является одним из интереснейших сюжетов во всей истории Спарты. Как у древних авторов, так и у современных исследователей[10] отношение к личности Клеомена и его деятельности было весьма неоднозначным. Эта противоречивая оценка берет свое начало от Геродота. Поскольку Геродот является чуть ли не единственным источником сведений о Клеомене, рассмотрим, насколько достоверен этот источник.
Современная академическая наука, начиная с известной работы Ф. Якоби[11], как правило, высоко оценивает «Историю» Геродота как исторический источник. Ф. Якоби, а вслед за ним и другие исследователи обратили внимание на то, что Геродот никогда не изменяет традицию по своему усмотрению и не переделывает того, что услышал. Он сам намеренно никогда не искажал полученных сведений и, как правило, если в его распоряжении оказывалось несколько вариантов предания, по-разному трактующих тот или иной факт, добросовестно их перечислял. В результате мы нередко получаем противоречивую информацию о людях и событиях, поскольку Геродот передает традицию, взятую из разных, часто враждебных друг другу источников. «Отец истории», как правило, не подвергал полученные варианты предания критической оценке и не старался согласовать их между собой.
Геродот при написании своего труда в основном опирался на устную традицию. Он был настолько надежен, насколько надежными были его информаторы. Анализ имеющихся сведений о круге общения Геродота показывает, что его осведомителями, как правило, были люди высокопоставленные, пользующиеся большим авторитетом в своих государствах. Эти его конфиденты, с одной стороны, обладали ценными сведениями, с другой — преподносили эти сведения, уже подвергнув их аберрации, нередко продиктованной кланово-партийными или личными интересами. Так, например, у Геродота наряду с благоприятной для Фемистокла традицией отчетливо видны следы радикальной переделки предания в крайне враждебном для этого великого афинянина духе.
Точно такая же метаморфоза скорее всего произошла и с преданием о царе Клеомене. Как и в случае с Фемистоклом, у Геродота можно найти полярные высказывания в отношении Клеомена. Причина столь противоречивой оценки лежит в изначально неоднозначном отношении к Клеомену его современников и ближайших потомков как внутри, так и вне Спарты. В «Истории» Геродота, нашем основном и практически единственном источнике по данной теме[12], мы постоянно находим отражение двух диаметрально противоположных взглядов на личность Клеомена.
Царь Клеомен вызывал и продолжает вызывать интерес у исследователей по целому ряду причин. В новой и новейшей историографии правление Клеомена нередко оценивают как решающее не только для Лаконии, но и для всей Греции в целом. За этой оценкой стоят известные реалии: действительно в период правления этого царя Спарта окончательно закрепила свое первенство в Пелопоннесе и стала бесспорным общегреческим лидером. Именно с Клеомена начинается четко обозначенное противостояние эфората и царской власти. Во многих отношениях Клеомен был выдающимся правителем: он укрепил авторитет Спарты за рубежом, проведя несколько удачных военных кампаний; он создал как внутри страны, так и вне ее сильное лобби, с помощью которого ловко избавился от своего соправителя Демарата; он проявил удивительный для спартанца цинизм в отношении религии; он легко шел на самые отчаянные провокации ради достижения своих целей. Одним словом, для Спарты это был слишком сильный и самостоятельный политический лидер, чьи экстравагантные поступки выходили за рамки принятых в Спарте норм поведения.
Интерес к Клеомену, кроме объективной значимости этой фигуры, объясняется также и тем, что он был первым спартанским царем, о котором сохранилась столь богатая традиция[13]. По всей видимости, Геродот получил полную и разностороннюю информацию о Клеомене благодаря тому, что воспоминания об этом выдающемся царе еще долго были живы в Спарте. Картина царствования Клеомена у Геродота базируется в основном на устной традиции. Важно отметить, что Геродот благодаря своим ксеническим[14] связям с кем-то из видных спартиатов, возможно, Архием, сыном Самия, имел возможность посещать Спарту и получать нужную ему информацию из первых рук (Her. III, 55).
Что же заставило спартанцев, которых часто обвиняли в «короткой исторической памяти», и через полвека не только помнить Клеомена, но и по-прежнему расходиться в оценке его деятельности?
Попробуем внимательно вчитаться в древнее предание, последовательно рассмотрев отдельные темы, наиболее важные для понимания Клеомена и его эпохи. Это следующие сюжеты: военная и дипломатическая деятельность Клеомена; его вражда с царем-соправителем Демаратом; отношение Клеомена к религии и, в частности, к оракулам и предзнаменованиям; выдвигаемые против Клеомена обвинения в коррупции; антигосударственная деятельность царя в Аркадии; самоубийство и связанная с ним версия о безумии царя.
Клеомен, Демарат и Афины
В первую очередь мы рассмотрим кардинальную проблему всего царствования Клеомена — невозможность проводить собственную внешнюю политику из-за постоянной оппозиции со стороны его коллеги Демарата. При существующей в Спарте двойной царской власти, так называемой диархии, два сильных царя, правящих одновременно, неизбежно становились соперниками. Пример Клеомена и Демарата в этом отношении по-своему хрестоматией. Демарат помешал Клеомену довести до конца несколько военных предприятий, обещавших быть удачными. Клеомен в свою очередь сумел лишить его трона.
Рассмотрим последовательно цепь событий, приведших одного царя к изгнанию, а другого — к смертной казни.
Первый случай открытой вражды Клеомена и Демарата имел место в 506 г. в ходе очередной военной кампании, направленной против Афин. Напомним вкратце предысторию этого похода.
Главное место в послужном списке военных и дипломатических достижений Клеомена занимает изгнание им из Афин в 510 г. Писистратидов. Эта акция лежит в русле широко рекламируемой борьбы Спарты с тираническими режимами в Греции, начатой около сер. VI в.[15] Однако случай с Афинами имел свою специфику. Так, судя по рассказам Геродота (V, 63–65) и Аристотеля (Ath. pol. 19, 4–5), чьи версии даже в деталях очень близки между собой, спартанцы не питали никакой ненависти к афинским тиранам. Наоборот, согласно преданию, «спартанцы находились с Писистратидами в самой тесной дружбе» (Her. V, 63, 2; 90,1; 91, 2) и были связаны с ними узами гостеприимства (Arist. Ath. pol. 19, 4). Перемену этого отношения Геродот связывает с влиянием Дельф. По его словам, «Алкмеониды… подкупили Пифию деньгами, чтобы она всякий раз, как спартанцы вопрошали оракул… возвещала им освободить Афины» (Her. V, 63, 1). Но если все источники единодушны в том, что именно Алкмеониды — знатный афинский род — были более всего заинтересованы в ликвидации афинской тирании, то в отношении спартанских властей таких сведений нет.
Как нам кажется, отнюдь не только глубокая религиозность, требующая от спартанцев безусловного подчинения воле Аполлона, заставила их изменить свое первоначальное отношение к Писистратидам и решиться на их насильственное смещение. Кроме почтения к Аполлону, здесь действовали какие-то реальные интересы и мотивы. Спарта, конечно, могла использовать и Дельфы, и Алкмеонидов в своих собственных целях. Но, с другой стороны, это был тот редкий случай, когда цели Алкмеонидов, Дельф и спартанских властей совпали. Что касается спартанцев, то они скорее всего стремились остановить рост афинского могущества, начавшийся при Писистратидах. Мы согласны с мнением И. Е. Сурикова, что «освобождение Афин помимо прочего могло способствовать вовлечению этого крупного полиса в спартанскую сферу влияния, вплоть до включения его в Пелопоннесский союз»[16]. Личная дружба при этом, конечно, отступила на задний план, тем более что ксенические связи с Писистратидами были установлены до того, как те стали тиранами.
Спартанцы, по-видимому, были единодушны в своем желании уничтожить тиранию Писистратидов, хотя побуждения рядовых граждан и политической элиты вряд ли полностью совпадали. Для рядовых граждан решающим аргументом было многократно повторенное изречение Дельфийского оракула, призывающего их помочь Афинам избавиться от тирании. Правящая элита руководствовалась скорее всего более практическими соображениями: во-первых, большую настороженность вызывал союз, заключенный Писистратидами со старинным врагом Спарты — Аргосом (Arist. Ath. pol. 19, 4), во-вторых, Спарта, оказывая военную помощь Алкмеонидам, вполне могла рассчитывать на получение в будущем значительных политических дивидендов. Хотя принципиальное решение о вооруженном вторжении в Афины было принято без каких-либо серьезных возражений со стороны членов герусии и эфората, масштабы будущего предприятия, вероятно, стали предметом дискуссии. В результате было решено послать морем сравнительно небольшой отряд. Возможно, эта первая экспедиция готовилась в тайне от союзников: необычным кажется как выбор пути (по морю, а не по суше), так и выбор главнокомандующего, которым стал Анхимолий, человек влиятельный, но не царь (Her. V, 63, 1). После того как спартанский отряд был разбит фессалийской конницей, а сам Анхимолий погиб, была организована вторая, уже более многочисленная экспедиция, возглавляемая Клеоменом. Военная кампания 510 г. для Клеомена оказалась удачной. Разбив союзную Писистратидам фессалийскую конницу, спартанский царь занял Афины и осадил Гиппия и его сторонников, которые заперлись в Пеласгических стенах, древнем бастионе западной части Акрополя (Her. V, 64; Arist. Ath. pol. 19, 5). Геродот не сомневается, что спартанцы никогда бы не смогли взять крепость и захватить Гиппия, если бы не случайность: в руки спартанцев попали дети Писистратидов, и последние согласились сдаться, пообещав покинуть страну в пятидневный срок. Клеомен гарантировал Гиппию и его семье безопасность и не выдал их на расправу Алкмеонидам. Так сравнительно легко и без большого кровопролития спартанский царь достиг своей цели — избавил Афины от тирании Писистратидов (Her. V, 65).