По пути обратно в Лондон он постоянно прокручивал в голове этот разговор. Не было сомнений, что Ческе стало лучше и в какие-то моменты она казалась совсем нормальной. Но от ее фантазий о Бобби у него в желудке поднималась тошнота.
Через четыре часа после визита к Ческе он снова сидел у постели ее матери.
Дэвид вернулся домой в Хэмпстед после еженедельной вахты у постели Греты. Зима сменилась весной, но он практически не заметил этой перемены времен года. Он отменил большую часть рабочих обязанностей, оставив только свою радиопрограмму по вечерам в пятницу, чтобы проводить больше времени с Гретой. Врачи в больнице к этому времени сделали сканирование мозга и другие проверки и были уверены, что в мозгу не было никаких существенных повреждений. Они могли только предложить Дэвиду как можно больше разговаривать с Гретой и читать ей, в надежде, что это может вызвать какой-то отклик. Он охотно занимался этим, но пока все было безрезультатно. Едва он успел войти, зазвонил телефон, и он кинулся снять трубку.
– Алло?
– Дэвид, это Леон. Как дела у Чески?
– Лучше, но это не твое дело, – холодно ответил Дэвид.
– А у Греты?
– Без изменений. Леон, что тебе нужно? Меня ты больше не представляешь, а агентом Чески ты остаешься только потому, что она еще не настолько хорошо себя чувствует, чтобы я сказал ей уволить тебя к чертям.
– Слушай, ну что было, то прошло… Я думал, тебе будет интересно, что я поговорил с Бобби и он был совершенно потрясен. Он сказал, что да, у них с Ческой был легкий флирт, но ничего настолько интимного, чтобы от этого появился ребенок. Он клянется, что просто не может быть его отцом. И что он и понятия не имел, сколько ей на самом деле лет.
– И ты ему поверил?
– Да ни черта! Но что мы можем сделать? Он отрицает любую свою ответственность.
Дэвид стиснул зубы.
– Вот что я тебе скажу. Если я когда-нибудь увижу этого негодяя живьем, я из него всю душу вытряхну. Ты не спросил, он собирается навестить Ческу?
– Спросил, и он сказал, что нет. Он думает, от этого может стать только хуже. Он говорит, что она раздула все дело из ничего и все, что между ними было, это легкий, ненавязчивый романчик, безо всяких обязательств.
– Не могу сказать, что ожидал чего-то иного, но все равно – такая беспардонная ложь просто потрясает.
– У него просто нет совести, да никогда и не было. Послушай, нам надо обсудить кое-что еще. Я говорил с Чарльзом Дэем. Он спрашивал, поправилась ли Ческа настолько, чтобы появиться на премьере «Позвольте в вас влюбиться, сэр».
– И что ты ему ответил?
– Что думаю, это навряд ли. Конечно, я не стал вдаваться в детали насчет ее положения. Чарльз думает, у нее случился нервный срыв от шока, когда ее мать попала в аварию. И он ничего не знает про ребенка.
– Ну, Ческа не в состоянии никуда идти. И даже если была бы, я полагаю, что чертов Бобби Кросс тоже будет на премьере. Леон, как ты мог даже предположить такое?
– Ладно, ладно. Я скажу Чарльзу, что она еще слишком слаба, попрошу объяснить журналистам, что у нее тяжелый грипп. Но вообще – очень жаль. Все ожидают, что фильм ждет огромный успех на обоих побережьях Атлантики.
– Да, Леон, действительно жаль. Но если бы кое-кто не манипулировал Ческой, ничего этого вообще бы не произошло, верно?
– Да, Дэвид, я знаю, ну что тут скажешь? Мне очень жаль, правда.
– Когда в следующий раз увидишь Бобби, скажи ему держаться от меня подальше. А то я за себя не отвечаю.
Швырнув трубку, Дэвид понял, что находится близко к своему физическому, душевному и эмоциональному пределу. Бесконечное сидение у постели Греты изо дня в день, попытки делать все, о чем его просили врачи, стремление пробудить ее память и получить хоть какой-нибудь отклик бесконечно вымотали его.
Он начал терять надежду.
33
Время для Чески тянулось очень медленно. Иногда, проснувшись, она ощущала себя полной сил и думала о Бобби и ребенке, но в другие дни она проваливалась в какое-то мрачное забытье. ЭлДжей приходила к ней почти каждый день, но разговаривала только о погоде и о том, что на ферме родились ягнята, а Ческе хотелось говорить только о Бобби. Иногда приходил и дядя Дэвид, и она всегда спрашивала у него, почему ей нельзя уехать из клиники Медлин, которая, как она узнала, была больницей для сумасшедших людей. Она пыталась разговаривать с другими пациентами, встречаясь с ними в столовой, но они или не отвечали ей, или снова и снова повторяли одно и то же.
Дэвид обещал, что приедет и заберет ее домой, когда родится ребенок, и она утешала себя мыслью, что осталось уже недолго. Она писала Бобби длинные письма и отдавала их Дэвиду для отправки. Бобби никогда не отвечал, но она знала, что он очень занят, и старалась относиться к этому с пониманием. Когда они поженятся, ей придется привыкнуть к его отъездам.
Иногда, по ночам, Ческе снились ее старые жуткие кошмары. Она просыпалась, плакала, к ней приходила сиделка, утешала, приносила чашку какао и таблетку снотворного.
Иногда в ее сознании всплывали обрывки чего-то ужасного, что она сделала, но она прогоняла эти мысли. Возможно, они были частью ее кошмаров.
Последние месяцы беременности Ческе пришлось провести лежа в постели. У нее было высокое давление, и доктор Кокс сказал, что она должна только отдыхать. Большую часть времени она смотрела телевизор, который принес ей дядя Дэвид.
Однажды вечером, в воскресенье, она смотрела вечерние новости.
– А теперь репортаж Минни Роджерс, которая сейчас находится на Лейстер-сквер, о звездах, прибывающих на премьеру фильма «Позвольте в вас влюбиться, сэр».
Ческа выскочила из кровати и прибавила звук.
– Всем привет, – улыбнулась в камеру репортер. Позади нее Ческа смогла разглядеть толпу народа, стоявшую за ограждением, как она видела это бесчисленное количество раз на своих премьерах. – Мы ждем прибытия Бобби Кросса, звезды этой картины. Ческа Хэммонд, сыгравшая роль Авы, больна гриппом и не сможет сегодня приехать. О! – Репортер повернулась, и ее лицо озарилось восторгом. – А вот и он.
Перед камерой появился огромный черный лимузин. Из него вышел Бобби, он улыбался и махал визжащим от восторга фанатам, которые рвались к нему. Глаза Чески наполнились слезами. Она протянула руку к экрану и погладила его лицо.
Бобби нагнулся к машине, и оттуда появилась прелестная стройная блондинка в мини-платье. Он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку, и они вдвоем прошли ко входу в кинотеатр, то и дело оборачиваясь и позируя перед камерами.
– Фанаты Бобби просто обезумели! Он никогда еще не был так популярен, текущий сезон в «Палладиуме» весь распродан, – задыхаясь, продолжала репортер. – Сегодня он прибыл в компании Келли Брайт, самой знаменитой модели Британии. Бобби и Келли заходят внутрь, чтобы присоединиться к остальным. Фильм выйдет на широкий экран уже завтра, и, могу вас уверить, его непременно надо смотреть. Возвращаемся в студию.
Майк?
У Чески вырвался низкий, животный рык, идущий из самой глубины. Она вцепилась ногтями себе в лицо и начала царапать его, трясти головой и раскачиваться из стороны в сторону.
– Нет… нет… нет! Он мой… он мой… он мой! – Она вскочила, и ее слова, сливаясь в одно, перешли в непрерывный вой.
Проходящая по коридору сиделка, услышав это, вбежала в комнату. Ческа била кулаками по телевизору.
– Ческа, стоп!
Но она даже не заметила. Удары все учащались с возрастающей силой.
Сиделка попыталась оттащить ее.
– Ну-ну, успокойся, давай я тебя уложу. Ческа, подумай о ребенке, ну пожалуйста!
Ческа рухнула на пол. Сиделка наклонилась к ней, стала проверять пульс и тут заметила на полу лужу. Она вскочила и нажала кнопку срочного вызова.
– Боже, пожалуйста, пожалуйста, – бормотал Дэвид себе под нос, въезжая на парковку больницы.
На входе в родильное отделение его встретил доктор Кокс.
– Все в… Ческа… – У Дэвида не было слов.
– С ней все в порядке. Как только начались роды, мы тут же отвезли ее сюда, и час назад у нее родилась маленькая девочка, весом чуть менее трех килограммов. Мать и ребенок чувствуют себя нормально.
– Слава богу. – Голос Дэвида был хриплым после напряжения четырехчасовой гонки из Кембриджа.
– Ваша мать там с Ческой, которую приводят в порядок после родов, но, может быть, вы хотите взглянуть на малышку?
– С радостью, – и Дэвид прошел вслед за доктором Коксом по коридору к детскому отделению. Когда они вошли, навстречу им с улыбкой вышла медсестра.
– Мы пришли взглянуть на малышку Хэммонд, – заявил доктор Кокс.
– Вообще-то она Марчмонт, доктор Кокс, – поправил Дэвид, ощущая внезапный комок в горле. Какими бы сложными ни были все обстоятельства и семейные связи этого младенца, в мир только что пришла новая жизнь, носящая его фамилию.
– Вот, пожалуйста, – сестра подошла к колыбельке, вынула оттуда крошечный сверток и осторожно протянула Дэвиду.
Он взглянул на крошечное сморщенное личико. Ребенок открыл глаза и уставился на него.
– Она кажется очень бодрой, – сказал он.
– Да, она у нас крепенькая, – заметила медсестра.
Дэвид поцеловал малышку в щечку. Его глаза повлажнели.
– Очень надеюсь. Ради нее самой, я очень на это надеюсь, – прошептал он.
34
Через шесть недель после рождения ребенка Чески, во время одного из двухнедельных визитов, Джон Кокс пригласил Дэвида зайти к нему в кабинет.
– Я думаю, что Ческа может отправляться домой.
– Это чудесная новость! – обрадовался Дэвид.
– Судя по всему, рождение ребенка очистило ее разум. С тех пор она постоянно делала огромные шаги к выздоровлению и сейчас спокойна, расслаблена и в ясном сознании. У нее наладился отличный контакт с ребенком, а вчера к ней приходил врач из больницы, для шестинедельной послеродовой проверки, и нашел ее полностью оправившейся физически. Очевидно, раз Ческа освоилась с материнством, будет гораздо лучше для всех, если они с ребенком окажутся в более естественной среде, нежели психиатрическая клиника.