Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды — страница 97 из 106

[1503]), начал использоваться уже в VII в., и в первой половине VIII в. движение по нему стало настолько интенсивным и регулярным, что потребовало хорошо оборудованной и постоянной гавани.

Освоение даже одного начального отрезка Балтийско-Волжского пути имело колоссальное значение для экономики Балтийского региона и всей сложившейся торговой системы. Север Восточной Европы, богатый пушниной, превратился в главного поставщика ценных мехов для всей Северной и Западной Европы. Продолжение же пути дальше на восток вплоть до Волжской Булгарин дало балтийской торговле еще один ценнейший предмет импорта – восточное монетное серебро, а также восточную поливную керамику, бусы из полудрагоценных камней (сердолика, халцедона) и другие предметы роскоши. Первые случайные находки восточных предметов – например, статуэтка Будды, изготовленная в северной Индии в VI–VII вв., фрагменты металлической посуды – происходят уже из Хельгё; более широко представлены восточные изделия в Бирке. Но особенно обильно поступали они – в первую очередь монетное серебро – на о. Готланд. Здесь, а также в Средней Швеции найдено более 100 000 восточных монет. При этом приток арабского серебра значительно ослабевал при продвижении на запад: на Борнхольме найдено только 3000 монет, в Сконе, Халланде и Блекните – немногим более 1000, и менее 1000 – на Датских островах и в Ютландии[1504]. То же распределение характерно и для других восточных, а в эпоху викингов – и византийских – импортов: они доминируют на востоке Балтийского региона и представлены в ограниченном количестве на западе. Обратная картина наблюдается с «западными» импортами: фризские и англо-саксонские монеты и вещи оседают в Западной Балтике и лишь немногие из них достигают в эпоху викингов Восточной Европы. Так, крайне редки находки здесь англо-саксонских монет и монет собственно скандинавской чеканки (например, известны лишь несколько полубрактеатов Хедебю в кладе, найденном у дер. Кислая[1505]).

Монетные, а также вещевые находки свидетельствуют, что после начала функционирования Балтийско-Волжского пути балтийская система коммуникаций, сохраняя общность и проницаемость, тем не менее, разделяется на две достаточно четко выраженные области: Восточная Балтика, включая о. Готланд, которая тяготеет к востоку и становится новым узловым регионом, ориентированным на транзит между странами Восточной Европы, Арабского халифата, Кавказа и Западной Европой; и Западная Балтика, которая сохраняет сложившиеся к середине первого тысячелетия направления торговли – североморское и центральноевропейское.


(Впервые опубликовано: ДГ. 2009 год. М., 2010. С. 43–57)

Скандинавы на Балтийско-Волжском пути в IX–X веках

Е. А. Мельникова


В отечественной и зарубежной историографии давно признана важная роль, которую играл Волжский путь в истории Европы после того, как арабские завоевания прервали существовавшие еще с античности маршруты из Средиземного моря на Восток. Особенно велико его значение было, как считается, в экономическом развитии Древней Руси и скандинавских стран, поскольку с Востока сюда поступало в больших количествах арабское серебро, широко использовавшееся и в зарождавшемся денежном обращении, и в ювелирном производстве. Эти, по преимуществу экономические, аспекты функционирования Балтийско-Волжского пути обстоятельно исследованы[1506]. Однако, как представляется, есть и другие, не менее значительные результаты его существования, в первую очередь, в социально-политическом развитии Восточной Европы, которые еще не получили достаточного освещения.

Балтийско-Волжский путь возник не как самостоятельная магистраль, но как продолжение на восток сложившейся к середине I тысячелетия и. э. системы торговых коммуникаций, которая связывала центральноевропейский, североморский и балтийский регионы. Пути из Центральной Европы и с побережья Северного моря сходились в Южной Ютландии и на датских островах, откуда начинался балтийский участок пути, достигший к IV–V вв. юго-восточного побережья Ёталанда (Экеторп на о. Эланд), а к VI–VII вв. – Свеаланда (Хельгё на оз. Меларен). Он проходил вдоль земель, населенных скандинавскими народами, племенная знать которых контролировала торговлю. Купцы, они же воины, осуществлявшие торговые поездки, были также в подавляющем большинстве скандинавами, хотя в торговую деятельность могли вовлекаться и вовлекались представители иных этнических групп, обитавших на южном и восточном берегах Балтийского моря.

Естественную почву для пролонгации этого пути в восточном направлении создавали эпизодические контакты между Восточной Скандинавией и севером Восточной Европы вплоть до Прикамья, зародившиеся еще в эпоху бронзы. Регулярные связи с Восточной Балтикой, особенно с эстами, по крайней мере с V в. подготовили почву для постепенного проникновения скандинавов вглубь Восточной Европы. Древнейшие единичные находки скандинавских предметов в Западном и Южном Приладожье датируются VII в., но они еще не свидетельствуют о сколько-нибудь постоянном присутствии здесь норманнов. Тем не менее даже редкие поездки способствовали знакомству скандинавов с регионом. Движимые естественным стремлением к привлечению новых ресурсов (пушнины) и к достижению новых рынков сбыта для своих товаров скандинавы стали первооткрывателями пути на восток.

Возникновение к середине VIII в. Ладоги справедливо связывается с ростом балтийской торговли; и на начальных этапах своей истории Ладога обнаруживает непосредственные контакты с Южной Ютландией, а через нее и с Фризией[1507]. Однако длительное (около столетия) изолированное существование Ладоги – единственного предгородского центра на северо-западе Восточной Европы вплоть до середины IX в. – говорит о том, что на протяжении всего этого времени Ладога была конечным пунктом этой крупнейшей торговой магистрали, использование которой далее на восток еще не стало регулярным.

Лишь к середине IX в. выход из Приладожья и Поволховья на Волгу, равно как и движение по Волге, были прочно освоены. Об этом свидетельствует появление вдоль пути торгово-ремесленных поселений и военных стоянок, где повсеместно в большем или меньшем количестве представлен скандинавский этнический компонент. Практически все известные ныне поселения IX в. на севере Восточной Европы располагаются на реках и озерах, образовывавших магистраль или ее ответвления. Таковы Ладога, Городище под Новгородом, Крутик у Белоозера, Сарское городище под Ростовом, позднее – древнейшие поселения в Пскове, Холопий городок на Волхове, Петровское и Тимерево на Верхней Волге – самый восточный из известных ныне центров северо-восточноевропейского отрезка Балтийско-Волжского пути. Следующим крупнейшим пунктом был Булгар – столица Волжской Булгарин, непосредственно связанная уже с арабским миром. Здесь в X в. завершался путь большинства скандинавских купцов, ездивших на восток, хотя некоторые из них достигали Каспийского моря и даже Багдада. Так, во второй половине VIII–IX в. крупнейший международный торговый путь связывал Западную Европу и Скандинавию со странами Арабского халифата.

Однако значение протяженных торговых путей далеко выходило за область собственно торговли и не ограничивалось экономической сферой. Сложившаяся крупная магистраль, как установлено современными исследователями[1508], являла собой отнюдь не просто дорогу (сухопутную или водную), по которой проходили караваны купцов. Вдоль нее вырастали поселения, обслуживавшие путешественников: пункты, контролировавшие опасные участки пути; места для торговли с местным населением (ярмарки) и т. п. Путь обрастал сложной инфраструктурой: системой связанных с ним комплексов, число и функциональное разнообразие которых постепенно росло. Одновременно происходило и расширение территории, в той или иной степени взаимодействующей с торговым путем, откуда поставлялось продовольствие, а при возможности и товары, реализуемые в торговле. Путь концентрировал и стягивал окружающие территории, вовлекал округу в сферу своего функционирования, т. е. играл консолидирующую роль. Путь дальней торговли, таким образом, представлял собой более или менее широкую зону.

В этой зоне протекание большинства экономических и социальных процессов определялось требованиями дальней торговли или стимулировалось ею. Участие в ней и тем более возможность установить контроль над отдельными участками пути привлекали верхушку местного общества возможностями быстрого обогащения. С одной стороны, это вело к ускорению имущественной и социальной дифференциации как общества в целом, так и нобилитета, приводя к иерархизации знати. С другой – вызывало перемещение знати к ключевым пунктам пути и ее сосредоточение в уже возникших или вновь основываемых поселениях, которые тем самым приобретали положение не только торговых и ремесленных, но и административных центров. В зонах торговых путей создавались благодаря этому предпосылки для более интенсивного социально-политического развития, нежели в сопредельных, подчас населенных тем же этносом землях, не имевших связи с торговой магистралью.

Чрезвычайно разветвленная речная сеть севера Восточной Европы, допускавшая множество маршрутов на отдельных участках пути, способствовала формированию вокруг него широкой зоны, захватывавшей земли вдоль Меты и Ловати, Свири и Паши, Молоти и Сухоны с выходами непосредственно на Верхнюю Волгу или на Белое озеро. Так же разнообразны были и пути к западу от Ильменя и Поволховья по Шелони, Великой, Чудскому озеру и др. Именно на этой территории повсеместно, хотя и в разной концентрации, представлены скандинавские древности.

Важной особенностью Балтийско-Волжского пути было и то, что его зона включала территории ряда племен различной этнической принадлежности: финских (чуди, мери, веси) и славянских (кривичей, словен). Древнейшие торгово-ремесленные поселения вдоль этого пути располагались по одному на земле каждого из племен: Старая Ладога – в земле чуди, Псков – кривичей, Городище– словен, Крутик– веси, Сарское городище– мери. Они несут неоспоримые следы присутствия местного, финского или славянского, а также скандинавского населения. Отмечая соотнесенность поселений с племенными территориями, исследователи в то же время не склонны считать их племенными центрами: на них отсутствуют признаки, характерные для последних (в частности, культовые комплексы, связанные с сакральными функциями племенных центров). Очевидно, не случайна приуроченность каждого из ранних торгово-ремесленных центров Балтийско-Волжского пути к одной из племенных территорий. Они возникают как стоянки для купцов и как места торговли и обмена, но начинают вскоре притягивать к себе местную знать, потому что именно здесь для нее открывались широкие возможности обогащения. Особенно благоприятным фактором для включения местной знати в систему международного пути были природные условия региона – наличие пушного зверя и ценных продуктов лесных промыслов, меда и воска, которые предоставляли местному нобилитету реальную возможность участвовать в торговле.