«А вот как я трудился, охотясь: за лето, сидя в Чернигове, уганивал я с отцем моим всякого зверя по сту, кроме лова турова. В Чернигове же вот что делал: коней диких вязал своими руками в пущах по десяти и по двадцати, а кроме того ездя по рови (?) ловил диких коней своими руками; туры метали меня на рогах два раза и с конем, один раз бодал меня олень, два раза лоси; один ногами топтал, а другой бодал рогами; вепрь сорвал у меня меч с бедра, медведь у колена укусил подклада (?), лютый зверь вскочил ко мне на бедро и повалил со мною коня, но Бог соблюл меня невредима. Много раз падал я с коня. Из Чернигова в Киев ездил я нестишь (?) к отцу, одним днем, до вечерни. Голову разбил себе дважды, руки и ноги ушибал себе в юности, не блюдя живота своего, не щадя головы своей».
Как проводил Мономах свое время, как велось его хозяйство и как делались его дела, всего яснее видно также из его Поучения, написанного, разумеется, по образцу его собственной жизни, согласно с общим обычаем.
«Да не застанет вас солнце на постеле, говорит Мономах, так жил отец мой и все добрые мужи совершенные. Отдавши хвалу Богу заутренюю, и потом увидев солнце восходящее, прославите Бога с радостию и говорите: просвети очи мои, Христе Боже, яко дал мне еси свет Твой красный! и еще: Господи, приложи ми лето к лету, да грехов моих покаявся, оправдаю живот. Потом седше думати с дружиною, или люди справливати, или на лов, на игру ехати, и лечь спати: спати от Бога присуждено полудне; от чина почивают и звери, и птицы, и человеки.
Ходя путем по своим землям, не давайте отроком пакости деяти, ни своим, ни чужим, ни в селах, ни в житех, да не клясти вас начнут. Где остановитесь, напойте, накормите хозяина. А более всего чтите гостя, откуда бы он ни пришел к вам, простой ли, добрый человек, или сол, — если не можете дарами, то брашном и питьем. Они, мимоходяще, прославят человека по всем землям добром или злом. Больного присетите, на похороны ходите, яко вси мертвени есмы; не минете человека непривечавше, дадите каждому доброе слово. Всего же более не забывайте убогих, кормите по силе, придавайте сироте, оправдывайте вдовицу, не давайте сильным погубить человека, худого смерда. Ни права, ни крива не убивайте, ни повелевайте убивать его, хоть и будет кто повинен смерти, не погубляйте никакой души христианской! Речь молвяче, и лихо и добро, не клянитесь Богом, ни креститесь, в том нет никакой нужды. Если случится целовать крест ко братье, или к кому другому, управьте сердце, на чем можете устоять, и потом уже берегитеся, чтоб не преступить. От епископов, попов и игуменов, с любовью принимайте благословение, и не устраняйтеся от них, по силе любите их и снабжайте, да примите от них молитву к Богу. Больше всего не имейте гордости ни в сердце, ни в душе своей, но говорите: мы смертны, ныне живы, а завтра в гробе. Что ты нам дал, то не наше, а твое, порученное нам на мало дней; в землю не хороните ничего — это грех великий. Почитайте старого как отца, молодого как брата. Жену свою любите, но не давайте власти над собою. Что знаете доброго, не забывайте, а чему не умеете, тому учитесь; так отец мой, сидя дома, изумел пять языков; в том есть честь от иных земель. Леность всему мати: что умеешь, то забудешь; чего не умеешь, тому не выучишься. Не ленитесь ни на что доброе. А се вам конец всему: страх Божий имейте выше всего.
Что надобно делать отроку моему, то делал я сам, на войне и на ловах, ночью и днем, на зною и на зиме, не дая себе упокоя, не надеясь ни на посадники, ни на бирючи. Все делал сам, что было надобно, весь наряд в дому своем, в ловчих ловче наряд сам держал, и в конюхах, и о соколах, и об ястребах. За церковным нарядом и службою призирал сам.
В доме своем не ленитеся, но все видете. Не надейтеся на тиуна, или отрока, чтоб приходящие не посмеялись ни вам, ни дому вашему, ни обеду вашему; на войну вышед, не надейтеся на воевод, не лагодите ни питью, ни одеянью, ни спанью: сторожей наряжайте сами, и все изрядивши, ложитесь спать подле воев; оружия вы не снимайте, — ленощами, врасплох, человек погибает внезапно; а вставайте рано. Лжи блюдитесь, и пьянства, и блуда, в том душа погибает и тело…»
Что Мономах в действительности жил так, как учил детей, мы имеем современного свидетеля, славного митрополита Никифора. Отвечая на вопросы князя, доказывавшие его благочестивую любознательность, о разделении церквей и посте, Никифор прибавляет:
«Что говорить такому князю, который больше спит на голой земле, чем остается дома, отгоняет ношение светлых одежд, и, ходя по лесам, носит одежды сиротские, и, по нужде входя в город, облекается в княжеские одежды для своего сана. Что говорить и об употреблении пищи и питья. Знаю, что, угощая других на обеде светлом, сам ты служишь и только смотришь, как другие насыщаются и напиваются.
Не подумайте, дети мои, или тот, кто прочтет сию грамоту: не хвалюся я своей смелостью, а хвалю Бога и прославляю милость Его, иже соблюл меня грешного и худого столько лет от тех часов смертных, и не сотворил меня ленива, на все дела человеческие потребна. Потщитеся на вся дела добрая, славьте Бога со святыми Его. Не бойтеся смерти, дети, ни от рати, ни от зверя, но творите мужеское дело, как вам Бог подаст. Сколько спасался я от рати, и от звери, и от воды, и от коня спадши: так и вас — ничто не может повредить и убить, если не будет что повелено от Бога: а если от Бога будет смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут отъять. Отчее добро есть блюсти; но Божие блюдение лепше есть человеческого.
Прочитавши словеса сия божественные, дети мои, похвалите Бога, давшего нам милость Свою, и се от худого моего безумия наказанье; послушайте мене, если не вполне, то хоть в половину. Коли Бог умягчит вам сердце, и вы прольете слезы о грехах своих, говорите: яко блудницу и разбойника и мытаря помиловал еси, так и нас грешных помилуй. Молитеся так в церкви и дома, ложась спать. Не пропускайте ни одной ночи — молитеся в землю; если будет вам невмочь, то хоть трижды. Этими поклонами и пением побеждает человек дьявола и покрывает грех, что в день нагрешил. И ездя на коне, без всякого орудья, зовите беспрестанно втайне: Господи помилуй, — если не знаете других молитв. Лучше так молиться, нежели безлепицу мыслить.
Если забудете что, перечитывайте часто; и мне будет без сорома, и вам будет добро».
Изображение Владимира Мономаха с нравственной стороны представляется яснее всего в следующем его письме к двоюродному брату, Олегу Святославичу, по случаю гибели сына Изяслава в сражении под Суздалем.
«Горе мне печальному и многострадальному! Много боролся я с сердцем, помышляя, как стать перед страшным Судиею, без каянья и смиренья между собою. Сказано: кто Бога любит, а брата не любит, ложь есть. Также: если не отпустите прегрешений брату, то и отец ваш небесный не отпустит вам…
Ничего нет лучше, как жить в согласии, но дьявол, не хотя добра роду человеческому, сваживает нас искони: были рати при умных дедах, при добрых и блаженных отцах наших. Пишу к тебе, потому что принуждает сын мой, а твой крестник, что сидит близ тебя. Он прислал ко мне мужа своего с грамотой, говоря: уладимся и смиримся, а братцу моему суд пришел; не будем за него местниками, возложим то на Бога. Они станут перед Богом, а мы Русской земли не погубим.
Видя смиренье сына моего, я сжалился и послушался, и написал к тебе сию грамоту: примешь ли ее с добром или поруганьем, увижу по твоему ответу.
Что мы, человеки грешные? Ныне живы, а утро мертвы; день в славе и чти, а заутро в гробе и без памяти; иные разделят по себе наше собрание. Вспомни, брат, о наших отцах: что взяли с собою? Только то, что сотворено их душами.
Когда дитя мое и твое было убито перед тобою, когда ты увидел кровь его, и тело увянувшее, как цвет молодой процветший, ты вникнул бы в помыслы души своей, стоя над ним, и сказал бы: увы мне, что я сделал ради света сего мечетного — грех себе, отцу и матери слезы. Тебе надо бы покаяться тогда, и написать мне грамоту утешительную, а сноху мою послать ко мне, потому что нет в ней ни зла, ни добра, — чтоб я оплакал, вместо песней, и мужа ее и свадьбу их, не видав их первой радости. Пусти же ее хоть теперь Бога деля с первым словом, да потужив с нею, упокою ее на месте: пусть горюет, как горлица, сидя на сухом дереве, а я утешуся о Боге. Сын мой пал на полку; здесь нет ничего необыкновенного. Суд пришел к нему от Бога, а не от тебя. Так умирали и отцы наши. Конечно, лучше если б он не искал чужого; не ввел бы он меня в стыд и печаль. Отроки соблазнили его, ища себе пользы, и нашли ему зло.
Сотворив волю свою и воротя себе Муром, тебе не занимать бы Ростова, а послать ко мне, мы и уладились бы отсюда. Суди сам: мне ли следовало посылать к тебе, или тебе ко мне. Ты все приказывал дитяти: шлися к отцу. Он посылал десять раз. Ты пошли ко мне раскаяся, посла или попа, и напиши грамоту с правдою; тогда волость свою возьмешь с добром, и нас оборотишь к себе, и будем жить лучше прежнего: я тебе не ворожбит, ни местник. Я не хотел видеть крови твоей у Стародуба, но не дай Бог и мне видеть свою кровь от руки твоей, или от твоего повеления, или от иного какого брата. Лгу ли я, знает про то Бог и Крест честный. Если я погрешил, идя на тебя Чернигову, а то было из-за поганых, каюся, и в том послушался братьев. Добро ты помыслишь теперь, хорошо; лихо — вот сын твой крестный, с малым братом своим, сидит подле тебя, едучи хлеб деден; убей их. Я не желаю зла братье своей, но желаю добра братье и Русской земле.
Мы рядилися с братом твоим; он говорит, что не может решить ничего без тебя, и мы не делали ему никакого зла, но сказали ему: шли к брату, пока уладимся.
Молвлю тебе так не по нужде, ни беды мне нет никоторой, но душа мне лучше всего света сего. Если из вас кто не хочет добра, ни мира христианам, не буди ему мира от Бога узрети для души своей в будущей жизни».
Таков был Владимир Мономах.
Русская земля могла теперь обещать себе мир и тишину еще более, нежели прежде. Владимир, владея княжествами — великим Киевским, Переяславским, Смоленским, Суздальским, и в некотором отношении Новгородским, был так силен, что никто не мог с ним спорить. Мужественный, хотя и убеленный сединами, старец, славный по всей Русской земле, любимый народом, чтимый братьями, страшный врагам, отец многих храбрых сыновей, в родственных связях с разными государями Европы, Мономах сделался Великим Князем в полном смысле слова, в отца место прочим, — и все они должны были его слушаться.