— Простите, что читаю ваши мысли, государь, — раздался вновь настойчивый голос Да Дерга, — только отчаяние заставляет меня прибегать к этому недостойному средству! Наши страны сейчас находятся в равной опасности, и мы можем помочь друг другу. Неужели речи мои столь неубедительны? Разве Обиус может знать подробности, мною изложенные? И еще добавлю: излечить Эльтиру я смогу лишь после того, как мы совершим Переход…
Дверь оружейной сотряслась от мощных ударов — снаружи явно били тараном.
Конн решительно шагнул к тайнику и извлек хранительницу. Достал камень и поискал глазами сумку…
— Возьмите. — Горбун протянул королю крупный перстень с пустой оправой. — Кристалл может уменьшаться… Вот так. Теперь его нетрудно спрятать в кольце.
Он подошел к щиту и прикоснулся к его гладкой поверхности, словно погрузил руку в спокойную воду. Призрачные круги разошлись от его прикосновения, и на месте щита возник тоннель с золотистыми стенками. Где-то далеко в конце виднелось темное пятно, и оттуда, словно из длинной трубы, долетели порывы холодного ветра, несущие снежные хлопья.
Дагеклан решительно снял со стены двуручный меч и тяжелый, заряженный семью болтами арбалет.
— Я иду с вами, государь, — сказал он решительно, — возьмите самострел, кто знает, что ждет нас в неведомых землях…
— Возможно, гибель, — молвил Да Дерг, — но рискнуть стоит. Я буду сопровождать вас, что бы ни случилось. Даже если потеряю тело, в котором сейчас нахожусь. Чтобы узнать меня, запомните фразу…
Дверь трещала, поддаваясь ударам, — подпиравшие ее шкаф и стол поехали в сторону.
Конн подхватил на руки Эльтиру и решительно шагнул в золотой проход.
…Когда заговорщики, взломав дверь, ворвались в оружейную, она была пуста. Никто из бунтовщиков не увидел своего отражения в тусклой поверхности невзрачного щита, висевшего в простенке между высоких стрельчатых окон.
Часть втораяТемная река
Глава перваяПалица Таркиная
На закат и восход,
В пределы верхние и в пределы нижние
Нет нам хода,
Пока не восстанут павшие,
И лед не поглотит землю…
Все было серым — снег, летевший колючими хлопьями в лица, грязь, проступавшая из-под снега, холм, вздымавшийся впереди, и дерево, скрипевшее под унылым ветром. Плотный холодный туман скрывал тропу, огибавшую холм, на низких облаках дрожали багровые отсветы.
По тропе верхом на низкорослых мохнатых лошадках ехали несколько всадников: двое впереди, другие чуть поодаль.
Двое разговаривали, не обращая никакого внимания на снег и свист ветра.
— Мы должны с ними покончить раз и навсегда, — сказал всадник, ехавший слева, и отбросил с глаз выбившиеся из-под меховой шапки светлые волосы.
Лицо у него было молодое, с грубыми чертами, резко выдающимися скулами, чуть раскосыми глазами и маленьким носом. Короткие кривоватые ноги в теплых штанах и меховых сапогах крепко сжимали бока лошади, пальцы в кожаной рукавице слегка придерживали простой веревочный повод. За спиной наездника висели небольшой круглый щит и короткое копье, на поясе — крепкая деревянная палица и нож в блестящих ножнах. Ни седел, ни стремян ни у кого из всадников, ехавших по серой равнине сквозь снежные вихри, не было.
— Наступит время, и мы посчитаемся, Ярл, — отвечал его спутник, одетый и вооруженный точно так же, как и все остальные; лишь ярко — рыжий лисий хвост на шапке да уверенность, с которой он произносил слова, выдавали в нем предводителя.
Он был гораздо старше говорившего, хотя далеко не стар, обветренное его лицо можно было бы назвать даже красивым, если бы не слишком узкие глаза, странно смотревшиеся рядом с крупным орлиным носом. Тонко очерченный рот кривила легкая усмешка, а нижняя губа почти тонула в рыжеватой недлинной бороде. Усов этот человек не носил.
— Мне не суждено дожить до времени, Мидгар, — все так же ровно произнес молодой. — Нас восемь, и их восемь. Мы сможем одолеть сейчас.
— Нет.
— Потому что они — Хранители?
— Когда мы захотим уйти с наших земель, они нас не остановят. Пусть попробуют это сделать, и мы их уничтожим. Но сейчас — они сохраняют наши земли от чужаков. Не тех, кто приходит через дыры, хотя, говорят, и от этих тоже…
— Разве, кроме дыры, есть другие проходы?
— Из-за Огнедышащих Гор может кто-нибудь прийти.
— Разве есть земли за Огнедышащими Горами?
— Этого никто не знает, наверное. За Горами — огромное море, покрытое вечным льдом. Но в Городе есть люди, которые утверждают, что море не упирается в небесный свод, и за ним есть земля.
— Мне странно это слышать. Но даже если так, из-за Огненных Гор никогда никто не приходил.
— Мы не знаем.
— Отступники говорят много. Ты слушаешь.
— Я слушаю и размышляю. Не всему можно верить, но все надо запоминать.
— Чтобы одолеть, когда придет время.
— Чтобы одолеть.
Лошадка Ярла вдруг всхрапнула и повела ушами. Молодой всадник мгновенно выхватил копье из ременных петель на спине и выставил костяной наконечник навстречу снежному вихрю.
— Там кто-то есть, — сказал он. В голосе не было и следа тревоги.
Проехали еще несколько шагов.
— Я вижу следы, — сказал Ярл, указывая копьем на изрытую площадку рядом с холмом.
Белая крупа уже припорошила взбитую множеством ног грязь, и все же серые пятна явственно проступали сквозь неглубокий снег. В сторону холма по земле тянулись темные полосы — словно следы огромных змей.
— Смотри, — молодой всадник перевел наконечник копья к вершине, — дерево сгорело.
— Здесь была схватка, — сказал Мидгар, — и не все пошли дальше своей дорогой.
Он поднял руку, приказывая своим людям остановиться. Потом снова обратился к молодому спутнику:
— Ты его видишь?
— Он мертв, — ответил Ярл.
— Может быть. Надо посмотреть.
Посреди взрытого пространства белел небольшой бугорок. Это мог быть просто ком земли, припорошенный снегом, но оба всадника, чьи глаза хорошо видели в полумраке, разглядели человеческую руку, торчавшую из-под снега, словно сухая ветвь; пальцы были скрючены, и только один указывал вверх.
Лошади заупрямились, не желая подходить ближе, и всадникам пришлось сильно бить их пятками по бокам.
Подъехав, Ярл тронул наконечником копья безжизненную руку, потом слегка разгреб снег, и стало видно мервенно — бледное лицо человека, неподвижно лежавшего посреди изрытого поля.
— Мертв, — повторил Ярл.
— Мне не нравится поведение лошадей, — сказал Мидгар. — Они привычны к трупам. Им либо не нравится место, либо само тело.
— С виду он обычный человек, — сказал Ярл, — может быть, из Города. Но я посмотрю.
Он спрыгнул на землю и присел рядом с мертвецом. Стряхнув снежные наносы, внимательно разглядел одежду.
— Никогда такой не видел. — Он повернулся к старшему и что-то поднял над головой. — Смотри, к его платью, пришиты монеты! Разве в Городе делают в монетах дырки?
— Нет, — сказал Мидгар, — в Городе не делают в монетах дырок. Он не из Города, и это не монеты.
— Шатун?
— Слишком похож на человека для шатуна. Или… О, Арес!
Он осекся и с трудом удержал лошадь, шарахнувшуюся в сторону. Посиневшие губы мертвеца дрогнули, раздался громкий стон, отчетливо слышимый даже сквозь свист ветра. Ярл, сидевший рядом на корточках, резво вскочил на ноги и приставил к шее человека острие копья.
— Он жив! — крикнул Мидгар. — Не убивай его!
— Это чужой, — сказал Ярл, не отстраняя оружия. — Он не руг и не отступник. И не шатун. Надо его прикончить.
— Не смей!
— Мертвецы не должны оживать, это к большой беде.
— Или возвещает о наступлении времени! Подумай об этом, брат…
Ярл взглянул на говорившего, и на его грубом лице впервые мелькнула тень неуверенности.
— Значит, я могу… успеть?
— Да!
Ярл воткнул копье в землю.
— Заберем его с собой?
— Да.
Ярл снова склонился над лежащим человеком. Веки того подрагивали, запорошивший лицо снег стремительно таял. Молодой воин присел и тронул чужака за плечи. Веки поднялись, и он увидел глаза, в которых не было зрачков — только золотой огонь, словно игравший в глубинах черепа. Ярл не успел отшатнуться: золотое сияние надвинулось и поглотило его целиком. В тот же миг тело под его руками дрогнуло, мучительно изогнулось и обмякло.
— Что случилось? — услышал он тревожный голос Мидгара.
Ярл выпрямился и толкнул замершего человека носком мехового сапога.
— На этот раз он точно умер, — сказал он, облизнув пересохшие губы. — Ты ошибся, брат, время еще не пришло.
Когда воины Мидгара Лисьего Хвоста переносили мертвеца на холм, чтобы похоронить его по обычаю ругов на возвышенном месте, тело уже совсем окоченело. Его несли, как полено, ухватив за ноги и за голову, на которой еще держалась круглая войлочная шапка. Когда тело положили навзничь рядом с обгоревшим деревом на замерзшую землю, мертвец, словно еще раз ожив, завалился набок: мешал небольшой горб за левым плечом. Так его и оставили, забросав комьями грязи пополам со снегом.
— Видно, я и вправду ошибся, — сказал Мидгар, когда они поехали дальше. — Этот человек был ранен и очнулся, чтобы умереть на наших глазах.
— Нет, — откликнулся Ярл, поддавая пятками в бока лошади, — он был мертвее мертвого, брат. И убил его кто-то из локапал, прокусил сбоку горло. Не зря говорят: в тьму сгинет тьму призвавший…
Мидгар удивленно покосился на своего спутника, но ничего не ответил: впереди сквозь снежную кутерьму проступили стены огромной постройки.
Дверь скрипнула, открываясь, и на пороге, в тусклом свете, льющимся изнутри, возникла маленькая фигурка в островерхом колпаке.
— А, руги пришли, — сказал привратник ворчливо. — Зачем пришли? Драться?
— Пусть умрет эта мысль, — отвечал Мидгар, придерживая под уздцы лошадь. — Мы пришли разговаривать.