За тот небольшой срок, пока отсутствовал Агис, обстановка внутри Спарты кардинально изменилась. Фактическим правителем стал Агесилай. Плутарх, конечно, прав, говоря, что основной его целью было личное обогащение, ради этого он «шел на любое преступление и насилие» (16, 1). Агесилай повел себя как настоящий тиран и очень скоро вызвал к себе всеобщую ненависть.
Отсутствие в стране Агиса и произвол Агесилая помогли консервативной оппозиции совершить государственный переворот и вернуть на трон своего лидера царя Леонида. Действовали противники Агиса исключительно силовыми методами. Их набор средств был тот же, что ранее использовал сам Агис: изгнание соправителя Агиса царя Клеомброта, отрешение от должности прежних эфоров и назначение новых, естественно из числа сторонников Леонида (Plut. Agis 18, 4–5). Плутарх утверждает, что никакого серьезного сопротивления им не было оказано. Народ оставался пассивным, поскольку от реформ ничего не получил — обещанной раздачи земли так и не случилось.
Направленная против Агиса оппозиция во главе с Леонидом поставила своей целью не только уничтожить все его законодательные инициативы, но и избавиться от самого царя-реформатора. У Плутарха нет точного ответа, какова была последовательность событий между возвращением Леонида из изгнания и казнью Агиса. В науке на этот счет нет единого мнения. Главный вопрос заключается в следующем: когда Агис с войском вернулся в Спарту — до или после захвата власти Леонидом. Как нам кажется, сам переворот произошел в отсутствие Агиса. Но Агис по возвращении не решился развязать гражданскую войну, хотя скорее всего часть армии была к нему лояльно настроена и поддержала бы силовое наведение порядка. Однако Агис предпочел распустить своих людей, хотя, видимо, не заблуждался относительно дальнейшего развития событий. Он, опасаясь за свою жизнь, бежал в храм Афины Меднодомной, как это сделал почти за два с половиной столетия до него регент Павсаний. Его соправитель царь Клеомброт, который оставался в Спарте во время похода Агиса, также был вынужден спасать свою жизнь бегством. Но, что любопытно, они выбрали разные священные участки для своего укрытия. Клеомброт, отстраненный от власти еще до возвращения Агиса и имевший больше времени для бегства, укрылся в святилище Посейдона, расположенном на мысе Тенар в Южной Лаконии (Plut. Agis 16,6–7).
Плутарх рассказывает о вероломном поведении Леонида, который с помощью прежних друзей Агиса обманом выманил царя из убежища только для того, чтобы тут же его арестовать. Агиса доставили в тюрьму и в срочном порядке провели судебное заседание, результат которого был заранее известен. Судьями стали эфоры 241/240 г., обязанные своим назначением исключительно царю Леониду, и часть геронтов, сторонников расправы над Агисом. Партия Леонида явно хотела соблюсти хотя бы видимость законности. Ведь судить царя, а тем более приговорить его к смерти могла только собравшаяся в полном составе герусия вместе с коллегией эфоров и вторым царем. Формально этот закон был почти соблюден. Правда, не все 28 геронтов присутствовали на суде, а только те, кто, по словам Плутарха, «были одного с ними (эфорами. — Л.П.) образа мыслей» (Agis 19, 5). После недолгого разбирательства, больше похожего на фарс, тут же в тюрьме эфоры вынесли Агису смертный приговор, который немедленно был приведен в исполнение. С такой поспешностью в Спарте никогда не расправлялись с царями.
Плутарх утверждает, что эфорам пришлось осуществлять приговор лично, поскольку тюремная прислуга, а за ней и наемники отказались исполнить приказ. Агиса повесили. Плутарх пишет о казни царя как о неслыханном святотатстве (Agis 19; 21). Вместе с Агисом были убиты его мать и бабка, причем в отличие от царя женщины погибли без какого-либо предварительного судебного разбирательства.
Планы Агиса были полностью реализованы в 227 г. новым спартанским царем Клеоменом III. Этот царь в отличие от Агиса полностью отказался от конституционных мер и с помощью армии наемников осуществил государственный переворот, уничтожив эфорат и отправив в изгнание всех своих политических противников.
Глава VIIКлеомен III — последний великий царь
Можем ли мы доверять Плутарху и Полибию?
Знаниями о Клеомене III мы в основном обязаны Плутарху.
Давно установлено, что при написании биографии Клеомена Плутарх опирался главным образом на Филарха, следуя за ним в своих оценках. Лаконофил и поклонник обоих царей-реформаторов Филарх был к ним весьма благосклонен. Клеомена он даже сделал центральной фигурой последних книг своей «Истории». По словам американского ученого Томаса Африки, «наполненный драматическими и героическими сценами, часто театральный рассказ Филарха изображает царские реформы в самом благоприятном свете, игнорируя или затемняя их менее привлекательные аспекты»[310]. Чувствительно-романтический стиль Филарха как нельзя лучше соответствовал стилю самого Плутарха. Клеомена, чьи поступки далеко не всегда выглядели безупречными в моральном плане, Плутарх оправдывает и каждый раз находит наиболее выгодное для спартанского царя объяснение. Насколько романтический образ Клеомена соответствовал действительности, может подсказать как анализ текста Плутарха, так и сравнение его данных с другими источниками, главным образом с Полибием, у которого не было повода восхищаться Клеоменом. Однако в целом материал Плутарха с поправками на известную тенденциозность его информатора и своеобразие жанра исторической биографии заслуживает доверия.
Полибий в отличие от Плутарха не был склонен идеализировать Клеомена. Скорее наоборот, он относился к нему с известным предубеждением, вполне понятным для защитника Ахейского союза и противника социальных революций. В шестой книге «Всеобщей истории», где Полибий неоднократно упоминал Спарту и с похвалой отзывался о законодательстве Ликурга, он, однако, оставил без внимания реформаторскую деятельность Клеомена. Это тем более странно, что спартанский царь оказал непосредственное влияние на судьбу Ахейской федерации и Греции в целом. Профессор Тель-Авивского университета Б. Шимрон объясняет такое молчание Полибия его нежеланием останавливаться на событиях, которые в конечном счете подтолкнули любимого его героя Арата к роковому для Греции союзу с Македонией[311].
Причина явно враждебного настроя Полибия по отношению к Клеомену и его реформам объясняется также отсутствием временной дистанции между ним и спартанским царем. Для Полибия все события, связанные с Клеоменом, были делом недавнего прошлого, еще остро переживаемого и неоднозначно оцениваемого. А для Плутарха те же самые события являлись только антикварной древностью, и поэтому его отношение к Клеомену «более нейтрально, более объективно, лишено личной заинтересованности»[312].
Но хотя Полибий не испытывал симпатий ни к современной ему Спарте, ни к врагу его родины Клеомену, которого считал тираном, принесшим беды Спарте, он отдавал должное несомненным талантам спартанского царя. Свой рассказ о гибели Клеомена в Египте он завершает такими словами: «Так кончил жизнь Клеомен, человек искусный в обращении, способный к ведению государственных дел, словом, самою природою предназначенный в вожди и цари» (V, 39, 6).
Остальные древние писатели не добавили ничего принципиально нового к сообщениям Полибия и Плутарха.
Современные ученые далеко не однозначно оценивают как личность Клеомена, так и его реформаторскую деятельность. Во многом их оценка зависит от степени доверия к двум древним авторам, Плутарху и Полибию, по-разному трактующим историю царствования Клеомена. Агиографическая традиция, берущая свое начало от Филарха и органически воспринятая Плутархом, делает ударение на преемственности, на идентичности идеологии Агиса и Клеомена. В современной науке, наоборот, стараются найти и находят принципиальные отличия между этими двумя царями-реформаторами. В Клеомене видят скорее истинного наследника своего отца Леонида, человека, менее всего склонного к романтической рефлексии и сознательно стремящегося к монархической власти. Стремление к упрочению как собственного правления, так и самого института царской власти признается в современной историографии одной из главных целей реформ Клеомена[313].
Для Агиса и Клеомена первоочередной задачей было создание боеспособной армии. Только так можно было отстаивать собственную независимость и думать о восстановлении гегемонии в Пелопоннесе. Однако эта важнейшая задача стала решаться слишком поздно, когда у Спарты уже не оставалось запаса времени: ей приходилось существовать в условиях сильнейшего внешнего давления сперва со стороны Македонии, а позже — Рима. Несчастье Спарты заключалось в том, что она в отличие от республиканского Рима слишком поздно приступила к кардинальным социально-экономическим реформам. Даже такой талантливый политик и полководец, каким был Клеомен, несмотря на значительные военные успехи, оказался бессильным перед объединенными силами Ахейской лиги и Македонской державы. А вместе с военным поражением ушла в небытие и реформированная им Спарта.
Женитьба юного принца
Клеомен, сын царя Леонида II и Кратесиклеи, родился между 260 и 258 гг. Его отец Леонид после гибели Агиса IV в 241 г. правил уже без коллеги, вопреки многовековой практике. Он заменил традиционную диархию на свою единоличную власть. В этом отношении царя Леонида можно считать основателем монархии Агиадов, правда, оказавшейся весьма недолговечной.
Леонид в 241 или 240 г. женил своего юного сына Клеомена на вдове царя Агиса, Агиатиде. Плутарх утверждает, что Леонид «силою выдал ее за своего сына…»[314] (Cleom. 1, 1). У Агиатиды, думается, не было иного способа сохранить жизнь себе и сыну, как только выйти замуж за Клеомена.