Велев водителю дожидаться ее, она подошла к регистратуре и представилась. Ее направили в седьмое отделение. Подойдя к дверям, она позвонила, и медсестра открыла ей.
– Я Ческа Хэммонд, дочь Греты Марчмонт, – сказала она. – Я могу увидеть маму?
Медсестра-креолка потрясенно смотрела на нее.
– Ческа Хэммонд! Я смотрела «Позвольте в вас влюбиться, сэр» всего пару недель назад. – Она сделала шаг к Ческе, словно чтобы убедиться, что это она. – Господи, это и правда вы!
– Так я могу увидеть свою мать?
– Я… да, конечно. Простите. Пойдемте, пойдемте, – засуетилась медсестра. – Я и не знала, что дочь Греты – это вы. Вы так понравились мне в этом фильме, мисс Хэммонд, – говорила она, понизив голос до шепота, так как они вошли в отделение.
– Спасибо.
В отделении был слышен только низкий, неровный шум и попискивание различных аппаратов и мониторов, стоящих возле каждой кровати.
– Добро пожаловать в самое тихое отделение нашей больницы. Боюсь, с нашими пациентами особо не побеседуешь. Вот сюда, – сказала медсестра, останавливаясь в ногах одной из кроватей. – Это ваша мама. Она у нас молодец, правда? – сказала она, наклоняясь над Гретой. – У нас были проблемы с тяжелыми пролежнями, но сейчас они все прошли. Я вас оставлю. Говорите с ней как можно больше и возьмите ее за руку. Пациенты реагируют на голоса и физический контакт. Я так думаю, ваша мамочка просто упрямится и не хочет просыпаться, потому что все функции ее мозга работают нормально. Если я понадоблюсь, позовите меня.
– Спасибо. – Ческа села на стул возле кровати и посмотрела на мать. Грета была белой, как привидение. Истонченная кожа на ее худых руках была во многих местах крест-накрест перехвачена пластырем, который удерживал на месте иглы и трубки, ведущие к капельницам, поддерживающим в ней жизнь. К ее виску была прижата небольшая пластинка с торчащими из нее проводами, другая такая же была у нее на груди. Ческа положила руку на руку матери и с удивлением обнаружила, что она была теплее, чем ее собственная. Грета определенно была жива, хотя и выглядела мертвой.
– Мамочка, это я, Ческа. – Она прикусила губу, не зная, что сказать. – Как ты себя чувствуешь?
Она вгляделась в лицо Греты, ожидая какой-нибудь реакции, но ее не было.
– Мамочка, – Ческа еще понизила голос. – Я просто хотела сказать тебе, как я жалею о нашей ужасной ссоре и… обо всем остальном. Я не хотела сделать тебе больно. Я… я тебя люблю.
Из глаз Чески потекли слезы. Она тяжело сглотнула.
– Но, мамочка, ты не волнуйся, я устрою так, что Бобби заплатит за все, что он нам сделал. Я сделаю это за нас обеих. Сейчас мне надо идти, но я хочу, чтобы ты знала: я очень, очень тебя люблю. Спасибо тебе за все, и, обещаю, я сделаю все, чтобы ты могла мной гордиться. Пока, мамочка. Скоро увидимся.
Ческа нежно поцеловала Грету в лоб, встала и пошла к выходу. Сестра поспешила за ней.
– Мисс Хэммонд, можно, пожалуйста, попросить вас дать автограф для моего сына? Он так вас любит и…
Но Ческа уже вышла за дверь и ушла. Она выбежала из больницы и вскочила в ждущее ее такси. Когда они вернулись в Лондон, она попросила высадить ее возле «Палладиума». Там она нашла маленький супермаркет неподалеку от Риджент-стрит, и купила в нем маленькую бутылочку того, что было нужно. В цветочном магазине рядом она купила большой букет красных роз. Придерживая рукой бутылочку в кармане, она вернулась к «Палладиуму».
Она вспомнила, что как-то, на съемках одного из фильмов, Мелоди водила ее в соседнюю студию, где снимался триллер, и это подало ей идею. Многого тут не требовалось. Обойдя здание и подойдя к служебному входу, она заглянула внутрь. В будке охранника сидел старик, который курил сигарету.
– Прости, голубка. Дверку придержи, а?
Обернувшись, Ческа увидела позади себя человека, несущего в руках большую коробку. Она сделала, как он просил. Он бросил коробку на пол перед входом в кабинку. Пока оба мужчины копались в ней, проверяя ее содержимое, она проскользнула мимо них и быстро прошла по коридору в глубь здания. Она точно знала, куда надо идти. Она не один раз навещала тут дядю Дэвида в гримерной номер один. Открыв нужную дверь, она включила свет и сделала глубокий вдох. В комнате пахло им, этим его мускусным лосьоном после бритья, которым он всегда пользовался.
Ческа сразу подошла к гримерному столику и положила на него букет красных роз. Тут же рядом стояла банка жидкого крема, которым обычно снимают плотный сценический грим после концертов. Она открыла крышку; банка была полна всего на четверть. Она достала из кармана бутылочку, отвинтила крышку и налила немного жидкости оттуда в банку с кремом. А потом размешала все пилочкой для ногтей.
Текстура крема в банке изменилась, он стал напоминать зернистый творог, но она сомневалась, что Бобби это заметит. Выключив свет, она вернулась по коридору обратно. Двое мужчин все еще стояли у кабинки, склонившись к коробке и ковыряясь в ее содержимом.
Ческа прошла мимо них незамеченной и вышла на улицу.
Бобби Кросс зашел в гримерку и недовольно принюхался. Сморщив нос от резкого запаха, он сделал себе заметку на память – сказать уборщице, чтобы не использовала тут столько хлорки. Потом он заметил большой букет алых роз на гримерном столике. Он прочел прилагавшуюся к нему карточку. Обычно швейцар убирал из букетов все записки до того, как он их прочтет, но эта, видно, все же просочилась.
«Ты никогда не понимал безумия любви, так что больше ты о нем не споешь», – было написано там.
Бобби пожал плечами. Ему и раньше случалось получать такое от сумасшедших фанатов, и это всегда выводило его из себя. Он разорвал карточку, кинул обрывки в мусорное ведро вместе с розами и начал наносить концертный грим.
Переполненный адреналином, как всегда бывало после концертов, Бобби сел перед зеркалом в своей гримерке, думая о предстоящей ночи. Они с Келли должны были пойти поужинать, а потом… Ну а потом они вернутся в его отель и она поможет ему немного расслабиться. В предвкушении улыбнувшись своему отражению, он автоматическим движением сунул ватный тампон в банку с жидким кремом и начал снимать с лица грим.
Он тщательно нанес крем на лицо, потом провел тампоном по векам, чтобы снять тени и тушь. Через несколько секунд он почувствовал в глазах странное жжение, которое распространялось все шире, пока все его лицо не начало буквально пылать. Он громко закричал от невыносимой боли.
Перед тем как потерять сознание, он успел мельком увидеть в зеркале свое жуткое отражение.
ЭлДжей долго смотрела, как пассажиры выходят из здания станции Абергавенни, потом увидела, как уехал сам поезд. Она снова поглядела на платформу, но никакой Чески там не было. Может быть, она как-то не так поняла Дэвида, когда он сказал, что она приедет поездом в половине седьмого. В любом случае не было смысла и дальше торчать на станции. Сегодня уже не ожидалось никаких других поездов.
Вернувшись домой, она проверила Аву, которая мирно спала в детской, потом прошла в библиотеку и набрала номер Дэвида.
– Привет, ма. Ческа добралась благополучно? – спросил он.
– Нет. Ее не было в поезде.
– Очень странно. Может, она решила остаться в Лондоне еще на день? Я позвоню ей в квартиру.
– Да, позвони и потом перезвони мне, если она там.
– Обязательно.
Он перезвонил через пять минут.
– Ну? – спросила она.
– Никто не отвечает. Может, она куда-то вышла.
– Господи, Дэвид, ну зачем бы ей слоняться одной по Лондону среди ночи. Ты… Тебе не кажется, что с ней могло что-то случиться?
– Ну конечно нет, ма. Я сейчас съезжу к ней на квартиру. У меня есть ключ, так что я смогу войти туда.
– И позвони мне, когда узнаешь хоть что-то, ладно?
– Ну конечно позвоню.
Дэвид проснулся оттого, что в гостиной Греты резко зазвонил телефон.
– Мой дорогой, есть какие-нибудь новости?
– Привет, ма. – Дэвид заставил себя встряхнуться, просыпаясь. – Сколько времени? Должно быть, я заснул тут на диване. Я ждал, когда же вернется Ческа.
– Половина девятого утра.
– И это значит, что Чески не было всю ночь.
– Ты не думаешь, что надо позвонить в полицию?
– И что я им скажу? Она достаточно взрослая, чтобы идти, куда ей вздумается.
– Да, но ее всего несколько дней назад выпустили из клиники, Дэвид. Даже если она казалась спокойной, я не думаю, что ее психиатру понравится, если он узнает, что ее уже двадцать четыре часа никто не видел. А Леону ты не звонил? Я знаю, что вы поссорились, но он все еще агент Чески. Может быть, он что-то знает.
– Я уже звонил ему вчера пару раз в офис и потом домой вечером, но никто не ответил. Я сейчас попробую снова. Давай пока не будем паниковать, ма.
– Я постараюсь. Как что-то узнаешь, сообщи мне.
Дэвид повесил трубку, а потом снова набрал номер Леона. На сей раз тот ответил.
– Леон, это Дэвид. Я пытался вчера тебе дозвониться.
– Меня не было дома. Я был в больнице. Ты слышал, что случилось с Бобби Кроссом? Он…
– Меня не волнует Бобби, – сердито ответил Дэвид. – Ты что-нибудь слышал про Ческу?
– Она заходила ко мне пару дней назад.
– Вот как, – мрачно ответил Дэвид. – А что насчет вчера?
– Вчера навряд ли. Ее самолет только что должен был приземлиться в Лос-Анджелесе.
– Что, прости? Лос-Анджелес?
– Да.
На обоих концах телефонной линии воцарилось молчание.
– Господи, Дэвид, только не говори мне, что ты ничего не знал. Ческа сказала мне, что ты живешь с ней у нее в Мэйфере. Она сказала, что ты согласен – это хорошая идея. Даже сказала, что твоя мать вызвалась присмотреть за ребенком, пока она не вернется.
– Я согласился, что хорошая идея – какая?
– Полететь на пробы в «Карусэл пикчерс» в Лос-Анджелес.
– Леон, и ты действительно мог подумать, что я соглашусь отпустить Ческу лететь в Америку, оставив крошечного младенца, всего через несколько дней после того, как ее выписали из психиатрической клиники?