– Конечно. – Он завел мотор, и они поехали. Ческа смотрела в окно, как они ехали по Риджент-стрит. Стоял прохладный октябрьский день, прохожие были тепло одеты.
– Приехали. Хорошего дня, мисс.
– Спасибо, – ответила Ческа, выходя из машины. – С чего бы начать? – пробормотала она себе под нос. Она взглянула на витрину «Маршалл & Снелгроув» и решила, что это место ничуть не хуже любого другого.
Через полтора часа она буквально склонялась под весом всех своих пакетов. Она чудесно провела время, купив себе свои первые джинсы, пару ярких лыжных штанов, которые тесно обтягивали ее стройные бедра, и две водолазки. У Мэри Квант она купила себе дивное платье для сегодняшней вечеринки – маленькое черное платье, похожее на то, что она видела в рекламе «Завтрака у Тиффани» на Одри Хепберн.
Ческа поймала такси и, пытаясь представить, что скажет мама насчет всех ее покупок, отправилась домой.
– Ну, как тебе? – Ческа вошла в гостиную и покружилась перед Гретой.
Грета с трудом сглотнула. Ее дочь выглядела просто потрясающе. Облегающее черное платье подчеркивало ее чудесную фигуру, а уложенные по-новому высоко на затылке волосы придавали ей ауру элегантности.
– Ты выглядишь просто замечательно, дорогая, но тебе сюда нужны украшения. Погоди-ка. – Грета поднялась, скрылась в своей спальне и вышла оттуда с ниткой жемчуга. – Вот. – Она застегнула ее у Чески на шее. – А пальто ты берешь? В одном этом платье ты простудишься.
– Да, мамочка.
– Где будет вечеринка?
– На Нижней Слоан-стрит, в «Вилледж».
– Это очень модное место, правда? Ну что ж, желаю тебе чудесно провести время. Когда ты думаешь вернуться?
– Не знаю. Но поздно. Ты не жди меня. До свидания, мамочка.
– До свидания, дорогая. – Услышав хлопок закрывающейся двери, Грета стиснула зубы. Ей предстоял очередной одинокий вечер, и она снова и снова думала, как же трудно смотреть, что ее дочь становится взрослой.
В долгие одинокие часы, пока Ческа работала, у Греты было очень много времени на раздумья. И в последние дни большую часть этого времени она анализировала свои собственные чувства к Дэвиду.
Это началось в тот вечер, когда Ческа призналась ей про Бобби и спросила, любит ли она Дэвида. С тех пор Грета все время вспоминала ту близость, которая когда-то их связывала. До своего предложения он был такой большой частью их жизни. И Грета должна была признать, что в последние пять лет ей ужасно его не хватало. Он всегда был рядом, он ничего не требовал, он всегда и полностью поддерживал ее, и она только сейчас осознала, что все это время принимала его и его доброту как нечто должное.
Когда он сделал ей предложение, ее жизнь была на подъеме, Ческа заполняла ее целиком, и это, в придачу к ее решению никогда больше не позволять мужчинам захватить ее сердце, вынудило ее отказать Дэвиду.
Больше всего ее заботило, не скучает ли она по нему просто потому, что после ухода Чески в ее жизни возникла пустота, а Дэвид был самым естественным выбором для ее заполнения. Или же она скучает по нему самому.
Грета вспоминала о том времени, которое они провели вместе. Дэвид всегда не только был готов ее выслушать, но ему удавалось подбодрить ее даже в самые тяжелые минуты. С ним ей всегда было лучше, и теперь ей так не хватало той легкости, которую он привносил в ее жизнь.
Также она начала яснее видеть ту себя, какой была на протяжении этих лет: ее суровую решимость сделать из Чески звезду, держать под контролем ее и ее карьеру, чего бы это ни стоило. Грета понимала, что с накрепко запертым на замок сердцем она стала жесткой; вся ее мягкость, постоянно доставлявшая ей одни неприятности, исчезла начисто. Пускай теперь ей не угрожала опасность снова страдать, но и радость тоже почти исчезла из ее жизни. Она пыталась вспомнить, когда же последний раз искренне смеялась, и не могла.
А Дэвид ее смешил. Его убежденность, что в любой, какой угодно тяжелой ситуации есть определенный юмор, была идеальным противоядием ее собственной склонности придавать всему излишнюю серьезность.
Теперь, начав пробуждаться от своего эмоционального оцепенения, Грета осознала, что всегда воспринимала любовь как некое всепоглощающее безумие страсти. Вот точно такое, какое Ческа испытывает сейчас к своему Бобби Кроссу. Но теперь-то она ясно видела: то, что испытывает ее дочь, это наваждение, вызванное исключительно физической тягой.
Она поняла, что в прошлом вела себя точно так же.
Но когда она думала о Дэвиде, это вызывало в ней совершенно другие чувства – это было чудесное ощущение тепла, которое наполняло ее и позволяло чувствовать себя в безопасности, уверенной в себе и любимой. Тут не было никакого притворства, как с другими мужчинами; с Дэвидом она всегда была сама собой. Он знал ее всю насквозь и все равно любил.
Но… Грета закрыла глаза. Возникало ли у нее при мысли о нем вот это всеохватывающее шевеление внизу живота? Они никогда даже не целовались. Она попыталась вспомнить, что ощущала, видя его по телевизору; совсем недавно она отметила, каким он стал казаться привлекательным, но, может, он и всегда таким был, а она, вечно погруженная в какие-то собственные переживания, этого просто не замечала. Безусловно, она испытывала к нему собственнические чувства. Она вспомнила неожиданный укол ревности, когда несколько недель назад увидела в газете его фото на какой-то премьере под руку с красавицей актрисой.
С тех пор как она отказала ему, ее жизнь была такой пустой… Грета призналась сама себе, что уже много лет была несчастна. Вся ее занятость карьерой Чески до поры позволяла заклеивать обоями трещины в стенах, но теперь…
Вздохнув, она поднялась и прошла в кухню сделать себе теплого питья на ночь. Она представила себе, что, если бы Дэвид был сейчас с ней, он бы непременно над чем-нибудь пошутил, потом обнял бы ее, прижал бы к себе и поцеловал…
При этой мысли у нее затрепетало где-то внутри.
– Господи, – прошептала она. – Что же я наделала?
Платье произвело именно тот эффект, на который и надеялась Ческа. Когда она спускалась по деревянной лестнице в ярко освещенный бар, все головы в зале повернулись в ее сторону. Когда она дошла донизу, Бобби уже ждал ее там. Он закружил ее в объятиях и поцеловал в щеку.
– Эй, детка! Потрясно выглядишь! – Его руки скользнули по ее телу. – Моя малышка-то выросла, а? – прошептал он, дыша ей в шею. – Пошли скорей, давай нальем тебе выпить.
И весь вечер Бобби был к ней так же внимателен, как в ту первую неделю в Брайтоне. Он не отходил от нее, он держал ее за руку, когда они переходили от одной группы людей к другой. Она пила все, что ей предлагали, и даже попыталась затянуться косяком, который кто-то протянул ей. Но закашлялась и подавилась. Бобби рассмеялся.
– Ничего, привыкнешь.
Ческа заметила, что девушка-гримерша, с которой Бобби болтал днем, смотрит, как они с Бобби кружатся в танце. И с огромным удовлетворением отметила, что ее глаза полны разочарования.
– Я буду по тебе скучать, – прошептал Бобби, прижимаясь к ней всем телом и раскачиваясь под музыку.
– Ты о чем? – спросила она, отстраняясь.
– Ну, в смысле, что не смогу видеть тебя каждый день на съемках.
– И я тоже. Но мы же все равно сможем часто видеться, да, Бобби?
– Ну конечно сможем. Хотя, милая, мне тут придется скоро уехать. Всего на несколько недель.
– Куда?
– Во Францию. Надо дать несколько концертов. Моя студия записи хочет раскрутить меня на континенте.
– О, – в глазах Чески появились слезы. – А когда же ты вернешься?
– Надо думать, перед Рождеством.
– А можно мне с тобой?
– Нет, это плохая идея. Я буду очень занят, буду ездить там из города в город. Тебе будет скучно – не передать.
– Если я буду с тобой, я не против. – Ческа положила голову ему на плечо и вдохнула такой привычный, пряный запах его одеколона.
– Эй, детка, раз уж мы с тобой теперь пока не увидимся, как насчет… быстрого подарка на прощание? – и он провел рукой по ее телу.
– Где? – спросила она, чувствую головокружение от спиртного и возбуждения.
– Пошли, – и Бобби потянул ее за собой из зала по темному коридору.
Открыв дверь, он впустил ее в маленький кабинет, запер за собой дверь, схватил Ческу и прижал ее к стене. Он начал целовать ее, одной рукой задирая ей платье, а другой хватая за грудь.
– Ты просто невозможная, – застонал он, раздвигая ей ноги и врываясь в нее.
– Бобби, а нам не надо…
– Все под контролем, детка, не бойся. – Бобби приподнял ее, и Ческа обхватила его ногами поперек туловища.
Ческа не знала, было ли дело в спиртном, в ощущении опасности, что их могут поймать, или же просто в Бобби, но она никогда не чувствовала себя такой счастливой, свободной и беззаботной. Где-то внутри нее вздымалась огромная волна радостного возбуждения. Она застонала в восторге, задвигалась ему навстречу, все ее тело молило о разрядке. И когда она наступила одновременно у них обоих, она закричала от счастья.
Задыхаясь, они опустились на пыльный пол.
– Я люблю тебя, Бобби, люблю, – зашептала она.
– Слушай, ты прости. Я увлекся, – Бобби взглянул на нее и пригладил рукой волосы. – Я не думал, что так получится, но, знаешь, ты самая секси-девочка, каких я только видел.
– Ты о чем – «я не думал, что так получится»?
– Да ничего такого, дорогая. – Он поднялся, заправил рубашку и застегнул штаны. – Я просто хотел сказать, что не ожидал, что дам леди себя увлечь. Пошли. – Он поднял ее с пола и отпер дверь, пока она торопливо поправляла платье.
– Бобби, но ты же позвонишь мне, когда вернешься из Франции, правда?
– Ну конечно. – Он чмокнул ее в нос. – Ну, мне пора. Один приятель играет тут в группе в соседнем клубе. Я обещал встретить там кое-кого и глянуть на сцену. Пока, дорогая. Это правда было здорово.
– Но, Бобби, я же не дала тебе свой телефо…
Но он прошел по коридору и исчез в толпе раньше, чем она успела закончить фразу. Вся эйфория Чески испарилась. Она добралась до туалета, зашла в кабинку, села на унитаз и закрыла лицо руками.