Именно Грета принимала решения о том, какой сценарий выбрать, зная, в какого рода фильмах ее дочь сможет проявить себя наилучшим образом, и ее инстинкты всегда оказывались верны. Кроме того, она достигла мастерства в заключении наиболее выгодных финансовых сделок. Она постоянно просила Леона выторговать больше денег, говоря, что не готова подписать контракт от имени Чески, пока студия не согласится на ее условия. Обычно на это уходило несколько напряженных дней, но в конце концов студия соглашалась. Ческа была достоянием, которое они хотели сохранить на любых условиях, и Грета это понимала.
В результате ее отчаянной торговли дочь Греты стала очень богатой. Они прекрасно жили и могли купить все, что только заблагорассудится, но при этом не тратили даже близко к тому, что зарабатывала Ческа. Грета разумно и осторожно инвестировала остальные деньги, чтобы обеспечить будущее дочери.
Трудное прошлое самой Греты постепенно превратилось в отдаленные воспоминания. Она посвятила свою жизнь карьере Чески, а если в процессе этого она ожесточилась, то так ли уж это плохо? По крайней мере, никто больше не игнорировал ее и не вытирал об нее ноги, как бывало раньше. Втайне, наедине с собой, она иногда испытывала моменты сомнений и сожалений о том, какой одинокой стала ее жизнь, но для внешнего мира она представляла силу, с которой приходилось считаться. Ей принадлежало нечто самое желанное в мире английского кино. Она была матерью Ангела.
Время от времени, когда Дэвид спрашивал ее, думает ли она, что Ческа счастлива, она боролась с уколами вины. Но, подавляя их, она всегда отвечала, что да, конечно же. Да и какая девочка не была бы, получая столько внимания и обожания? В конце концов, сам Дэвид тоже стал большой звездой, и разве он не счастлив, добившись своей цели? И Дэвид медленно опускал голову и извинялся за то, что посмел подвергать сомнению ее суждения.
Грета взяла со столика журнал о кино и пролистала страницы, пока не нашла большую рекламу «Потерянного ребенка». Взглянув на беззащитное личико своей дочери, она улыбнулась. На фотографии она прижимала к себе потрепанного плюшевого мишку и была одета в отрепья. Да, это привлечет новые толпы зрителей. Кстати, это напомнило ей – у нее была назначена встреча с миссис Стивенс, которая управляла фан-клубом Чески. Они должны решить, какой кадр из нового фильма они возьмут для открытки, которую надо будет разослать всем ее поклонникам.
Грета со вздохом закрыла журнал. Неудивительно, что в ее жизни уже так давно не было мужчин. Даже если бы она и хотела, чтобы это было не так, работа по организации жизни знаменитой кинозвезды занимала все ее время, и даже больше того.
Ее жизнью была Ческа, и никакого пути назад не было.
18
Дэвид всегда вставал с рассветом. Неважно, когда бы он ни лег спать, что могло быть и очень поздно, если у него было вечернее выступление, просыпался он всегда ровно в шесть тридцать.
Сегодня он был свободен как птица. Сезон выступлений в «Палладиуме» закончился на прошлой неделе, программа на радио вышла на летний перерыв, и ему целых два месяца не надо было готовить новые материалы.
Он выглянул в окно, зажмурился от яркого солнца и ощутил укол внезапной тоски по загородной жизни. Даже притом что сад возле его дома в Хэмпстеде был по местным меркам довольно большим, ему казалось, что в этом было нечто искусственное. Ни в этом пейзаже, ни в климате не было ничего дикого или опасного. Люди, живущие в Лондоне, были словно стерилизованы, на грани утраты своих основных инстинктов, подумал он.
Возможно, этим летом ему стоит устроить себе долгий отпуск. Друзья приглашали его на свою виллу на юге Франции, но ему не нравилась мысль уезжать так далеко от Греты.
Раскрыв французское окно, он вышел в сад. Сунув руки в карманы, он прошелся вдоль ухоженных клумб, где пышно цветущие розы и каскады лобелии своими яркими красками создавали цветовой контраст ровным изумрудно-зеленым газонам.
Он всегда был спокойным, разумным человеком, но, когда речь заходила о Грете, вся его логика тут же вылетала в окно, и он знал это. В последние шесть лет они постоянно общались. Он часто приходил к ним на воскресный обед с Гретой и своей дорогой Ческой. Время от времени он приглашал Грету в театр и на ужин после спектакля.
Он понимал, что с течением времени они достигли в отношениях удобной близости, которая, горестно подумал он, мало чем отличается от отношений брата и сестры. Он знал, что Грета считает его очень близким другом, с которым можно обсуждать даже карьеру Чески. А нужный момент для того, чтобы изменить основу их отношений, так и не наступал. За все годы, прошедшие с тех пор, как Грета снова появилась в его жизни, он так и не нашел в себе мужества сказать ей, что любит ее всем сердцем.
Вздохнув, Дэвид отщипнул завядший цветок с одного из розовых кустов. По крайней мере, он мог утешаться тем, что, насколько ему было известно, в ее жизни не было и других мужчин. Конечно, формально она все еще оставалась замужем за Оуэном, несмотря на то что они никак не общались вот уже семь лет. Кроме того, он знал, что вся любовь и все силы Греты уходили на Ческу. Никому другому просто не было места в ее жизни.
Ее концентрация на дочери беспокоила Дэвида. Грета жила только ею, и это было нездорово не только для самой Греты, но и для Чески тоже. Иногда, глядя на хрупкое тельце и бледное личико девочки, он начинал бояться за ее будущее. Эта странная, герметичная жизнь, которую она вела в пузыре своей славы, была совсем неправильной для ребенка. Он чувствовал себя виноватым, что в свое время уговорил Грету позволить Ческе сняться в ее первом фильме, но откуда же он мог знать, что она станет звездой такого масштаба? Тогда он думал, что это будет просто развлечение, которое к тому же даст им заработать немного денег.
Когда он приходил к ним домой на воскресный обед, даже если они были только втроем, Грета всегда настаивала, чтобы Ческа надела нарядное, формальное платье. Она сидела в нем за столом, и казалось, что ей так скучно и неудобно, что Дэвиду хотелось схватить ее на руки и отнести на детскую площадку в ближайший парк. Ему хотелось, чтобы девочка распустила свои безупречно уложенные волосы, испачкала свое красивое платье, а самое главное, начала бы восторженно визжать от радости, как должны делать все дети.
Время от времени он осторожно спрашивал Грету, не думает ли она, что Ческе надо играть с другими детьми, а то она столько времени проводит в обществе взрослых. Но Грета всегда твердо качала головой и говорила, что расписание Чески совершенно не предусматривает времени для подобных занятий.
И Дэвид прекращал разговор. Он понимал, что, несмотря на все богатство, которое принес им успех Чески, жизнь Греты была вовсе не простой и что она просто старалась делать для дочери все самое лучшее. Не было никаких сомнений, что Ческу очень любили и хорошо заботились о ней. Кроме того, Дэвиду очень не нравилось выражение лица Греты, когда он задавал ей такие вопросы.
Он повернул назад и пошел к дому, раздумывая, не стоит ли ему все же поехать на юг Франции. Ему нужен отдых, а до тех пор, пока он все же не соберется сказать Грете о своих чувствах, подлаживать под нее всю свою жизнь было смешно и глупо.
Услышав, что в его кабинете звонит телефон, он поспешил подойти.
– Алло?
– Дэвид, это мама.
– Привет, мам. Рад тебя слышать.
– Да уж, я всегда говорю, эта штука нужна только для того, чтобы сообщать плохие новости, – мрачно заметила ЭлДжей.
– Мам, что случилось?
– Твой дядя Оуэн. Мне только что звонил доктор Эванс. Он уже какое-то время болеет, ты это знаешь, но за последний месяц произошло резкое ухудшение. В общем, Оуэн хочет меня видеть. Он настоял, чтобы доктор Эванс попросил меня приехать в Марчмонт как можно скорее.
– И ты поедешь?
– Ну, мне кажется, я должна. Я хотела узнать, может, если ты не слишком занят, ты мог бы поехать со мной для моральной поддержки. Не мог бы ты подобрать меня на Паддингтоне на своей машине и отвезти туда? Я прошу прощения, Дэвид, но, боюсь, мне просто не вынести возвращения в Марчмонт в одиночку.
– Ну конечно, мам. Мне все равно особо нечего было делать в ближайшие несколько недель.
– Спасибо тебе, Дэвид. Я ужасно тебе благодарна. А ты можешь прямо завтра? Судя по тому, что говорит доктор, Оуэну осталось совсем немного.
– Ясно. Мне сказать Грете?
– Нет, – резко ответила ЭлДжей. – Оуэн не просил ее видеть. Лучше не будить спящих собак.
Они обсудили расписание поездов, и Дэвид договорился встретить мать на вокзале в половине одиннадцатого и прямо оттуда отвезти в Уэльс. Повесив трубку, он в глубокой задумчивости присел за стол.
Ему казалось, что нужно было бы сообщить Грете о болезни Оуэна. В конце концов, она все еще была ему законной женой. Но вместе с тем ему не хотелось создавать дополнительной неразберихи, притом что его мать была так очевидно расстроена мыслью о возвращении в Марчмонт и встрече с Оуэном. Уже вставая из-за стола, он подумал еще и о Ческе: что она вообще знает про своего отца?
Долгий путь в Уэльс был скрашен хорошей погодой и пустыми дорогами. Дэвид и ЭлДжей с удовольствием болтали всю дорогу.
– Как ужасно странно туда возвращаться, да, Дэвид? – сказала ЭлДжей, когда они ехали сквозь равнину извилистой дорогой, по обеим сторонам которой колосились густые поля. Это была уже последняя часть их путешествия в Марчмонт.
– Да. Ты не была там больше десяти лет, верно?
– Просто удивительно, как человек ко всему привыкает. В Строуде я стала практически столпом общества и ярым приверженцем бриджа. Не можешь победить – возглавь. Вот мой девиз, – сухо добавила она.
– Ну, это тебе к лицу. Ты отлично выглядишь.
– Когда у кого-то много свободного времени, это идет на пользу телу, если уж не душе.
Они оба замолчали. Машина свернула с дороги в долине и начала взбираться по узкой тропе к Марчмонту. Когда они проехали в ворота и перед ними появился дом, ЭлДжей вздохнула, внезапно вспомнив всю его красоту. Этим теплым июньским днем все окна сияли на солнце, как бы приветствуя ее возвращение домой.