– Ладно, Ческа, если ты этого хочешь. – Он вздохнул, взял свой портфель и пошел к дверям.
– Хочу.
– Если передумаешь, дай знать.
– Не передумаю. Прощай, Билл.
– Удачи тебе, – кивнул он, выходя из комнаты.
Ческа подождала, пока не услышит щелчок входной двери. После чего рухнула на пол и завопила от ярости.
39
Через восемь недель Ческа отработала на студии свой последний день. После конца съемок на студии пили шампанское, был огромный торт, все говорили ей, как сильно будет ее не хватать. Стиснув зубы, она продержалась до конца вечеринки, притворяясь, что оставляет работу в «Нефтяных баронах» по собственному желанию. В конце концов она поняла: Билл прав и это был единственный способ спасти то, что оставалось от ее гордости и ее карьеры, даже притом что она точно знала – все остальные были в курсе ее увольнения.
Когда кто-нибудь спрашивал ее про новые проекты, Ческа небрежно махала рукой и говорила, что собирается сперва провести так необходимый ей отпуск в Европе и только потом браться за что-то новое. Правда же была в том, что на горизонте ничего не было. Она обзвонила всех агентов первого эшелона в городе – все фирмы, которые были бы счастливы представлять ее всего лишь несколько лет назад. Но теперь, когда она звонила, секретарша обещала все передать, но никто из агентов так и не перезванивал.
Попросив горничную принести бокал шампанского, Ческа рухнула в кресло в гостиной. Она начала подумывать, не совершила ли ужасной ошибки, послав Билла ко всем чертям. Не позвонить ли ему? Попросить прощения за принятое вгорячах решение и сказать, чтобы он начал подыскивать для нее подходящую роль?
Нет, решила она. Ее гордости и без того был нанесен сильный удар, и она не может сейчас ползать перед ним на коленях. Единственное, что она сейчас может сделать, это немного поступиться ожиданиями и найти рьяного начинающего агента, который будет только рад присоединить к списку своих клиентов знаменитое имя.
Но не будет ли второсортный агент еще хуже, чем вовсе никакого агента? Очень возможно.
– Черт! – Ческа стиснула руками виски. У нее начиналась сильная головная боль.
Горничная принесла шампанское, и она сделала большой глоток, плюя на то, что головная боль от этого могла лишь усилиться.
Ну и, конечно, еще эта финансовая проблема. Она была практически разорена – на самом деле даже хуже, чем разорена. Она была должна десятки тысяч долларов. Вчера, когда она была в «Саксе», чтобы купить платье на прощальную вечеринку, ее кредитная карта не прошла оплату на кассе. Продавец позвонил в банк и сказал, что ее платежный лимит превышен. Так что Ческе пришлось выписать ему чек, который, как она знала, почти наверняка тоже вернется неоплаченным, и уйти в ярости, с пылающими щеками. Придя домой, она позвонила своему бухгалтеру и попросила его прислать следующий чек, полученный от Билла, прямо ей, не отсылая в банк. Чек должен быть на двадцать тысяч долларов, которых должно будет хватить на несколько недель, если она не будет транжирить.
У Чески вырвался вопль отчаяния. Она непрерывно вкалывала с четырех лет, и что у нее осталось? Дом, который ей придется продать, чтобы выплатить долги, да гардероб, полный дизайнерских нарядов, которые ей теперь некуда надевать? Все ее друзья в индустрии, которые так радостно пользовались раньше ее гостеприимством, толпами разбегались от нее в эти последние недели.
И она знала почему – ее звезда заходила, и они чуяли это на ней, точно дешевые духи. В их жизни не было места неудачникам. Это могло быть заразным.
Остаток вечера Ческа провела, напившись вусмерть, и следующим утром проснулась на диване в гостиной, совершенно одетая.
Вся следующая неделя была просто невыносимой.
Она отказалась от сеансов массажа, спортивного тренера и парикмахера. Она уволила горничную и охранную компанию, понимая, что все равно не сможет заплатить им в конце месяца. Ее ногти были обломаны, грязные волосы свисали вокруг лица, и она перестала по утрам одеваться.
Уныние и финансовые проблемы были тяжелы сами по себе, но в довершение к ним те жуткие ощущения, которые, как она надеялась и молилась, оставили было ее навсегда, вновь начали прорываться на поверхность. Ей снова начали сниться страшные сны, и она просыпалась в холодном поту, трясясь от ужаса.
Потом, через несколько дней, она снова начала слышать знакомый голос, тот самый, что заставлял ее делать все эти ужасные вещи. Она не слышала его с тех пор, как почти восемнадцать лет назад уехала из Англии. И к нему присоединились другие голоса. На этот раз они не говорили ей о других людях, они говорили о ней.
Ты все провалила, а, Ческа?.. Глупая, бесталанная девчонка… ты никогда больше не будешь работать… никто больше тебя не хочет, никто тебя не любит…
Ческа перебегала из комнаты в комнату, пытаясь убежать от этих голосов, но они всегда шли за ней, не давая ей ни минуты покоя.
Она пыталась бить себя по голове кулаком, чтобы прогнать их. Она отвечала им, крича так же громко, как они, но голоса не затихали… просто не затихали.
В отчаянии она позвонила врачу и попросила выписать сильные успокоительные, но и они не смогли успокоить ее или приглушить голоса.
Ческа понимала, что слетает с рельсов. Ей была нужна помощь, но она не знала, где ее искать. Если она расскажет врачу про голоса, тот немедленно запрет ее в психушку, так же как сделали те доктора, когда она была беременна.
Через две недели этого ада Ческа однажды утром взглянула в зеркало – и ее там не было.
– Нет! Нет! Ну пожалуйста!
Она опустилась на пол. Она снова стала невидимой. Может быть, она уже умерла… Ей так часто это снилось. Что же было настоящим? Она больше не понимала. Ее голова раскалывалась, голоса гудели в ней, смеялись над ней.
Она маниакально забегала по дому, завешивая простынями те зеркала, которые были слишком большими, чтобы перевернуть их, и поворачивая остальные лицом к стене. Потом она, стараясь отдышаться, села в гостиной на пол.
Ческа понимала, что так продолжаться не может. Голоса были правы, когда говорили ей, что у нее нет будущего.
– Кто-нибудь, помогите, помогите, помогите мне!
– Никто не поможет тебе, Ческа… никто… Никто тебя не любит, никто тебя не хочет…
– Стоп! Перестаньте! Остановитесь! – Ческа начала методично биться головой об стену, но ее мучения все продолжались.
Вскоре после этого она встала. Альтернативы не было. Покоя, которого она так хотела, можно было достичь единственным способом.
Ческа медленно прошла в свою спальню и вынула из прикроватной тумбочки пузырек. Сев на пол, она смотрела на невинного вида желтые шарики, глядящие на нее из-за прозрачного коричневого пластика. Интересно, подумала она, сколько надо выпить, чтобы наверняка. Отвернув крышечку, она вытряхнула на ладонь одну пилюлю.
В ушах снова зазвучали голоса, но на сей раз она только рассмеялась.
– Я могу остановить вас! – торжествующе воскликнула она. – Это очень просто, просто…
Она поднесла пилюлю к губам и почувствовала на языке ее шершавую поверхность. Взяв с тумбочки стакан воды, она проглотила ее. Проглотив три, она подняла глаза к небесам, откуда, как она была уверена, на нее смотрел Джонни.
– Можно мне уже туда, к тебе? Ну пожалуйста? Я не хочу вниз, к этим. Если я скажу, что жалею и что верю в Бога, мне же позволят?
Наконец-то у нее в голове настала тишина. Ей никто не ответил, и у нее по щеке поползла одинокая слеза.
– Мамочка, мне так жаль. Я правда, правда этого не хотела.
А как насчет Авы? Ты бросила свою дочку… Кто может такое простить?
Голоса снова вернулись.
– Пожалуйста! Ну пожалуйста! – взмолилась она. Она сжала в ладони пузырек и собиралась проглотить еще таблетку, когда раздался шум… новый шум… Это звонил колокол, висящий у входа в ад…
Его удары отдавались у нее в голове.
– Стоп! Стоп! Ну пожалуйста! – Шум казался странно знакомым, и постепенно она поняла, что это не призывающий ее адский колокол, а звон колокольчика, висящего у входных ворот.
– Уходите, уходите! – закричала она.
– Ческа, это я, дядя Дэвид!
Ческа подняла глаза на видеоэкран. Дэвид? Этого не могло быть. Он был в Англии. Это снова голоса. Они пытаются сыграть над ней шутку.
Она привстала и вгляделась в его лицо на экране, чтобы убедиться. Да, старше, толще, с поредевшими на висках волосами, но все те же сияющие глаза…
– Ладно, ладно. – Ческа, пошатываясь, прошла в коридор и отключила систему охраны, после чего нажала на кнопку замка, чтобы впустить Дэвида в ворота.
Когда Ческа открыла ему входную дверь, Дэвид с трудом сумел сдержать изумление. Ее волосы свисали всклокоченными грязными прядями, глаза были остекленевшими, под ними – большие темные круги. Зрачки метались из стороны в сторону, придавая ей сходство с загнанным животным. Посреди лба темнел большой синяк. Грязная майка висела на тощих плечах, а когда-то такие красивые ноги напоминали две палочки. Она покачивалась на ногах, словно пьяная.
– Ческа, как я рад тебя видеть, – он потянулся поцеловать ее и ощутил запах грязного тела.
– О, Дэвид, Дэвид, я… – Ее голубые глаза в ужасе уставились на него, и она тут же залилась слезами и снова опустилась на пол.
Он посмотрел, как она сидит там, раскачиваясь взад-вперед, и опустился на колени, чтобы успокоить ее, но, когда он попытался прикоснуться к ней, она закричала. Потом он увидел зажатую у нее в руке бутылочку с таблетками.
– Так. Я вызываю врача.
Она подняла на него глаза.
– Нет! Я… Я в порядке, правда.
– Ческа, погляди на себя. Ты совсем не в порядке. – Он вытянул пузырек из ее сжатых пальцев и взглянул на этикетку. – Сколько этого ты успела выпить?
– Только три или четыре.
– Можешь поклясться?
– Клянусь, Дэвид.
– Хорошо. Давай-ка поднимем тебя с пола. – Он быстро сунул пузырек в карман и помог ей встать. Она сумела дойти до гостиной, где рухнула на диван, протягивая к нему руки.