(Впервые опубликовано: Шведы и Русский Север: историко-культурные связи. Киров, 1997. С. 132–139)
Ладога и формирование Балтийско-Волжского пути
Е. А. Мельникова
В отечественной и зарубежной историографии давно признана важная роль, которую играл Балтийско-Волжский путь в истории Европы после того, как арабские завоевания прервали существовавшие еще с античности маршруты из Средиземного моря на Восток. Особенно велико его значение было в экономическом и в социально-политическом развитии Древней Руси и Скандинавских стран, поскольку с Востока по нему поступало в больших количествах арабское серебро, широко использовавшееся и в ювелирном производстве, и в накоплении богатств, и в зарождающемся денежном обращении[1518]. Балтийско-Волжский путь возник не как самостоятельная магистраль, но как продолжение на восток сложившейся к середине I тысячелетия и. э. системы торговых коммуникаций, которая связывала центрально-европейский, североморский и балтийский регионы.
Уже с середины I тысячелетия до н. э. Ютландия и датские острова вовлекаются в постепенно нарастающий по объему обмен с Центральной Европой, который длительное время носит престижный характер: в обмен на янтарь местная знать получает предметы роскоши – изделия из бронзы и золота, стекло и т. и. Усиление обмена и сложение более или менее устойчивых путей, по которым он осуществлялся, вели к концентрации знати в узловых пунктах важнейших линий коммуникаций: в областях Гудме на о. Фюн, Стевнс на о. Зеландия, на юго-западном побережье Ютландии, и к образованию в них уже в IV–VI вв. и. э. торгово-ремесленных поселений: Луннеборг в Гудме, Данкирке в Юго-Западной Ютландии[1519].
Во всех случаях первоначально возникало не изолированное, не связанное с округой поселение с особыми функциями (торговой, ремесленной), служившее резиденцией знати, а небольшая область, в которой характер деятельности населения отличается от окружающих территорий, отмечается скопление знати (археологически выражающееся в наличии здесь элитных некрополей, кладов и т. п.) и в которой вырастает ряд взаимосвязанных поселений – одно из них впоследствии занимает в области ведущее место и становится протогородом (иногда ведущее положение переходит от одного поселения к другому). Находки в этих областях свидетельствуют, что в конце первой половины – середине I тысячелетия и. э. здесь сосредоточивалась балтийская и североморская торговля с Центральной и Западной Европой. Они являются конечными пунктами крупных торговых путей и важнейшими местами перераспределения ценностей.
Именно с исключительно интенсивной торговой деятельностью исследователи ныне связывают быстрое становление древнедатского государства: уже к середине I тысячелетия н. э. на территории будущей Дании возникает ряд мелких предгосударственных объединений[1520].
В VI веке на восточном побережье Швеции образуется второй центр балтийской торговли, являвшийся новым завершением центрально– и западноевропейских магистралей, ранее оканчивавшихся на датских островах. Сложение этого отрезка пути знаменуется появлением поселений на о. Эланд в V–VII вв. (Экеторп, Исманторп, Гроборг), затем становлением и расцветом торгово-ремесленных центров на оз. Меларен, Хельгё и позднее Бирки[1521]. Одновременно здесь начинаются и более активные процессы социально-политического развития.
Уже в вендельскую эпоху (VI–VIII вв.) в Свеаланде отмечается глубокая стратификация общества: выделение не только наследственного нобилитета, но и военного («дружинного») слоя, а также формирование территориально-политических образований[1522]. Узловой регион в сети дальней торговли, Свеаланд, где практически отсутствуют следы средиземноморских влияний[1523], переживает резкое ускорение в своем социально-политическом развитии, приводящее к возникновению предгосударственных образований[1524].
Важно отметить при этом, что возможности производящего хозяйства в Свеаланде более высокие, нежели в других областях Швеции (Сконе в это время входит в сферу датского влияния), были, тем не менее, недостаточно велики, чтобы обеспечить интенсивное развитие региона[1525].
Сельскохозяйственное производство предоставляло средства лишь для поддержания жизни местного населения. Однако природные ресурсы – большие запасы и высокое качество железной руды на севере Упланда, добываемой открытым способом, давали Свеаланду возможность участвовать в международной торговле, позволили местной знати включиться в систему балтийского и европейского обмена и торговли и, более того, притянуть к региону сеть коммуникаций. «Железный путь» Свеаланда, ставшего основным поставщиком этого важнейшего сырья для балтийского региона, связывал север Свеаланда с оз. Меларен и служил основой для внутренней системы коммуникаций, консолидируя округу[1526].
Не теряет при этом своего значения и Западно-Балтийский регион. В VII–VIII вв. благодаря усилению Фризии и росту фризской торговли[1527] (на побережье Северного моря возникает ряд эмпориев: Гамбург в устье Эльбы, Дорестад в устье Рейна, Квентовик в устье Соммы и др.) Западная Балтика оказалась на скрещении не только меридиональных, но и широтных торговых путей – между Северным и Балтийским морями. Они соединялись двумя путями: на юге Ютландского полуострова, где узкий перешеек пересекают, почти смыкаясь, реки Айдер и Трене с запада и залив Шлее (Шлой) с востока, и на севере через Лимфьорд. И тот, и другой пути маркируются новыми крупными торгово-ремесленными центрами: Хедебю – на берегу Шлее[1528] и Линдхольм Хёйе – на берегу Лимфьорда[1529]. Плаванья вдоль западного побережья Ютландии к Лимфьорду вызвали к жизни появление нового центра неподалеку от Данкирке – Рибе[1530]. Все эти поселения отличаются интенсивными связями с Североморским регионом (многочисленны находки фризских скеаттов, керамических и стеклянных фризских и рейнских изделий, английских импортов и др.), с одной стороны, и очевидными следами экспорта продуктов местного производства (железа, жировика, скота, кож), с другой.
Одновременно с интенсификацией торговли и нарастанием в ней удельного веса местного производства шло расширение и продление путей на востоке региона. В VII–VIII вв. активно осваиваются пути вдоль южного и юго-восточного побережья Балтики. Именно этот маршрут получает название «Восточного пути» (Austrvegr) в скандинавских источниках[1531]. На землях поморских славян, балтов и прибалтийско-финских племен в VIII–IX вв. возникают такие центры, как Ральсвик на о. Рюген, Менцлин на нижнем Пене, Волин в устье Одера, Трусо в устье Вислы[1532], ряд поселений в землях пруссов (Кауп на границе с территорией обитания куршей)[1533], куршей (Апуоле)[1534], ливов (Гробиня)[1535], латгалов (Даугмале в низовьях Западной Двины)[1536], эстов. К концу X в. южное и восточное побережье Балтики усеяно крупными и мелкими поселениями, обслуживающими торговый путь и принимающими участие в торговле.
Разрастается и разветвляется коммуникационная система и в северо-восточной части Балтийского моря. Новые торгово-ремесленные поселения основываются на о. Готланд: Вестергарн (Västergarn), затем Павикен (Paviken)[1537] и, наконец, Висбю[1538] на западном побережье острова и Эстергарн (Östergarn)[1539] – на восточном. Интенсифицируется движение вдоль северного и западного побережья Балтики: здесь возникают новые центры – иногда вместо старых (так, Бирка со временем вытесняет Хельгё), иногда – в дополнение к ним (например, Лёддечёпинг в Сконе)[1540].
Но главным явлением этого времени был следующий этап пролонгации балтийской коммуникационной системы на восток: сначала вПоволховье, далее по Волжскому пути вплоть до Булгарин, Хазарин и стран Халифата, а затем по Днепровскому пути вплоть до Византии. Северо-Запад Восточной Европы, примыкавший к Восточной Балтике, стал третьим регионом, вовлеченным в систему балтийских торговых коммуникаций. Естественную почву для пролонгации Балтийского пути в восточном направлении создавали эпизодические контакты между Восточной Скандинавией и севером Восточной Европы вплоть до Прикамья, зародившиеся еще в эпоху бронзы. Регулярные связи с Восточной Балтикой, особенно с эстами, по крайней мере с V в., подготовили почву для проникновения скандинавов вглубь Восточной Европы. Древнейшие единичные находки скандинавских предметов в Западном и Южном Приладожье датируются VII в., но еще не свидетельствуют о сколько-нибудь постоянном присутствии здесь норманнов. Тем не менее, даже редкие поездки способствовали знакомству скандинавов с регионом. Движимые естественным стремлением к привлечению новых ресурсов (пушнины) и к достижению новых рынков сбыта для своих товаров скандинавы стали первооткрывателями пути на восток.