Сестра вышла. Грета какое-то время молча смотрела на дочь. Она, казалось, так мирно спит.
– Моя дорогая девочка, как мне сказать тебе, как сильно я тебя люблю? Ты должна знать, что ты ни в чем не виновата. Я должна была знать, я должна была видеть, – прошептала она. – Мне так жаль, так ужасно жаль…
Она протянула руку и погладила Ческу по щеке. Та казалась такой же невинной и беззащитной, как когда была совсем ребенком.
– Ты была такой хорошей малышкой, никогда не причиняла мне беспокойства, я тебя просто обожала. Ты была такой красивой. Ты и сейчас такая.
Ческа не шевелилась, и Грета продолжила:
– Дело в том, Ческа, что я все вспомнила. Я вспомнила все, что было и сколько ошибок я натворила. Понимаешь, ты не была для меня главной. Я думала, что деньги и слава важнее, чем ты сама. И я все заставляла тебя, потому что не понимала, что делаю с тобой. Я не видела, как ты мучаешься… Пожалуйста, прости меня. За все, что я сделала не так.
Ческа внезапно затряслась и закашляла – глубоким, страшным кашлем, который Грета так хорошо помнила после тех кошмарных дней с Джонни.
– Дорогая, если ты покинешь меня теперь, я не перенесу этого, потому что я правда думаю, что только теперь, впервые, я могла бы стать той матерью, которая всегда была тебе нужна. Ты столько потеряла. Сперва Джонни, своего любимого брата. Я помню, как ты повсюду ходила за ним. А потом отца…
– Джонни…
Из-под кислородной маски раздался странный, гортанный звук, и Грета увидела, что Ческа широко раскрыла глаза.
– Да, дорогая, Джонни. Он был твоим братом, и…
Ческа с трудом подняла руку к лицу. Она постучала пальцем по маске и помотала головой.
– Дорогая, я не думаю, что ее можно снять. Доктор говорит…
Ческа стала пытаться содрать маску.
– Дай мне. – Грета наклонилась и убрала маску с лица дочери. – Что ты хотела сказать?
– Мой брат, Джонни. Он любил меня? – прохрипела она, задыхаясь от усилий.
– Да, он тебя просто обожал.
– Он ждет меня. Он там, – дыхание Чески стало еще более затрудненным, и Грета вернула маску ей на лицо.
– Да, он там, но, пожалуйста, помни, что я тоже люблю тебя и ты нужна мне…
Тут вошел доктор, чтобы проверить Ческу. Она, казалось, начала погружаться в сон.
– Миссис Хэммонд, можно вас на два слова?
– Миссис Марчмонт, но да, конечно.
Доктор показал, что она должна выйти из комнаты.
– Прощай, моя дорогая девочка, – сказала Грета. Она встала, поцеловала Ческу в лоб и вышла из комнаты.
– Прощай, мамочка, – послышался шепот из-под маски. – Я тебя люблю.
56
Когда в обеденное время накануне Нового года зазвонил телефон, трубку сняла Мэри.
– Алло?
– Мэри, это Грета. Ческа умерла сегодня в три часа утра.
– О, как мне жаль, как жаль.
Какое-то время стояло молчание.
– Дэвид здесь? – наконец спросила Грета.
– Боюсь, они с Тор уехали сегодня утром к себе в Италию. Думаю, вы сможете застать его там. Дать вам их номер?
– Нет. Пусть спокойно отпразднуют. А Ава тут?
– Она отдыхает. Но Саймон тут, внизу.
– Можно мне поговорить с ним?
Мэри пошла позвать Саймона. Он выслушал то, что говорила Грета, и согласился, что, когда Ава проснется, он осторожно расскажет ей, что случилось.
– Грета, мне правда очень жаль. – Он повесил трубку и вздохнул.
– Ну что, конец эпохи, да? – сказала Мэри.
– Да. Но совсем скоро наступит новая, и мы все не должны об этом забывать.
Мэри посмотрела, как он уходит, засунув руки в карманы, и подумала, что он прав.
Дэвид с Тор смотрели, как над гаванью Санта-Маргарита пылают великолепные новогодние фейерверки.
– С Новым годом, дорогая, – сказал Дэвид, обнимая Тор.
– С Новым годом, Дэвид. – Через несколько секунд она отстранилась, вышла на маленький балкончик и села там.
– Что с тобой, Тор? – нахмурился Дэвид. – Что-то не так. Ты какая-то отчужденная с тех пор, как мы приехали сюда. Скажи мне, в чем дело, – попросил он, садясь напротив нее.
– Ну правда, Дэвид, я… – Тор потерла рукой лоб. – Сейчас не время.
– Если у тебя плохие новости, они всегда не вовремя. Так что, пожалуйста, скажи.
– Ну… это насчет нас с тобой. – Она сделала глоток шампанского. – Мы с тобой уже шесть лет вместе.
– Ну да. И я наконец собрался сделать из тебя честную женщину.
– Это большая честь, и я была искренне рада, что ты сделал мне предложение… Сперва. Дэвид, я люблю тебя, очень люблю. Я надеюсь, ты это понимаешь.
– Ну конечно, – Дэвид был озадачен. Тор никогда не устраивала никаких выяснений отношений. – Но что ты имеешь в виду – сперва?
– За время Рождества я кое-что поняла, особенно после того, как ты сделал мне предложение.
– Что же?
– Ну, видишь ли, я знаю, ты сказал, что любишь меня, и в определенном смысле я тебе верю, но, Дэвид, дело в том, что я думаю, что на самом деле ты любишь другую. И всегда любил.
– Кого же?
– Милый, ну не надо унижать ни меня, ни себя. Конечно же Грету.
– Грету?
– Да, Грету. И, более того, я знаю, что она тоже любит тебя.
– Господи боже! Сколько ты успела выпить шампанского, Тор? – хихикнул Дэвид. – Грета никогда меня не любила. Я же рассказывал тебе, что однажды делал ей предложение и она мне отказала.
– Да, но это было тогда, а сейчас – это сейчас. Говорю тебе, Дэвид, она тебя любит. Поверь мне. Я видела это во время Рождества. И я видела вас вместе.
– Ну право же, Тор, я думаю, ты преувеличиваешь.
– Нисколько. Вся твоя семья это видела, не только я. И если двое любят друг друга, то самым естественным делом для них будет быть вместе. Дэвид, – Тор взяла его за руку и сжала ее. – Я правда думаю, что ты должен признаться сам себе, что для тебя всегда существовала только одна женщина. Я не пытаюсь вызвать у тебя чувство вины, но я считаю, мы оба должны взглянуть правде в глаза. Мы провели вместе шесть чудесных лет, и я не жалею ни об одной минуте из них, но, думаю, эта дорога подошла к концу. И Рождество очень ясно показало мне это. Честно говоря, мне никогда не хотелось быть второй, но, боюсь, сейчас я чувствую себя именно так.
– Тор, ну пожалуйста, это не так! Я…
– Дэвид, мы же уже решили, что даже когда мы поженимся, ничего не изменится, по крайней мере сперва. У меня есть жизнь в Оксфорде, а у тебя своя – в Лондоне и Марчмонте. Мы были друзьями, и это было прекрасно. И я очень, очень привязана к тебе, но…
– Ты хочешь сказать, что бросаешь меня?
– Господи, Дэвид, ну зачем столько драмы? Нет, я тебя не бросаю. Я надеюсь, мы навсегда останемся друзьями. И если вы с Гретой когда-нибудь соберетесь с мужеством признаться друг другу в своих чувствах, то я очень надеюсь, что меня пригласят на свадьбу. – Тор сняла с пальца помолвочное кольцо и протянула ему. – Ну вот, я все сказала. А теперь пошли в город праздновать Новый год.
Грета прилетела обратно в Хитроу мрачным серым днем в начале января. Она решила не устраивать Ческе формальные похороны. Это значило бы приглашать всю семью приехать в Женеву, и была вероятность, что об этом узнают медиа. Вместо этого она привезла в своем чемодане прах Чески, который собиралась при первой же возможности отвезти в Марчмонт и похоронить возле могилы Джонни.
Ее квартира, стоявшая пустой больше двух недель, промерзла насквозь. Включив воду и центральное отопление, Грета сделала себе чашку чая и присела на диван, согревая руки о чашку. Она не была уверена, вернулся ли Дэвид из Италии, и попросила всех в Марчмонте не сообщать ему новостей до тех пор, пока он не вернется.
Тикали часы. Гудели и постукивали трубы, наполняясь водой.
Кроме этого, в квартире стояла мертвая тишина.
Грета отхлебнула чая и обожгла язык. Она подумала, сколько же всего изменилось с тех пор, как две недели назад она уехала в Марчмонт. До этого она была пустой, лишенной каких-либо чувств. Теперь же ее настолько переполняли эмоции, что она не знала, как с этим справиться.
После смерти Чески ей отчаянно хотелось поговорить с Дэвидом, потому что только он один мог бы понять, в каком она отчаянии. Она потеряла обоих своих детей, и даже притом что для ее несчастной, измученной дочери, возможно, было облегчением вырваться из темницы своего искаженного разума, ее саму буквально пожирало горе потери своего прекрасного ребенка, которого она так обожала, и так скоро после того, как воспоминания об этом вернулись к ней.
Но Грета была совершенно твердо убеждена в том, что не должна больше висеть на Дэвиде. Лишь после того, как она снова обрела свое прошлое, она увидела и поняла, кем он был и сколько всего делал для нее все эти годы. Теперь же, даже притом что он был нужен ей как никогда, она должна была его отпустить.
Следующая неделя ползла мучительно медленно. Выждав немного времени после унылой после рождественской недели, Грета написала Дэвиду письмо, в котором искренне благодарила его за всю его помощь и рассказывала, что Ческа мирно скончалась. Она написала и Аве, желая объяснить и ей, что ее мать не страдала в свои последние минуты и что она передавала ей свою любовь.
«От меня тебе никогда не было много толку, но, как я и сказала перед отъездом из Марчмонта, если я понадоблюсь, когда родится малыш, я буду очень рада помочь всем, чем только смогу», – написала она.
Получив письмо, Дэвид немедленно позвонил ей, спросил, как у нее дела, и сказал, что она оказалась права – у Авы близнецы. Грете понадобились все силы, чтобы сказать ему, что у нее все хорошо и она, следуя его совету, организует себе новую, полную заботами жизнь. Он пригласил ее пообедать в «Савое» через пару дней, но она отказалась, сказав, что у нее уже есть планы на выходные, но что она вернется во второй неделе февраля и тогда они смогут увидеться. Ава тоже ответила ей письмом, в котором жаловалась, что она теперь прикована к дому приказом доктора и что она надеется, Грета сможет приехать к ней после родов.