Дэвид остановил машину перед домом и выключил мотор. Парадная дверь тут же распахнулась, и из нее выбежала Мэри.
– Мастер Дэвид! Как же я рада вас видеть, сколько лет, сколько зим! Я никогда не пропускаю вашу передачу по радио! Ба, да вы ни на день не постарели!
– Привет, Мэри. – Дэвид тепло обнял ее. – Очень мило, что вы так говорите, но, думаю, с тех пор я все же прибавил несколько фунтов. Вам ли не знать, я никогда не мог отказаться от печенья или кусочка кекса.
– И посмотрите, как это вам к лицу, с вашим-то ростом, – ответила Мэри.
ЭлДжей вышла из машины и обошла ее, чтобы поздороваться.
– Как поживаете, моя дорогая?
– Спасибо, миссис Марчмонт, очень хорошо. А уж как я рада снова видеть вас тут, как и положено.
Все втроем они прошли к входной двери. Зайдя в холл, Дэвид почувствовал, как напряжена его мать.
– Мэри, у нас была такая долгая дорога. Нельзя ли сделать чаю, прежде чем мама увидится с мистером Марчмонтом?
– Конечно, мастер Дэвид. Сейчас у него доктор Эванс. У него была плохая ночь. Если вам угодно пройти в гостиную, я скажу доктору, что вы приехали, и принесу вам чай.
Мэри поднялась наверх, Дэвид и ЭлДжей прошли через холл и вошли в гостиную.
– Господи, как тут душно. Мэри что, никогда тут не проветривает? Да и мебель, похоже, месяцами никто не чистил.
– Не думаю, мам, что у нее остается много времени для работ по дому, если ей приходится ухаживать за Оуэном. – Но она была права: изящная комната, которую от всегда помнил безупречно убранной, с отполированной мебелью, сейчас казалась заброшенной и мрачной.
– Ну конечно нет. Она просто герой, что вообще оставалась с ним все это время. – ЭлДжей подошла к одному из французских окон, откинула защелку и широко распахнула створки. Они оба вышли на террасу и вдохнули свежего воздуха.
– Сынок, помоги мне, а? Если мы отряхнем эти кресла, можно будет попить чаю тут, на улице. Там внутри ужасно мрачно.
ЭлДжей как раз ставила ржавый кованый стул на место, когда появилась Мэри с чаем на подносе.
– Поставь его тут, Мэри, мы сами справимся, – велела ЭлДжей.
– Хорошо, миссис Марчмонт. Я скажу доктору Эвансу, что вы здесь.
– Спасибо. Вы не предложите ему выпить с нами чаю?
– Конечно, мэм, – сказала Мэри и вышла.
Они молча стали пить чай.
– Как я вообще могла уехать отсюда? – пробормотала ЭлДжей, глядя на идиллический вид. Склоны холмов, поросшие лесом, полого спускались к реке, в поверхности которой блестели отражающиеся лучи солнца. Река неспешно вилась среди зеленой летней долины.
– Я тебя понимаю, – вздохнул Дэвид, похлопывая ее по руке. – При звуках журчащей воды я тоже всегда вспоминаю свое детство.
Услышав позади себя шаги, они обернулись.
– Пожалуйста, не вставайте. Лаура-Джейн, Дэвид. Спасибо, что так быстро смогли приехать, – улыбнулся им заметно поседевший доктор Эванс.
Он сел рядом, и ЭлДжей налила ему чашку чая.
– Ну, доктор, как Оуэн?
– Боюсь, совсем нехорошо. Я знаю, вы оба в курсе, что уже несколько лет у мистера Марчмонта были серьезные проблемы с алкоголем. Я много раз говорил ему, что это следует прекратить, но он, к несчастью, не следовал моим советам. За последние годы у него было несколько падений, а вот теперь его печень тоже отказала ему.
– Как долго ему осталось?
Дэвид внимательно смотрел на мать. Ее лицо не выдавало ни малейшего намека на чувства; она, как всегда, была практична. Но он заметил, что она снова и снова стискивает в кулак лежащую на колене руку.
– Если честно, миссис Марчмонт, я удивляюсь, что он вообще столько протянул. Неделя, возможно две… Мне очень жаль, но это то, что есть. Я могу забрать его в больницу, но и там они немногое смогут сделать. Ну и, кроме того, он наотрез отказывается покидать Марчмонт.
– Да. Ну что ж, спасибо, что были с нами честны. Вы же знаете, я всегда предпочитаю правду.
– Он знает, что вы здесь, Лаура-Джейн, и хотел бы увидеть вас как можно скорее. Сейчас он в сознании, так что я предложил бы вам не откладывать свой визит.
– Тогда я иду. – ЭлДжей встала, и Дэвид увидел, как она сделала глубокий вдох. – Пойдемте.
Через несколько минут она вошла в спальню Оуэна, в которой из-за полузадернутых занавесей было темно. Оуэн лежал в своей большой кровати, хрупкий, сморщенный старик. Глаза были закрыты, дыхание хрипло. Она стояла у кровати, глядя на лицо человека, которого когда-то любила. И думала о том, как всегда раньше представляла себе то время в будущем, когда у них будет шанс все прояснить и исправить; попросить прощения, избыть все обиды и дурные чувства. Теперь же ее приводила в ужас неизбежность существующего положения. Ни у Оуэна, ни у них обоих больше не было будущего.
ЭлДжей подняла руку ко рту, стараясь сдержать слезы. Глаза Оуэна приоткрылись, и она увидела, что он пытается сфокусироваться. Она присела на край постели и наклонилась к нему, чтобы он смог ее разглядеть.
Он поднял дрожащую руку и коснулся ее плеча.
– Про… прости меня…
ЭлДжей схватила его руку, прижала к губам и нежно поцеловала, но ничего не ответила.
– Я… должен объяснить. – Казалось, ему трудно произносить это не только физически, но и морально. – Я… люблю тебя… всегда любил… никого больше. – Из его глаза скатилась слеза. – Ревность… страшное дело… хотел отомстить… прости.
– Оуэн, старый ты дурак, я-то думала, что ты даже вида моего не переносишь! Потому я и уехала из Марчмонта, – ответила она, потрясенная тем, что он сказал.
– Хотел наказать тебя, что ты вышла замуж за моего брата. Хотел позвать тебя замуж, когда он умер… но гордость… видишь, так и не смог…
У ЭлДжей от эмоций свело гортань.
– Господи, Оуэн, ну почему, почему же ты мне не сказал? Все эти годы прошли зря, годы, когда мы могли быть так счастливы… Так это из-за меня ты уехал в Кению?
– Не мог видеть тебя с ребенком моего брата. Должен извиниться перед Дэвидом. Он не виноват.
– Да ты знаешь, через какой я прошла ад, когда пришло это письмо из Военной канцелярии о том, что ты пропал без вести в бою? Я ждала три долгих года, я молилась, чтобы ты был жив. А все говорили мне, что я должна жить своей жизнью. Твоя семья хотела, чтобы я вышла за Робина. Что мне еще оставалось? – отчаянно говорила ЭлДжей. – Знаешь, я никогда не любила его так же, как любила тебя. Ты должен поверить мне, Оуэн. Господи, да если бы ты только вернулся домой и позвал меня замуж, когда Робин умер, я бы немедленно согласилась.
– Я и хотел, но… – Лицо Оуэна исказилось от боли. – На войне я много раз смотрел смерти в лицо, а сейчас боюсь, так боюсь. – Он сжал ее руку. – Пожалуйста, останься со мной до конца. Ты так нужна мне, Лаура-Джейн.
Хватит ли этих последних дней, чтобы заместить ту жизнь, которую они упустили? Никогда, но это то, что им осталось.
– Да, дорогой, – тихо сказала она. – Я буду с тобой до конца.
19
Когда зазвонил телефон, Грета была в ванной.
– Черт! – схватив полотенце, она торопливо побежала из ванной в гостиную, чтобы успеть снять трубку. – Алло!
– Это я, Дэвид. Я помешал?
– Нет, просто я была в ванной.
– Ну, я боюсь, что у меня плохие новости. Я звоню из Марчмонта. Оуэн умер час назад.
– Дэвид, мне так жаль. – Не зная, что еще можно сказать, Грета закусила губу.
– Похороны будут тут, в Марчмонте, в четверг днем. Я решил тебе сообщить, потому что подумал, вдруг ты захочешь приехать.
– Э-э-э, ну да, спасибо, Дэвид, но боюсь, что я не смогу. У Чески на весь день назначена фотосессия.
– Ясно. Ну, даже если ты не сможешь приехать на похороны, тебе все равно придется приехать на прочтение завещания. Оуэн буквально перед смертью настаивал, чтобы ты тоже приехала. Судя по тому, что он сказал моей матери, я думаю, это может принести тебе некую выгоду.
– Я непременно должна приезжать? Ну, я хочу сказать, нам ведь не нужно денег, и, если честно, как ты можешь себе представить, я вовсе не рвусь снова вернуться в Марчмонт.
– Это именно то, что чувствовали мы с мамой, когда ехали сюда пару недель назад. Для всех нас это связано не с самыми приятными воспоминаниями. Но сейчас, когда я провел тут какое-то время, даже с учетом всех обстоятельств, мне будет грустно уезжать обратно в Лондон. Как-то забываешь, как тут красиво.
– Если совсем откровенно, Дэвид, мне страшно. И как же Ческа? Она никогда не спрашивала меня, и я ничего не говорила ей про Оуэна. Я никогда не знала, что тут сказать.
– Ну, так, может, настало время просветить ее, Грета? В конце концов, однажды она все равно спросит, так что теперь отнюдь не худший момент. И Ческе в любом случае будет полезно уехать из Лондона.
– Да, наверное, – ответила она без уверенности в голосе.
– Послушай, Грета. Я понимаю, что ты чувствуешь, но по закону ты все еще жена Оуэна, а Ческа, с учетом всех обстоятельств, его ребенок. Адвокат не станет читать завещание в ваше отсутствие, а это значит, что, если вы не приедете сюда, нам с мамой придется ехать в Лондон. Мама почти без перерыва ухаживала за Оуэном последние две недели, и она просто измучена. Я бы предпочел покончить с этим всем как можно скорее, чтобы она смогла начать восстанавливаться.
– А она хочет, чтобы я приехала?
– Да. Она говорит, что ты должна.
Грета вздохнула.
– Ну тогда ладно. Полагаю, придется отменить фотосессию Чески. А на похоронах будет только семья, да?
– Да.
– Во сколько начало?
– В половине четвертого.
– Я попрошу студию предоставить машину. Мы выедем рано утром во вторник.
– Как вам удобно. И, Грета?
– Да?
– Ничего не бойся. Я буду с тобой.
– Спасибо, Дэвид.
Грета повесила трубку, подошла к бару в буфете и налила себе виски из маленькой бутылки, которую держала для визитов Дэвида. Все еще завернутая в полотенце, она рухнула на диван, думая, что же, ради всего святого, она скажет Ческе про Оуэна. И про Марчмонт.