Они замолчали. Грета осмысливала полученную информацию.
– Думаю, я не очень-то ей понравилась. Она сказала, что я неопрятна и что у меня акцент.
– Грета, это просто ревность. Вероника уже не так молода и недолюбливает всех, кто моложе. А уж особенно таких хорошеньких, как вы. А теперь, боюсь, я должен вас оставить. Наша вечеринка начнется через пятнадцать минут, и, если мне дорога жизнь, я не должен опаздывать. – Он оплатил счет и вручил Грете несколько монет. – Вот, возьмите такси домой, хорошо?
Они встали, прошли через лобби и вышли на улицу.
– Мне было очень хорошо, – сказал он. – Может быть, как-нибудь вечером вы поужинаете со мной?
– Может быть.
– Ну что ж, счастливого Рождества, Грета.
– И вам, Джеймс.
Он помахал ей рукой и быстро зашагал по тротуару. Швейцар отеля поймал Грете такси, и она села в него. По дороге она позволила себе прокрутить в памяти их разговор. Джеймс казался ей очень привлекательным, и не было сомнений, что это чувство было взаимным. Она так давно не была в обществе мужчины, которому нравилась бы. На несколько секунд Грета вообразила, что Джеймс обнимает и целует ее… и тут же резко заставила себя остановиться.
Даже думать об этом было безумием. Он был женат. Мало того, он был ее работодателем.
Но даже при всем этом, когда она лежала ночью в своей постели одна, ее тело горело от желания. И Грета поняла, что навряд ли сможет удержаться от соблазна, если он перед ней возникнет.
13
Все рождественские праздники Грета очень старалась выбросить из головы все мысли о Джеймсе и сосредоточиться на том, чтобы у ее дочки было самое лучшее Рождество. Рождественским утром лицо Чески, разворачивающей многочисленные подарки, было буквально картиной чуда. Среди подарков была и кукла из «Хэмлис», которая открывала и закрывала глаза. Потом к ним пришла Мейбл, на обед был жареный цыпленок, и день прошел очень весело. Но после того, как Мейбл ушла, а Ческа легла спать, Грету охватило ощущение пустоты. Она посмотрела на звезды и прошептала своему утраченному сыну: «Счастливого Рождества, Джонни, где бы ты ни был».
На следующий день они с Ческой пошли смотреть «Питера Пэна» в театр «Скала».
– Вы верите в фей? – кричал Питер Пэн.
Изо всех сил стараясь спасти фею, Ческа вскочила с кресла.
– Да! Да! – кричала она, так же как и все остальные дети.
Грета смотрела на личико своей дочки больше, чем на сцену. Это зрелище утешало ее сердце и придавало смысл всем ее жертвам.
Когда после Нового года она снова вышла на работу, Джеймс еще не вернулся из загородного дома.
Через неделю, когда он вошел в приемную, у нее замерло сердце.
– Привет, Грета. С Новым годом, – сказал он, зашел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Разочарованная Грета весь вечер потом спрашивала себя, уж не померещился ли ей тот вечер в «Атенеуме».
Через десять дней у нее на столе зазвонил телефон.
– Алло, Грета, это Джеймс. Мистер Джарвис уже пришел?
– Нет, он только что звонил и сказал, что немного опоздает.
– Отлично. Да, и кстати, заняты ли вы сегодня вечером?
– Нет.
– Тогда позвольте мне пригласить вас поужинать, как я вам обещал.
– Это будет очень мило.
– Хорошо. В шесть у меня встреча, так что подождите меня там, пока я не закончу.
С бьющимся от возбуждения сердцем Грета быстро позвонила Мейбл, которая сказала, что готова посидеть с Ческой, и вечером, когда встреча Джеймса закончилась, они вместе пошли на Джермин-стрит, сразу за углом.
Они зашли в уютный ресторан, их усадили за стол при свечах и вручили меню в кожаной обложке.
– Принесите бутылку «Сансерре», пожалуйста. И блюдо сегодняшнего дня. Сюда стоит ходить именно ради этого, – сказал он с улыбкой, когда официант отошел. – И у меня для вас кое-что есть. – Он порылся в кармане пиджака и вынул красиво перевязанный пакетик, который протянул ей. – Маленький запоздалый подарок на Рождество.
– Господи, Джеймс, вы не должны были…
– Ерунда. Мне самому этого хотелось. Ну же, открывайте.
Грета послушалась. Внутри, в коробке из «Хэрродс», был шелковый шарф с ярким узором.
– Спасибо, он такой красивый.
За ужином они болтали, причем сперва Грета больше слушала. Но по мере того, как прекрасное вино проникало в нее, она начала расслабляться – хотя все равно помнила, что должна не терять разум и помнить о том, сколько всего она наврала ему при приеме на работу.
– Так вы приятно провели Рождество? – спросила она.
– Да, было… неплохо. Хотя, как по мне, очень уж формально.
– С Вероникой все в порядке?
– Да, насколько я знаю. Она все еще в Сассексе с родителями. Мистер Саллис неважно себя чувствует. У меня есть ощущение, что он скоро отойдет от дел и вся практика останется на мне.
– Для вас это, должно быть, хорошие новости.
– Да. Фирма по многим параметрам просто застряла где-то в Средневековье. Ей нужна модернизация, но у меня просто связаны руки, по крайней мере сейчас.
Слушая его, Грета почувствовала, что Джеймс не так уж и доволен своей жизнью. В нем была какая-то скрытая печаль, что ей скорее даже нравилось.
– Грета, если вы допили кофе, не хотите ли зайти ко мне, выпить рюмочку на ночь?
Зная, что должна отказаться, но отчаянно желая сказать «да», Грета взглянула на часы. Было уже десять, а она поклялась Мейбл, что будет дома до одиннадцати.
– А это далеко?
– Нет, отсюда и пяти минут не будет.
Когда они пришли, Джеймс отпер дверь и включил свет в прихожей.
– Позвольте ваше пальто, – сказал он.
Он провел Грету в очень впечатляющую гостиную. Мебели в ней было немного, но она была очень стильной – три дивана, обтянутых кремовой кожей, стояли в форме буквы U вокруг большого камина, над которым висела яркая современная картина в стиле модерн.
– Присаживайтесь, я налью нам бренди.
– У вас такой красивый дом, Джеймс, – сказала Грета, пока он брал графин с подноса.
– Да, Джеффри, то есть мистер Саллис, подарил его нам на свадьбу. Хотя эта обстановка – не мой выбор. Я бы предпочел что-то более теплое, но Веронике нравится так. – Джеймс сел гораздо ближе к Грете, чем это было бы необходимо с учетом размера дивана.
После десяти минут малозначащего разговора, во время которого Джеймс не сводил с нее глаз, Грета встала с дивана. Малоприличность всей ситуации, не говоря уж о безусловном сексуальном напряжении, вызывала в ней нервозность и беспокойство.
– Спасибо вам за ужин, но мне действительно уже пора домой.
– Конечно. Вечер был для меня большим наслаждением, и я бы хотел повторить его. – Он тоже поднялся и взял ее за руку. – Очень. – И тут он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
Грета почувствовала, как его руки обвивают ее талию, и слегка прижалась к нему. Вскоре она начала целовать его в ответ, чувствуя, как ее охватывает давно позабытый жар.
Джеймс начал расстегивать пуговицы ее жакета. Его рука проникла ей под блузку и накрыла грудь.
– Боже мой… Я мечтал об этом с того момента, как только увидел вас, – прошептал он, увлекая ее за собой вниз, на ковер.
Грета вышла из дома и села в такси, когда была уже почти полночь. Всю дорогу она готовилась по приходу домой выслушать от Мейбл заслуженные упреки. Но, к счастью, Мейбл заснула и громко храпела прямо на стуле. Грета тихонько разбудила ее, и вялая со сна Мейбл, уходя к себе, не стала жаловаться на поздний час. Грета убедилась, что Ческа мирно спит, крепко прижимая к себе свою новую куклу. Потом она сама во второй раз за этот вечер разделась и нырнула в постель.
Она все еще чувствовала на своей коже его запах, и все ее тело было насытившимся и расслабленным.
Лежа в постели без сна, она решила, что будет относиться к этому роману, как и положено взрослой разумной женщине, брать, что ей нужно, и использовать Джеймса так же, как он использует ее. Она не станет впадать в зависимость от него, не будет в него влюбляться.
Когда она наконец забылась сном, ее губы расплылись в тихой довольной улыбке.
Однажды ясным июньским днем Грета вдруг поняла, что ее роман с Джеймсом продолжается уже полгода. И она больше не может отрицать, что он стал частью ее жизни – если он вдруг исчезнет, то прореха будет огромной. Они встречались всякий раз, когда Вероника куда-нибудь уезжала, а это бывало часто.
Грета не один раз говорила ему, что думает, что они поступают дурно и что все это надо прекратить. В такие минуты Джеймс снова и снова признавался, как он несчастен с Вероникой, и начинал говорить об их совместном будущем. Он говорил, что откроет практику в Уилтшире, где они с Гретой смогут начать все заново. Он лишь должен выбрать нужный момент, чтобы сказать об этом Веронике. Но он непременно сделает это, говорил он. Очень скоро.
Несмотря на все свои изначальные сомнения, Грета начала ему верить. Сама мысль, что у нее будет человек, который позаботится о ней и о Ческе – она была уверена, что он не будет против, когда она расскажет ему про нее, он же говорил, что любит детей, – была такой привлекательной.
Несмотря на то что она клялась себе держать сердце на замке, все ее решения понемногу ослабевали. И в конце концов Грета поняла, что все-таки влюбилась в него.
Вероника стояла в гостиной на четвереньках, ища дорогую серьгу, которую только что уронила на пол. Они с Джеймсом должны были вот-вот идти на званый ужин, а она никак не могла ее найти. Засунув руку под диван, она пошарила вокруг, и ее пальцы коснулись чего-то мягкого. Она вытащила это наружу. Это оказался шелковый шарф, который Джеймс подарил ей на Рождество. Как странно, подумала она, она была уверена, что только сегодня сложила его и убрала в ящик комода. Она подняла шарф, положила на диван и продолжила поиски пропавшей сережки.
На следующее утро Вероника открыла ящик комода и обнаружила свой шелковый шарф именно там, куда убрала его, как и думала накануне. Она взяла его, спустилась в гостиную, взяла тот шарф, который нашла под диваном, и понюхала его. Он пах дешевыми духами.