его расположение и для экономики Скандинавских стран, начиная с неолита. Через Ютландский полуостров и Датские острова в Скандинавию приходили новые экономические и технологические импульсы из Центральной и Южной Европы: новые способы обработки камня, земледелие, производство бронзы и др. Тем же путем в эпоху бронзы в Скандинавию ввозилось сырье (бронзовые изделия и, возможно, слитки)