ед грозной опасностью покинули свой город или, даже не покидая его, сдались Ксерксу, то никто [из эллинов] не посмел бы оказать сопротивление персам на море… Потому-то не погрешишь против истины, назвав афинян спасителями Эллады. Ибо ход событий зависел исключительно от того, на чью сторону склонятся афиняне. Но так как афиняне выбрали свободу Эллады, то они вселили мужество к сопротивлению всем остальным эллинам…» (VII, 139). Выдающаяся роль Афин в деле спасения Эллады ни в античной, ни в современной историографии не оспаривается.
Не таков взгляд на участие Спарты в этой войне. Эта первенствующая в военном отношении держава далеко не сразу включилась в общеэллинское дело. Только когда ее государственные мужи поняли, что война одинаково грозит всем грекам, они наконец решили принять активное участие в военной кампании.
В 481 г. на Коринфском конгрессе, созванном по инициативе Спарты и Афин, был создан общеэллинский оборонительный союз. На Истме, перешейке, соединяющем Пелопоннес со Средней Грецией, должны были заседать посланцы государств — членов союза, так называмые пробулы. Впервые пробулы собрались на Истме осенью 481 г., когда Ксеркс с войсками уже находился в Сардах (Her. VII, 145; 172; Diod. XI, 1,1). Здесь в святилище Посейдона и был заключен союзный договор, направленный против персов и тех греческих городов, которые добровольно выступили на их стороне. Гегемоном союза большинством голосов была признана Спарта (VII, 148–149; 158–162). Стоит заметить, что гегемония перешла к Спарте не автоматически, но в результате дебатов и последующего голосования.
Афинские лидеры, принимавшие участие в создании панэллинского союза и согласившиеся с гегемонией Спарты, проявили политическую мудрость, смирив свою гордыню ради общего дела. Неплохо зная особенности спартанского национального характера — упрямство, высокомерие и слабую способность к компромиссам, — афиняне согласились передать им верховное командование как сухопутными силами, так и флотом. В тот момент это было спасительное решение. Ведь Спарта возглавляла Пелопоннесскую лигу, военный союз, куда входила большая часть государств Южной Греции.
Когда пришло известие о приближении персов, союзники приняли решение встретить их на севере Греции, на границе Фессалии и Македонии. Здесь, в Темпейском ущелье, была удобная позиция, чтобы преградить путь противнику. Но вскоре от этого плана пришлось отказаться: слишком ненадежными были фессалийские общины, а Македония проявляла самые дружеские чувства к персам.
Вторым эшелоном обороны был важный стратегический пункт на границе между Северной и Средней Грецией — Фермопильское ущелье, протянувшееся на семь километров между горным отрогом Каллидром и южным болотистым побережьем Малийского залива. Здесь у Фермопил[87] высокие горы очень близко подходили к морю, оставляя лишь узкий проход, ведущий из Фессалии в Локриду, который легко было защитить. В самом узком месте, по словам Геродота, могла проехать только одна телега (VII, 176). В Фермопильском ущелье находилась — правда, уже в то время полуразрушенная — стена с воротами, построенная некогда жителями Фокиды для защиты от набегов фессалийцев. Греки рассчитывали использовать остатки этих укреплений для своей обороны.
Одновременно с сухопутной операцией планировалась и морская. Союзный флот должен был блокировать пролив Эврип у Эвбеи, чтобы не дать персам возможности оказаться в тылу греков.
Первоначально к Фермопилам собирались послать только часть союзной армии, около 7000 человек, поскольку операция представлялась чисто оборонительной и не предполагала какого-либо генерального сражения. Из них тех, кто прибыл из Пелопоннеса с Леонидом, было 3100 человек. В состав этого пелопоннесского войска входил также спартанский отряд (Her. VII, 202–203). Он был удивительно мал-всего триста воинов. Но надо учесть, что эти триста все поголовно были спартанскими гражданами, то есть самым ценным человеческим материалом в Спарте[88]. Более того, не исключено, что они были членами так называемого корпуса «всадников» — элитарного отряда, исполняющего роль свиты при царе во время военных операций[89].
Корпус «всадников», куда выбирались самые способные юноши, был резервом для пополнения политической и военной элиты. Сюда на конкурсной основе попадали те молодые спартиаты, которые уже сумели проявить себя (Plut. Lyc. 25, 6). Служба в корпусе была важным шагом в военно-политической карьере. Несмотря на свое название, к спартанской коннице этот отряд не имел никакого отношения. Название сохранилось еще от тех стародавних времен, когда ядро войска составляла аристократическая конница. Во время военных действий корпус «всадников» сражался рядом с царем. Этот отряд, чья численность была неизменной и составляла триста человек (то же самое число фигурирует и в других источниках), в отличие от обычной армии никогда не распускался. Как отряд быстрого реагирования он в основном действовал внутри Спарты и исполнял функции полицейского подразделения, но при необходимости очень быстро мог быть мобилизован и направлен на фронт.
Геродот включает 300 спартанцев[90] в состав сборного пелопоннесского отряда в 3100 человек. Кроме них, в это число входило «1000 тегейцев и мантинейцев (по 500 тех и других); далее, 120 человек из Орхомена в Аркадии и 1000 — из остальной Аркадии. Столько было аркадцев. Затем из Коринфа 400, из Флиунта 200, и 80 — из Микен. Эти люди прибыли из Пелопоннеса» (VII, 202). Несоответствие численности отдельных отрядов величине и возможностям отдельных общин — бесспорное свидетельство того, что каждый член ан-типерсидской коалиции послал в армию Леонида столько воинов, сколько посчитал нужным.
Что удивляет в этом списке Геродота, так это отсутствие отряда лаконских периеков[91]. Последние, как правило, участвовали во всех военных предприятиях Спарты и составляли обязательный элемент спартанской армии. Но в отличие от Геродота о периеках в армии Леонида упоминает Диодор. По его словам, «лакедемонян было одна тысяча человек, и вместе с ними триста спартиатов, других же эллинов, которые вместе с этими отправились к Фермопилам, насчитывалось три тысячи» (XI, 4, 5)[92]. Отсутствие у Геродота упоминания о лаконском отряде периеков американский исследователь Майкл Флауер объясняет следующим образом: «Геродот не стал упоминать отряд периеков просто потому, что последний не остался погибать вместе с тремястами спартанцами»[93]. Это вполне вероятное объяснение. Сообщение Диодора о наличии в отряде Леонида тысячи лаконских периеков находит свое подтверждение и у Исократа, в речах которого также фигурирует тысяча лакедемонян (Panegyr. 90; Archidam. 99). Скорее всего отряд Леонида действительно был сборным: большая часть отряда состояла из лаконских периеков, а меньшая — непосредственно из спартанских граждан[94].
Предполагалось, что небольшой отряд Леонида — это только передовая группировка, за которой последует основная спартанская армия. Но этого так и не случилось. Несмотря на просьбы Леонида о помощи, спартанские власти не спешили отправить к нему новые воинские контингенты. Причина, возможно, кроется в том, что вооруженные силы Спарты управлялись несколькими политическими структурами, которые даже в критической ситуации не всегда могли быстро договориться между собой[95]. Кроме того, исключительное даже для греков благочестие спартанцев заставляло их неукоснительно исполнять все предписания богов. В результате любые неблагоприятные знамения могли стать причиной задержки войска[96].
Так как общеэллинскую коалицию возглавляли спартанцы, то вполне естественно, что царь Леонид выполнял обязанности главнокомандующего союзной армией, направленной к Фермопилам. Позиция у Фермопил, казалось бы, давала возможность организовать длительную оборону и надолго задержать здесь врага. Насколько нам известно, в древние времена этот проход никогда не брался силой с помощью лобовой атаки. Но опасность заключалась в том, что, кроме этого прохода, идущего непосредственно через Фермопильское ущелье, была по крайней мере еще одна горная тропа, которая в обход Фермопил также вела на юг. Ею пользовались местные жители, и, возможно, о ней также знала персидская разведка.
Прежде чем обратиться к источникам и посмотреть, что древние рассказывают нам о Леониде и его поведении при Фермопилах, приведем немногочисленные сведения о самом Леониде. Согласно традиции, Леонид принадлежал к царской семье Агиадов и был сыном царя Анаксандрида, правившего между 560 и 520 гг. Анаксандрид женился в первый раз на дочери своей сестры и произвел от нее Дориея, Леонида и Клеомброта. От брака со своей второй супругой, дочерью Принетада, появился позднее будущий царь Клеомен I (Her. V, 39–41; Paus. III, 3, 9). Леонид был женат на Горго, дочери своего сводного брата Клеомена I, и имел от нее сына Плистарха (Her. V, 41, 48; VII, 205; IX, 10). После смерти Клеомена I, около 487 г., Леонид принял на себя правление, и через семь лет, в 480 г., при защите Фермопил он героически погиб. Вскоре после гибели Леонида прервался и его род. Его единственный сын Плистарх родился в 480 г., то есть в год смерти своего отца, а умер, едва достигнув совершеннолетия, около 459 г. (Diod. XIII, 75; Paus. III, 5, 1). Детей после себя Плистарх не оставил.
Таким образом, единственное деяние, благодаря которому Леонид вошел в историю, это его подвиг при Фермопилах. Его совершил уже не молодой человек. Хотя точная дата рождения Леонида нам неизвестна, но скорее всего он родился в двадцатых годах VI в. (его отец Анаксандрид умер около 520 г.), так что в 480 г. ему могло быть 40–45 лет.