Казалось бы, странно: средневековое общество, насквозь иерархичное и, следовательно, представленное лицами различных степеней достоинства, еще не имело термина для обозначения такого важного понятия. Но странность эта кажущаяся. В действительности иерархия раннего Средневековья еще не носила столь абсолютного характера. Здесь пока сохранялись остатки родового быта и другие, столь же архаичные отношения между субъектами иерархии, четко различавшие не только «системно» социальные признаки людей, но также их личные или родовые признаки. Средневековая градуальность, которая сменила языческую эквиполентность, потому и укрепилась, что помогала разграничивать признаки разного происхождения, качества и достоинства. Первоначально средневековая иерархия конкретна и весьма многозначна, как и всё в символизирующем мышлении Средних веков. Остаются важными не только отвлеченный от человека признак степени, но и личные качества и способности человека, его происхождение и должность.
В 1667 г. «московский беглец» за рубеж, тогдашний диссидент Григорий Котошихин составил своеобразный «Табель о рангах», который описывает сложившееся к тому времени положение в иерархии «местничества».
Ценность каждого сановника Российского государства определялась трехмерной иерархией, «породою своею или местами или чиномъ» (Котошихин, с. 6). Все три уровня «прописки» лица в общественной среде сходятся в общей точке — на царе (центр системы), тогда как народ при сем не присутствует.
Четырнадцать уровней общей иерархии (вот откуда 14 чинов петровской «Табели о рангах») начинаются с прежних родовых князей, из которых «многие без остатку миновалися» (там же, с. 23), т. е. уже вымерли, и с «касимовских царевичей», что также показательно: татарская родовая знать среди московских служилых людей идет наравне с Рюриковичами, «Гедиминовичами» (выходцами из Литвы) и прочими наследниками «славных родов». Показательно тем, что правили Русью- Россией иноземцы (это к вопросу о свободе в России и о прочих гуманных терминах). Офицерами служат «дворяне городовые да дети боярские» — этими чинами табель завершается. Самый низший чин при царском дворе — жильцы, и «чинъ их таковъ»: вестники, гонцы, охрана и т. д.
Конечно, «есть потом и иные многие добрые и высокие роды, толко еще въ честь не пришли за причиною и за недослужениемъ» (там же), т. е. родовитые по породе, но без места, поскольку не выслужили чина.
Из 42 приказов (министерств и управлений) семь самых важных находятся при царе: в Кремле размещены приказы Тайных дел, Большого дворца, Мастерские полаты, Аптекарский, Серебряных и золотых дел, Оружейный и Монастырский (там же, с. 117) — все те, которые и в Петербурге группировались вокруг дворца, называясь уже иначе. В каждом приказе свои чины и места; например, бояре — окольничие — думные люди — стольники — стряпчие — дворяне — дьяки — жильцы — подьячие — толмачи (переводчики) (там же, с. 47). Так навсегда и осталось в дипкорпусе: переводчик — первый ранг снизу.
Есть особые должности. Например, конюший — глава Конюшенного приказа, нечто вроде маршала: «Если некому быть царем — ему стать!» — как стал царем Борис Годунов. Вот почему, от греха подальше, теперь «сей чинъ боярами не замещается» (там же, с. 82).
В Думе «они садятца по роду своему и по чести, кто кого честняя породою, а не по тому, что кого старѣе (старше) въ чину, хотя кто сегодни пожалованъ [чином] — наутрее по породе своей учнетъ сидѣти выше» (там же, с. 46).
Царь не может дать породы — это уж так повелось, но «нужным людемъ» он «даетъ честь и службу (место и должность) по своему рассмотрению, кто в какой чинъ и честь годенъ» (там же, с. 28). Дворянство тоже не дается, особенно людям «из простых»: «честными людьми техъ выблядковъ не ставятъ» (там же, с. 96).
Общее правило распределения лиц по уровням социального управления таково:
порода — это высочествовласти, в ее основе род — санъ;
мѣстоѣ — это честьзвания, в его основе рядъ;
должность — это старшинство по службе, в ее основе чинъ.
В сущности, «местничество» есть несовместимость звания с должностью в новых (для государства) условиях; происходит столкновение двух, хронологически и идеологически различных, пластов иерархии. Не каждый занимал свое «место» в соответствии с личными способностями и навыками, обычно побеждала традиционная идея сана (породы) или чина (должности). Сановники и чиновники давили, подчиняли себе или устраняли рядовых, рядовников, рядовичей и прочих, приходящих из за-у-ряд-ных родов. Равенство общего ряда и честь служения отчуждены в пользу движения по степеням вверх (это санъ) или в последовательности званий (это чинъ). Отторгнута или сведена к минимуму возможность углубления правящей перспективы за счет наполнения системы новыми рядами служителей. Как и во всякие переходные периоды истории, возникают различные подмены, являются самозванцы, авантюристы, «подменные людишки», которые выдают свои чин или честь за породу. Символизм сознания, господствующий принцип определения сущностей за видимыми явлениями не препятствует таким самозаменам — и в итоге в общественном сознании возникает сама идея «личности» как лица не на своем месте, не в своем ряду, не в своем качестве. Как личины-маски, замещающие собственный лик и облик «естественного чина».
Да и смысловая последовательность этих имен не случайна. Каждое из них как бы переходит в другое, соседнее, перенося на него некоторые остатки собственных co-значений. Всякий санъ определяется своим чином, а чин составляет определенный ряд под-чин-енных, поскольку всякий по-ряд-ок и создает гармонию лада.
В абсолютистском государстве с единым сюзереном положение меняется: теперь строится одна общая лествица социальных отношений с государем во главе; разнонаправленные (от того же государя) степени выстраиваются в общую линию, все прежние круги замыкаются на общем основании. Теперь и степени — это сан или должность, дающая известные права власти.
Древнерусский степень отличается от современной степени и грамматически; это имя мужского рода: «передъ степенемъ», «судищный степень» и т. д. Важное семантическое отличие имен мужского рода от женских одного типа склонения состояло в том, что мужские чаще обозначали конкретные, вещественные и тем самым предметно простые понятия, а женские больше были связаны с представлением общих свойств и качеств. Таким образом, в древнерусском языке форма слова степень соответствует его смыслу: это и отвлеченная степень, и конкретно ступень. Около 1525 г. царский толмач Дмитрий Герасимов, переводя реляцию о путешествии Магеллана, латинское слово gradus перевел русскими степень и ступень (Казакова, 1980, с. 139).
В древнеславянском языке один и тот же корень в разных словах путем чередования получал различные гласные: в древнем по происхождению имени это — степень, в новом — стопа, в глагольной форме ступати с чередованием гласных е — о — у (из носового «юса»): это ступени чередования гласных в последовательности происхождения форм. Очень важное различие: если мы имеем дело с внутренней иерархией языковых средств (связана со смыслом) — говорим о степенях сравнения; если же с внешними свойствами звукового ряда его «перетеканиях» (согласно законам чередования) — говорим о ступенях. «Ступени» менее отвлеченного свойства, они материальны; «степени» максимально абстрагированы. Ступень конкретна, степень отвлеченна, но в древнерусском языке слова ступень еще не было, его заменяла форма степень — мужского рода.
Все три формы легко расположить в ассоциативном ряду, отражающем логику житейского высказывания: «ступи стопой на степень». Таким же простейшим способом метонимического смещения форм, восходящих к общему словесному корню, происходило и сближение данных слов с последовательным образованием новых форм. Многие славянские языки вместо формы степень получили слова ступень или стопень — в зависимости от того, что казалось более важным в совмещении двух форм: объект «ступания» — стопа, или само действие — ступать. В одних западнославянских (а от них и в белорусском) — стопень, в других — ступень.
В русском возникло два варианта с одним и тем же значением. Формы степень и ступень, соревнуясь, последовательно отстраняются друг от друга, становятся приметами разного стиля. Форма ступень появилась в разговорной речи и потому всегда передает конкретное значение ступени — лестницы, подъема, крыльца. Форма степень утрачивает эти конкретные co-значения, слово становится термином высокого стиля. Обычное после XV в. движение русской мысли: всё удвоено и представлено аналитически четко — как конкретность вещи и как отвлеченность идеи.
На вопрос: «Что такое чиновник?» — он отвечал смеючись: «Для вас, неслужащей молодежи, чиновник — всякий тот, кто служит... а для меня, служащего, — тот, кто ниже меня чином».
Алексей Хомяков
В древнерусском языке слово санъ обычно связано с обозначением сакрально жреческого состояния; например, говорят о диаконском, епископском, поповском, чистительском, ангельском и прочих санах. Говорили также собирательно о сане священства, священном сане, о священническом сане.
Чинъ в этом смысле известен также (мог быть мнишеский, церковный, священный, иноческий), но чаще это все же воинский чин (обычно в форме множественного числа, что подчеркивает низменность, конкретность значения в данном употреблении слова).
Сравнение с теми греческими словами, которые переводились славянскими именами