глаголъ им не требовалось.
Возникшие сомнения можно разрешить, использовав богатый материал, который предоставляют нам тексты Кирилла Туровского, автора второй половины XII в. Рассмотрим этот материал подробнее, он поможет выявить основные различия между словом, смыслом и речью (ниже — цитаты из: Кирилл Тур.).
Кирилл очень часто использует слова разумъ, глаголъ, слово и связанные с ними глаголы. Наблюдается очень строгое разграничение в их употреблении. Начать с того, что у него два разных «слова».
Слово выступает как омоним к лексеме Слово, и различие между ними в том, что слово 1 — это Логос, а слово 2 — речь. Каждый из омонимов представлен в четырех значениях, связанных друг с другом метонимическими переносами, а кроме того, они возможны в устойчивых сочетаниях.
Слово как Логос предстает в значениях 1) ‘слово как Бог’ → 2) ‘слово-заповедь’ → 3) ‘повеление-приказ’ → 4) ‘совет-обет’.
1. «Пакы же о въчеловѣчении Бога Слова ангели послушьствоваша, к пастырем глаголюще: Слава в вышних Богу!» (Кир. Тур., с. 346, 1) — всего 4 раза.
2. «Праведьн еси, Господи, и слово Твое Истина» (с. 413, 21) — всего 10 раз и 18 раз в сочетаниях «слово Божие», «господне слово», «евангельское слово», «пророчьское слово».
3. «Но врата адова скрушишася словом Его» (с. 412, 20) — всего 15 раз, в том числе и в сочетаниях типа «нъ слово Его дѣломъ бысть».
4. «Не мните, акы Евзѣ прельститися вам: она бо от змия совѣт прия, вы же от ангел слово слышите» (с. 413, 34) — всего 3 раза, в том числе и в сочетании «обѣтное слово».
Слово как ‘речь’ предстает в значениях: 1) ‘дар речи’ → 2) ‘речь’ (выражение мысли посредством слова) → 3) ‘жанр’ (форма выражения мысли посредством речи) → 4) ‘лексема’ (как единица формы выражения мысли посредством речи).
1. «Аще бо и мутен имею ум и язык груб, но ваших надѣяйся молитвах, прошю дара слову, аще и недостоинъ есмь о сих глаголати, но пользы ради послущающих пишем» (с. 342, 45)и др.
2. «Но да не предложениемь словес умножю писанье и зѣло продолжю бесѣду» (с. 345, 33) — очень часто; тут же сочетания типа «богохулная словеса», «поряднии словеса», «худая словеса», в том числе и выражение «о Христѣ бо начинаю слово» и т. д.
3. «Да нѣсть се мое слово, но бесѣда: нѣсмь бо учитель, якоже они церковнии и священнии мужи» (с. 347, 44) — очень часто.
4. «Мы же груби суще разумомь и нищи словом» (с. 348, 30); также сочетания типа «тварь вься словом токъмо разумѣваеть», «се новоосвященных мних (новопосвященных монахов) аще не словеса, а мысли (с. 353, 39) и еще трижды.
Видно, что слово 2 связано с обозначением книжной речи, собственно — текста, а потому и является как бы земным воплощением божественного слова 1. Слово 1 абсолютно по смыслу и не требует толкования, его надлежит воспринять и исполнить. Слово 2, напротив, требует истолкования; это не то слово, которое услышано слухом, но слово, написанное грешной рукой:
«В житиискых тружающеися вещех человѣци прилѣжно требують книжнаго поучения... Паче нам подобаеть учитися в них и всѣм сердцемь взискати их, свидѣния словес Божиих, о спасени[и] душь наших писаных; но тружается мой мутны ум, худ разум имѣя, не могый порядних словес по чину глаголати, но яко слѣп стрѣлець смѣху бываеть, немоги намѣренаго улучити. Но не буди нам особь подвигнути ненаказан язык, но от божественых вземлюще писаний, со многою боязнью еуаггельскых касаемся бесѣдовати словес, приводнѣ господню притчю сказающе» (Кирилл Тур., с. 341, 5-10).
Это типичный для Кирилла текст, он всегда отличается по структуре: ключевые слова группируются в определенный «порядний чин» и окружены однозначными им или поясняющими их словами. Здесь подчеркнуты и те и другие. Учити и наказати близкозначны, как и другие, приведенные здесь формы, например, порядних и по чину. Соотношение между соседними фрагментами обеспечивается использованием вспомогательных слов; ср. «в житийскых тружающеися вещех» и «тружается мой мутны ум» и т. д. Уничижительное сравнение своего ума с незадачливым лучником, который вызывает смех неумением попасть в цель, подчеркивает низменные притязания писателя сравняться в мудрости с божественными словесами, которые он «слышал». Как это и обычно для текстов Кирилла, одно слово непременно вызовет другое, близкое ему по смыслу или по форме, и все его «слова» (как жанр) формируются последовательностью предъявлений такого рода слов (как «речений»), составленных из слов (как лексем, а точнее, как словесных формул).
Разумъ также частое слово у Кирилла. Разум — энергия ума («мой ум, худ разум имѣя»); из других текстов Кирилла выясняется, что Бог учит человека разуму, приводит в «истинный разумъ» (там же, с. 350, 15, 19; с. 344, 29); ересь — всегда отсутствие разума (безумие), а согрешающие «в разумѣ» — самые страшные грешники. Разумъ здесь, скорее, ‘сознание’. Люди могут быть «быстрии умомъ», «мутни и медлени умом», но не разумом, поскольку разум — функция ума — сознание, направленное на знание смысла.
Три значения слова разумъ представлены многими примерами.
1. ‘Способность мыслить’: «Не будѣте яко конь и мьск (мул), имже нѣсть разума (с. 334, 27); здесь же оттенки значения: ‘суждение’, ‘понимание’ и ‘учение, изучение’ (πραγματεία «разумъ книгь» — с. 346), т. е., соответственно, логические, психологические и функциональные проявления ума.
2. ‘Ум, рассудительность’: «грубом языком ума (вариант: смыслом разума) просты изношю глас» (с. 354 и др.) — важно указание на «глас», тоже звучание «глагола».
3. ‘Смысл, значение’: при истолковании притч объяснение начинается словом: «Разум: вся бо тварь не преступаеть Божия повелѣния...» (с. 341, 44) и мн. др.
Сочетание «смыслом разума» предполагает различие между понятиями, выраженными этими двумя словами. Разум — род в отношении к смыслу, причем «смысл» соответствует «языку» (как показано в другом варианте текста). Повторяя известные слова, Кирилл говорит: «Сладко бо медвеныи сот и добро сахар, обоего же добрѣе книгии разум: сия убо скровища вѣчныя жизни» (с. 340, 17). Только тот, кто обрел много «спасеных словес истиньный с рассуждениемь разум», может рассчитывать на вечное спасение как «обрѣтый божественых книг скровище» (с. 340, 23). «Книжный разум» — смысл текста, знание его, а не значение слова, хотя сила слова — в разуме.
Разум связан со словом, в слове про-является, слово -— форма материализации мысли или рассудка. Среди текстов Кирилла много таких, которые наталкивают на эту мысль: «аще не словеса, то мысли» (с. 353, 39; 357, 12), «мудрыми ти словесы учаше» (с. 89, 22), «не хытростию бо словес възвышаю глас, но горьстью душа» (Молитвы, л. 158 об., 2), «мы же нищи есмы словом и мутни умом» (Кир. Тур., с. 415, 1), «груби суть разумом и нищи словом» (с. 348, 30), [Бог] «словесъ твоих просвѣщаеть и разумъ даеть младенцем» (с. 350, 15; с. 360, 39), без слова «не имуще стройна разума» (с. 342, 7) и т. д. Истинный разум — разум духовный: «Слѣп разумом ли хром невѣрием», — таков смысл притчи о хромце и слепце, но этот вывод повторяется и в других местах (с. 332, 6). «Разум» и духовная вера — одно и то же, лишь совместно они создают «слово», дотоле представленное в двух ипостасях — как слово-логос (духовная сущность) и как слово-речь (разумная сущность).
Всё, что сказано, следует разуметь (no-ять в понятии), «просвѣщая разумнѣи... очи» (Молитвы, л. 197 об., 16). Кирилл, не скупясь, перечисляет всё, что следуету-разум-еть в «сказании» (в истолковании сущности): смысл добра и зла или благодати, слова пророка, Божье Слово, Духа Святого, Христа, Священное Писание, смысл евангельской притчи и вообще всё, изложенное «от бытийскыхъ книгъ». Всё это суть «рѣкы разумьнаго рая, напоивъше мир вьсь» (Кирилл Тур., с. 347, 35), «разумнѣи крилѣ — и възлетим от губящаго ны грѣха» (с. 354, 17), «увѣда разум житьа сего» (с. 349, 10). Разумный — это мыслимый, он может быть постигнут только «словесной силой души». Словесная сила души и есть явленный в слове разум. Интеллектуальные свойства характера средневековые источники, вслед за Иоанном Дамаскином (а следовательно, за Аристотелем) устойчиво именуют «словесными». Любопытно отметить, что всё, достойное уразумения, так или иначе связано с книжными текстами, с содержанием Священного Писания. По-видимому, такое ограничение в истолковании «разума» определяется профессиональной деятельностью Кирилла-книжника, но может быть и расширено. Именно можно предполагать, что «разум» соотносится сразу с несколькими линиями восприятия. Метонимические переносы в значениях слов (как имени, так и глагола розумѣти) — от божественного ума-разума через «книгий разум» к человеку — носителю такого благоприобретенного свойства — показывают, что это весьма возможно.
Как уже сказано, расширение контекстов в творениях Кирилла идет за счет раскрытия ключевых слов путем привлечения близкозначных. Попробуем понять этот принцип построения текста еще на одном примере.
«Всяко око и всяк язык поклониться, исповѣдая, яко Господь Исусъ Христос в словѣ Бога Отца един, но си вся учившеися вѣдять, аз же о слѣпцѣ початую бесѣду противу силѣ по въмѣщению ума въкратцѣ скажю, аще и поимы творящих ми дозрю; вѣдѣ бо, яко не суть от премудрости, но от грубости сия сказания, но обаче на основании пророчеств и апостольстѣ зижем, имуще уголника (основателя) самого Христа» (там же, с. 346, 23).
Характерен подбор лексики, выражающей высшую степень проявления «разумных сил души»: съказати, а не глаголати (истолковать в слове, а не просто говорить), вѣдѣти, а не знати (исповедать сущностное, а не просто знать очевидное), дозьрѣти, а не глядѣти или как-то иначе (взирать в суть смысла) и т. д. Это вовсе не стилистическое предпочтение «высоких слов» (таковыми они стали после XV в.), а определенное предпочтение содержательно важных терминов, помогающих углубить семантическую перспективу смысла и тем самым показывающих, какую непосильную задачу