лел у себя в монастыре на ектениях поминать его имени, как севшего через закон на киевский стол, а велел поминать только имя Изяслава, законного князя. Святослав, как ни был разгневан на Феодосия, не осмеливался причинить ему ни малейшего зла, в страхе перед его добродетелями. Феодосий, «много молим от братии и бояр, наипаче же разумев, что не успеет ничто же укоризнами», решил лучше иначе убеждать князя, чтобы он возвратил брату его область, — позволил поминать и его имя на ектениях, лишь только после Изяславова.
Святослав, узнав о смягчении Феодосия, обрадовался, потому что очень желал беседовать с ним и насытиться духовных слов его. Тотчас послал он к Феодосию спросить, позволит ли ему придти в монастырь или нет. Феодосий позволил, и Святослав, обрадованный, явился со своими боярами. Игумен с братьею, выйдя из церкви, встретил его и поклонился по обычаю, а князь сказал ему: «Се, отче, не смел придти к тебе, думая, что ты гневаешься, и может быть не пустишь меня в монастырь». А Феодосий отвечал: «Что успеет гнев наш еже на державу вашу. Подобает нам обличать и глаголать вам потребное на спасение души, а вам лепо есть того послушати». Они пошли в церковь, и по молитве сели. Феодосий много говорил от святых книг и потом старался показать князю, как любил его брат, а князь «взносил многие вины на него, за кои не хотел сотворить с ним мира». После долгой беседы Святослав вернулся в дом свой, благодаря Бога, что сподобился беседовать с таким мужем. И с тех пор часто приходил к нему насыщаться «духовного того брашна, которое было для него слаще медвяного сота».
И Феодосий посещал его, всегда напоминая о страхе Божием и братской любви. Однажды святой муж навестил его, когда в палате его шел пир: раздавались шумные клики и радостные возгласы; кто играл на гуслях, кто на органах, кто пел песни, пляска во всем размахе, как есть обычай перед князем. Феодосий взглянул, остановился у дверей и сел, поникнув очами долу. Вдруг шумная толпа увидела святого мужа в его ветхой одежде, сидящего вдали в глубокой задумчивости, — и внезапно все умолкло по знаку княжескому. Феодосий приподнял тогда голову и произнес тихим голосом: «А будет ли так, чадца, на том свете!» У князя показались слезы, он прекратил празднество. И после всегда прекращал он свои игры, когда показывался игумен в его жилище. Если случалось ему наперед узнать, что идет Св. Феодосий, он выходил встречать за дверями. «Отче, говорил ему Святослав, истинно говорю тебе, что если бы отца возвестили мне восставшего от мертвых, я не обрадовался бы ему столько, сколько радуюсь всегда твоему приходу; его не боялся, его не сомневался я столько, как твоей преподобной души». — «Если ты боишься меня столько, отвечал ему Феодосий, так сотвори волю мою и возврати брату стол его отца». И Святослав умолкал, не зная, что отвечать ему. Так разожжено было сердце у него на брата, что имени его не мог он слышать равнодушно.
Между тем, Феодосий с братьею, по благословению святого Антония, который был еще жив и пребывал в своей пещере в совершенном уединении, молясь и постясь, решил поставить каменную церковь и обнести монастырь оградой. Лишь только в народе стало известно о таком намерении, со всех сторон собралось множество людей на помощь. Приехал князь Святослав и, после молитвы, первый начал копать; за ним принялись все: кто возил землю, кто строгал бревна, кто носил воду. Игумен участвовал во всех работах вместе с братьями. Дело пошло успешно, основанье наполнялось, выходило уже из земли. Но не привел Бог увидеть великий храм Успения Божией Матери ни Феодосию, ни Антонию, ни Святославу. Все трое скончались в продолжение одного года, один за другим: сначала Антоний, потом Феодосий, и вскоре Святослав.
Феодосий, проведя время великого поста по обыкновенно в пещере, отпраздновал потом с братьею день Светлого воскресенья и занемог. Пять дней продолжалась его болезнь — на шестой, почувствовав себя очень дурно, к вечеру велел положить себя на сани и подвезти к церкви, а братию созвать, где бы кто ни был. Собрались все, иноки, приставники и тиуны, все монастырские слуги. Феодосий преподал им наставление в последний раз, завещая каждому оставаться в порученной ему службе, исполнять ее со всяким прилежанием и страхом Божиим, в «покорности любве». Потом долго со слезами говорил о спасении души, о братолюбии, о богоугодном житии, — и в заключение спросил: «Братья моя, и отцы мои, и чада моя! Смерть меня постигает. Кого наречь вам игумена?» — «Кого тебе угодно», отвечали они, рыдая. И он назначил Иакова Пресвитера. Братия переговорила между собой и стали просить у него Стефана Демественника: «Он твой ученик, служил тебе и взрос под твоей рукой, его нам дай, а Иаков, сказали они, не здесь пострижен». Феодосий, выговоря им за желание исполнить свою волю, а не Божию, благословил Стефана и сказал ему: «Чадо, се предаю ти монастырь, блюди его со опасением и держи все, как устроил я в службе, не изменяй предания монастырского и устава, но твори все по закону и чину». Он умолк. Братья взяли его, и, отнеся в келью, положили на одре. Три дня лежал он почти без чувства, не мог повести и глазами. На шестой день пришел к нему князь Святослав с сыном Глебом. «Я отхожу от света, сказал ему Феодосий, отдаю монастырь под твое покровительство, не дай в обиду игумена Стефана». Князь облобызал его и обещал исполнить все по его воле. На седьмой день, изнемогая совершенно, призвал игумен братию и сказал им: «Если по моем отшествии монастырь обиловать будет черноризцами и всеми потребами, то выдайте, что Бог приял меня, а если вы оскудевать начнете, то значит, что я не угодил Ему». Братия все плакали и говорили: «Отче, молись за нас Богу; мы знаем, что Бог не презрит твоей молитвы». Феодосий велел положить тело свое в пещере, где совершил труды свои многие, и похоронить ночью. Потом перецеловал их всех по одиночке, простился и отпустил. Брат, служивший ему, стал у двери и смотрел через скважину; он увидел, что Феодосий поднялся с одра, упал на колени перед образом Божией Матери, долго молился со слезами, потом поднялся с веселым лицом, лег на свой одр и сложил руки крестом. Братия собрались к нему снова и сидели всю ночь над умирающим. На восьмой день, во вторую субботу по пасхе, в час второй дня, месяца мая в 3 число, индикта в 11 лето, от Р. X. 1071, от С. М. 6582, предал душу свою в руце Божии.
По наступлении вечера братья взяли честное тело его и с пением молитв, псалмов и песен духовных, со свечами в руках, хваля и славя Бога, отнесли его в пещеру, в указанное им место.
Церковь Печерская довершена была по кончине его через три года преемником его игуменом Стефаном, а освящена в 1089 г. митрополитом Иоанном при киевском князе Всеволоде.
На другой год (1090) по освящении церкви Печерской, игумен и черноризцы, собрав совет, решили: «Не добро отцу нашему Феодосию лежать не в церкви своей, что сам основал», — и выбрали место, где положить его мощи.
Перед праздником Успения Божией Матери, за три дня, игумен призвал к себе инока Нестора летописца. «Пойдем в пещеру к Феодосию», сказал он мне, так рассказывает сам Нестор. «Я пошел с ним, и мы осматривали вместе пещеру, назнаменовали место, где был погребен Феодосий. Игумен велел мне откопать его с кем-нибудь из братии втайне. Я приготовил лопаты, чем копать. Во вторник вечером, не ведущу никому же, пришел я в пещеру с товарищем. Мы пропели псалмы, и я начал копать, устал и передал товарищу; мы копали до полуночи и не могли докопаться. Я начал тужить, не ошибаемся ли мы, копая на ином месте, взял, однако же, лопату и принялся снова за работу; а друг лег отдохнуть перед пещерою. Между тем, ударили в било. Брат закричал ко мне: „Ударили в било!“ А я в самый тот миг коснулся мощей и закричал ему: „Нашел, прокопал!“ И взял меня ужас, я начал молиться: „Господи помилуй, Господи помилуй!“ Потом послал известить игумена, который тотчас и пришел с двумя братьями. Мы окопали много и влезли в яму: Феодосий лежал целый и невредимый; власы только притяскли к голове». На другой день собрались епископы, игумены со всех монастырей с черноризцами, благоверные люди, и, взяв мощи Св. Феодосия, с горящими свечами и куреньями, положили в притворе церковном с правой стороны, в четверг, месяца августа в 14 число, в первый час дня, индикта в 14 лето, — и отпраздновали день тот.
Долго после преставления Св. Феодосия братия ни о чем не говорила более, как о блаженном своем наставнике, которому все они преданы были душой и которого любили сердечно. Повторялись все речи, припоминались его поступки. Некоторым из них он являлся во сне. Многие случаи, остававшиеся при жизни в неизвестности, — иногда по его именным приказаниям, — переходили теперь из уст в уста. Как о жизни, так и о кончине его открывались новые обстоятельства. Князь Святослав рассказывал, что в самый час кончины пр. Феодосия он видел огненный столп над монастырем, почему и понял, что преставляется Св. Феодосий. Замечали, что ко времени перенесения его тела в пещеру, народу собралось множество к святым воротам, хотя не было никому повестки, и дожидались выноса, сидя и ходя около ворот; много было и бояр, но братия, в силу его приказания похоронить его тело в тишине, пережидали, заперши ворота, — и вдруг пролился дождь, так что народ должен был разойтись, и завещание могло быть исполнено в точности, «солнцу возсиявшу».
Так точно, при обретении Нестором мощей его, два брата, сидевшие в своих кельях и смотревшие на пещеру, увидели вдруг над нею три столпа радужных, которые спустились оттуда над церковь. А Стефан, перейдя перед тем игуменом в другой монастырь, увидел через поле над пещерой зарю великую и подумал, что переносят уже тело Феодосия, о чем извещено было предварительно. Ему стало жаль, что это происходит без него; он сел на коня и поехал с братом Климентом, видя перед собою беспрестанно зарю, а как подъехал к пещере, где копал Нестор, так уже ничего не стало видно.
Чудный свет над монастырем многие видели часто ночью и прежде.
Один боярин, проходя полем, верстах в 15 от монастыря, увидел вдруг Печерскую церковь на облаках и погнал к ней со своими отроками, — а как подъехал, то она уже снизошла на землю и стала на свое место.