небос: не откушу!».
Вот в чем отличие исходных смыслов в наших словесных образах. Авось выражает точное знание: легко не будет; небось — осторожное предположение: мало не покажется; но следом за ними идет уже вполне определенное да как-нибудь! — обойдется.
Зри: легко не будет — виждь: мало не покажется, но — смотри: обойдется.
Будет плохо — да ты не бойся — все обойдется. Только в совокупности формул понятен русский характер. Вырвешь что-то — и уже вранье. Таковы ответы русского безрассудства на мещански осторожные призывы не лезь!., не высовывайся!., не суйся!..
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. УТВЕРЖДЕНИЕ КАЧЕСТВ
Мы познаем только признаки.
Александр Потебня
В древнерусском языке структурируется, оформляясь в самостоятельную категорию, совершенно новый класс имен — имя прилагательное. Неопределенность признака — возможного, предполагаемого или желаемого — сгущается в непреложность качества, выделенного сознанием как основного и неотменно определяющего именно этот, данный предмет — или явление, или лицо, или действие, — все, что таким качеством обладает как существенным своим свойством.
«Добри гостье придоша», — язвительно говорит Ольга при появлении своих «кровников», которым уже приготовила месть за смерть своего мужа (Лавр. лет., 15, 945 г.). Это неустойчивый признак «недобрых гостей», который и понимается сторонами в прямо противоположном смысле. Положение определения при основном слове в высказывании неустойчиво. Можно сказать «гостье добри», можно говорить «мужь добръ», но можно иначе: «добръ мужь». При неопределенности значения самого определения возникает ускользающая от внимания точная связь признака с данным лицом. Такой признак равен любому имени собственному: к чему прилепили — то и определяет. Иваном может быть всякий — но этот Иван мне нужен. Добрым может быть всякий — но добр ли он?
Определенность возникает при соединении определения с указательным местоимением, которое выполняет роль определенного артикля. Добри-и людие, добри-и мужи... — это уже точно установленное качество данных лиц, которое превращает все сочетание в своего рода понятие, конкретное и... понятное. «Добрые люди» средневековых источников — это термин, выражающий устойчивое качество состоятельных горожан.
Полное (местоименное) прилагательное становится именем прилагательным, оно выделяет постоянный или типичный признак, то есть фиксирует качество. Фольклорные тексты сохранили древнейшие обобщения такого рода: белый свет, горе горькое, красная девица, добрый молодец и мн. др. Признак этически нейтрален и может быть развернут в любую сторону: добри гостье можно понимать по-разному. Качество, выделенное сознанием и представленное в виде прилагательного, обладает этическим свойством оценки. С помощью постепенно накапливавшихся рядов прилагательных формировалась ценностная модель восприятия мира.
Быстрота и стремительность ассоциировались с быстрой реченькой, скорой ящеркой, борзым комонем (конем). Растеклись по лику земли сотни славянских Быстриц, а понятие о «быстрине» реки сохранилось до сих пор. Точно так же борзые по-прежнему гоняют зайцев на охоте, а борзый конь известен нам из детских сказок. Быстрый — ‘ясный, проницательный, бодрый’, в древнейших индоевропейских языках этот глагольный корень значил ‘бросаться вперед; бурно рваться’. Быстрота связана с подвижностью и может быть только у живого. Вот почему народная песня так любит «быстру реченьку» — она несет к милому, живому-не убитому. «Быстрина у реки» — очень древнее значение, в древнерусском встречается часто, даже в поэтических текстах: «Слезам же текущимъ отъ очию его, речьнымъ быстринамъ подобящеся» (Батый, 113); «и абие (тотчас) взя его быстрина и пловяаше посредѣ» (Жит. Вас. Нов., 399). Этимологи предполагают такое развитие смысла: ‘бодрый, энергичный’ → ‘живой’ → ‘скорый’ → ‘ясный, прозрачный, проницательный’.
Борзый под стать «быстрому» и значит то же самое, но с неизбежно самостоятельным оттенком; в литовском burzdùs значит ‘подвижный, живой’, а сербское слово бр̀здица — ‘горный поток’.
Движение и есть жизнь, но жизнь как ее понимали в древности: как перемещение в пространстве.
Скоро ‘почти, как только’ передает значение стремительного изменения; на это указывают и древнейшие этимологические связи с родственными языками: ‘быстро прыгать, спешить’ и т. д. Корень тот же, что и в слове ящерица; два близких по звучанию корня со временем изменили свое произношение, однако воспоминание о стремительности ящерки сохранилось; ее перемещение почти невозможно уследить глазом.
Все три слова в древнерусских текстах распределены следующим образом.
Быстро употреблялось только в значении ‘быстро’. Быстрой может быть речка — с быстрой и потому чистой водой. Стремительный поток может быть быстрее птицы (Жит. Вас. Нов., 399). В своих странствиях игумен Даниил видит: «Течеть же Иорданъ быстро и чистъ водою» (Игум. Даниил, 45). В «Слове о полку Игореве» слово встречается один раз: «брезѣ быстрой Каялы (реки)»; никакого скорого в этом памятнике нет.
Быстрым может быть ум. «Быстрии умомъ уже уразумѣша», — говорит проповедник XII в. Сочетание слов явно заимствовано из переводов с греческого; в старославянских памятниках быстрость — это ‘сметливость, остроумие’, а быстрота — ‘бодрость’. Живой и бодрый всегда быстр. Все видовые признаки общего рода складываются в качество.
В переводных «Хрониках» часто используют слова от этого корня, утверждая, например, что быстрь — это порыв, натиск. В целом же древнерусские книжники не очень уважают корень быстр-, для них он все еще связан конкретно с обозначением речных стремнин. Понимают они и метафорическое сравнение ума с рекою, быстрою, а следовательно, и чистою — надо понимать, в помыслах. Зато другое слово, которого в старославянских памятниках как раз и нет, у наших предков в чести: бързъ. Борзый — быстрый, бодрый, изнутри сила так и прет. Борзые кони, молнии, корабли (в текстах о Борисе и Глебе уподоблены борзым коням). В «Слове о полку Игореве» шесть раз употребляется слово комонь и всегда как выразительный образ боевого коня («престижного коня» (Топоров, 1980, с. 192-198)), четыре раза с эпитетом борзый. Слово комонь архаичное, обозначало ржущего коня, который рвется в бой. Признак «борзого» в этом сочетании становится типичным, превращаясь в устойчивое качество боевого коня (борзый конь). Оттенок смысла, связанный с обозначением некоторой неконтролируемой торопливости, присутствует в употреблениях этого слова. «Твори достойное правило с любовью, тихо не бързяся» (Поуч., 108), а в переводе «Пчелы» тяжелобольному не советуют особенно надеяться на быстрое излечение (ου φαυλόν είσιν ‘не просто, не легко’) — «чаяти есть борзо излѣченья» (Пчела, 8).
Что же касается скорого, это слово преобладает в древнерусских текстах, оно значит ‘быстрый, внезапный, не медлящий’, а скоро — ‘вскоре, тотчас, немедля; легко, крепко’. Скорая смерть, скорые молнии, скорое утешение, скорый врач, скорый на помощь...
Скоро всё чаще употребляется во временном значении (‘тотчас, сразу’), тогда как быстро по-прежнему сохраняет пространственное значение. В житиях и в воинских повестях скоро всегда значит ‘быстро’: «Скоро въстани и поиде» (Жит. Авр. Смол., 3); «хощеши соблюсти землю свою, то скоро прииди ко мне» (Жит. Ал. Невск., 7). Впрочем, наречие скоро многозначно. В «Печерском патерике» «больной же скоро въставъ» — быстро и тотчас, да еще с дополнительными оттенками смысла, нечто вроде ‘легко’, ‘кротко’ — как угодно. Быстро же — только ‘быстро’.
Очень важное различие; оно обеспечило сохранность обоих слов.
В оригинальных древнерусских текстах, например в «Сказании о Мамаевом побоище», основными словами по традиции являются скоро, скорый: «послав скорые гонцы», «велел скоро готовится», «повелѣ скоро быти», «скоро възвратися» и пр., и трижды слово борзъ, всегда в какой-то связи с боевым конем. Художественный текст символичен, он нуждается только в словах, способных выразить определенный подтекст описания. Поэтому ничего «быстрого» в «Сказании» нет, а во всех воинских повестях воины «в борзѣ едуть на конихъ» — на чем же еще? Борзо, как слово местное, постепенно охватывает все случаи употребления, всегда выражая высшую степень быстроты и скорости; время и пространство через акт движения здесь совмещены в общем представлении.
Есть между этими двумя словами еще одно различие. Со временем наречие скоро получило значение будущего времени («скоро будет»), а быстро — настоящего («быстро есть»). Наречие борзо в такое противопоставление не вошло, выражая общее качество, данное вне времени. Это указывает на книжное происхождение данного распределения во времени — сейчас и потом, ведь наречие борзо — народное слово, и в фольклорных текстах оно всегда соотносится с прошлыми действиями. Само же противопоставление «во временах» очень важно, оно отражает разнообразные поиски средств выражения времени и пространства в их разъединенности, желание обозначить время и пространство в отвлечении от движения времени и от размещения в пространстве. Пользовались любой возможностью сделать это, но избранный путь вел в тупик.
Слово скорый многозначно. В древнейших переводах оно могло передавать значение ‘тщательный, точный’: «скоропытьны судья» — тщательный в своей работе; «пища скоросучащаяся» — удобоваримая (εύπεπτον) и т. д. В других переводных текстах синонимами к слову скоро выступают напрасно, просто, тепло и тъщьно