Он наблюдал, как отблески огня окрашивают румянцем ставшее таким знакомым лицо Майи, как пламя отражается в ее глазах, где читалась тревога, и внезапно ощутил внезапный прилив нежности. Чувствуя, как комок подступил к горлу, Эрик наклонился вперед, уставился в затуманенные воспоминаниями глаза девушки и накрыл ее руки своими.
Он не сказал ни слова, но ему показалось, что в ее глазах блеснула искорка понимания, которая одним махом вытеснила из них растерянное напряжение, и ее прекрасное лицо прояснилось. Это было чарующее мгновение, еще сильнее захватившее и сблизившее их обоих. Недопонимание и недоумение были отброшены, и, казалось, Эрик с Майей почти нашли ответ на вопрос, были ли их встречи действительно предначертаны судьбой.
ЗАТЕМ, когда, казалось, ничто не предвещало беды, девушка неожиданно заплакала. Она выдернула руки из-под ладоней Эрика, и, как испуганная лань, вздрогнула, быстро вскочила на ноги и сжала кулаки, уставившись на него влажными глазами. Она явно не была против того, что он дотронулся до нее, — она, конечно, понимала, что за этим стоял всего лишь эмоциональный порыв, — но скрывавшаяся за полными слез голубыми глазами внутренняя сила заставила ее так поступить. Какое-то время она в нерешительности стояла, затем беспомощно махнула рукой, в полном молчании снова опустилась на землю, поникла и продолжала смотреть на тлеющие угли.
Вскоре тишину нарушил ее мягкий вкрадчивый голос. Майя произносила казавшиеся бессвязными куцые фразы, мерно растворяющиеся в окружающем их ночном мраке. Они с Эриком провели вместе уже достаточно времени, чтобы он понял, насколько оскорбительным для нее был его жест, пускай и вызвавший у них обоих прилив взаимопонимания. Она была помолвлена и попыталась объяснить ему, что за этим стояло нечто большее, чем простой обмен клятвами между влюбленными. Из ее речей Эрик понял, что она говорила о религиозной церемонии, браке первосвященника и избранной Девы, храмовых обрядах и гневе ревнивого Бога.
Далее Майя пояснила, что она, как невеста жреца, должна блюсти строгие правила приличия. Ни один мужчина не имел права касаться ее, пока она не войдет в священные объятия церкви. Также ей запрещалось испытывать любовные чувства к другому мужчине. И, возможно, именно из-за этого она отстранилась от Эрика и стала бороться с самой собой, вдруг почувствовав волшебное чувство единения в прикосновении золотоволосого незнакомца.
Но по поведению Майи было прекрасно видно, насколько она преданна своим клятвам и убеждениям. С того самого момента, когда Эрик впервые заглянул в ее дымчато-голубые глаза, он понял, что она ни при каких обстоятельствах не посмеет нарушить обет.
Эта верная девушка даже пошла на самоубийство, чтобы ее тело не осквернили варвары. Эта властная и жестокая девушка мрачно наблюдала за пытками в раскаленной солнцем яме, искренне веря в божественное право императоров распоряжаться жизнью своих подданных. О, эта девушка была очень упряма. Она искренне верила в свои убеждения, невзирая на то, к чему они ведут: к добру или ко злу. И таких, как она, было принято возводить в ранг мучениц.
Ночью им пришлось по очереди дежурить у костра, причем Майя сама настояла на этом, и Эрик не посмел возразить. Он понятия не имел, какие опасности мешали им спать одновременно. Последним, что он видел, перед тем как провалиться в сон, была фигурка Майи, одетой в рваную кожаную тунику. Несмотря на кажущуюся хрупкость, она была прекрасна в своей решимости следовать клятвам и расписанной по часам жизни. Ничто на свете не могло сбить ее с праведного пути. Она была так прекрасна…
Он закрыл глаза, и к горлу подступил комок боли.
Утром она принесла связку толстых птиц с короткими крыльями, больше всего напоминавших перепелов, и стала готовить их на краю родника. Майа мрачно улыбнулась Эрику, когда он сел, но не сказала ему ни слова и не смотрела на него, если на то не возникало необходимости, явно не собираясь подчиняться предательскому чувству, вызвавшему в ней вчера бурю противоречивых эмоций.
В полном молчании они съели приготовленную на углях птицу. Потом Эрик попытался объяснить Майе, что собирался довести ее до ворот города. Поначалу она возражала, поскольку хорошо знала окружающую местность и не нуждалась ни в каком сопровождении. Но, несмотря на сложившиеся обстоятельства, Эрик не мог заставить себя покинуть девушку. Мгновение кристально чистого единения и понимания создали между ними нерушимую связь.
И, наконец, после долгих уговоров она согласилась. После этого они, почти не разговаривая, потушили костер и продолжали свое движение по холмам в сторону восходящего солнце, сверкающего яркой точкой на небосводе. Путешествие заняло весь день. Когда они остановились пообедать, Майя снова одной ей известным способом поймала одного кролика. После полудня рюкзак на спине, в котором находилась машина времени, начал высасывать силу Эрика. Когда он немного нагнулся вперед, чтобы облегчить ношу, Майа с любопытством посмотрела на него, но так ничего и не сказала.
Над холмами уже сгустились сумерки, как она вдруг остановилась на вершине небольшого возвышения и указала вперед. На вершине высокого холма Эрик увидел несколько белых домов, окруженных разрушенной стеной. И тут девушка ясно дала ему понять, что пришло время прощаться. Никто в городе не должен был видеть его.
Он стоял на вершине холма и смотрел ей вслед. Она, не оглядываясь, шла вперед легкой, уверенной походкой, ногами раздвигая высокую зеленую траву и высоко держа голову. Эрик не отворачивался, пока Майа не превратилась в крохотную фигурку и не скрылась за городскими воротами. И тут же его сердце кольнула боль утраты, но вместе с тем он ощутил радостное предвкушение. Ибо с каждым разом он все больше убеждался в том, что за этими короткими и, казалось бы, бесполезными встречами с живущей во всех временах голубоглазой девушкой кроется нечто большее, чем простая случайность.
Когда ее фигурка исчезла из поля зрения, он решительно потянулся к закрепленным на поясе переключателям. Он снова потерял ее… но не навсегда. Она уже ждала его где-то в туманном далеком будущем, или в неисследованном прошлом. Он в который раз щелкнул переключателями.
МРАЧНЫЙ ПОТОК СТОЛЕТИЙ проносился над Эриком, стирая холмы и зеленые луга между ними, а также постепенно приходящий в упадок безымянный белокаменный город. Пусть он никогда больше и не увидит эту Майю, но его уже ждали другие Майи. Эрика поглотило забвение. Поглотило оно и его нетерпение, и зародившуюся веру в великую цель, стоящую за всеми его действиями.
По щелчку машины времени он попал из серой пустоты в яркий солнечный день, очутившись на холме рядом с зубчатыми стенами замка, окруженного рвом. Примерно в четверти километра он увидел толпу закованных в доспехи людей. Они стояли под каменной стеной, и ветерок доносил до него крики и скрежет металла. И тут он подумал о том, что в своих путешествиях ему слишком часто приходится сталкиваться с войной и смертью. Поэтому задался вопросом, а не влияло ли его бурное прошлое на миры, в которых он появлялся, и был ли у него хоть какой-нибудь шанс попасть в мир без войн и насилия?
Но сейчас это мало что значило. Эрик внимательно огляделся, гадая, живет ли в этом средневековом мире еще одна голубоглазая Майя. Но можно было с уверенностью сказать, что рядом ее точно нет. Зеленый лес сомкнулся у подножия холма. Вокруг не было никаких признаков цивилизации, кроме замка и осаждающих его кричащих воинов. Возможно, она и жила где-то здесь, в этом ярком примитивном мире, но он не мог так рисковать, ведь ее можно было найти и в других мирах.
Внезапно Эрика охватил благоговейный трепет при одной мысли об ее повсеместном присутствии. Она была повсюду и во всех временах. Ее знали все эры, а давление ее ног ощущали на себе все участки суши. Хотя Майа находилась в бесконечном будущем и бесконечном прошлом, а также в самых далеких уголках Земли, в реальности все ее воплощения, ее бесчисленные дочери, были доступны в любой момент времени, вне зависимости от того, куда заводила машина времени. Майа была вездесущей, вечной. Он чувствовал ее присутствие даже во всепоглощающем забытье. А затем он в очередной раз коснулся переключателей, и осажденный замок навсегда остался в далеком прошлом.
IV
ДВОЕ ДЕТЕЙ играли у мелкой речки. Эрик медленно шел к ним по теплому песку. Девочка и мальчик были одеты в короткие рубашки грязно-белого цвета. На вид им обоим было лет по десять, и все их внимание было сосредоточено на игре у воды. Они оторвались от своего занятия только тогда, когда тень Эрика упала на их замок из камней и песка. На загорелом личике девочки весело поблескивали знакомые дымчато-голубые глаза.
Эти глаза долго и внимательно осматривали его. Затем она мило и неуверенно улыбнулась, поднялась на ноги и стряхнула песок с босых ног и рубашки. Судя по нерешительной улыбке, озарившей ее милое личико, она явно собиралась что-то сказать.
— Ou e’voof, — наконец, раздался ее нежный голосок.
Язык, на котором она говорила, отдаленно напоминал французский. Судя по всему, девочка хотела спросить: «Кто вы?»
— Je suis Eric[21], — с серьезным видом ответил он.
— Zhn’compren, — она с сомнением покачала головой, но недоверие в ее знакомых дымчато-голубых глазах быстро сменилось узнаванием. — Zh voo z’ai vu?
— Правда? — очень мягко спросил Эрик, стараясь коверкать свой французский на манер девочки. — Ты что, действительно, видела меня раньше?
— Кажется, да, — застенчиво пробормотала она и, покраснев, заговорила еще тише, практически перейдя на шепот. — Я уже где-то видела ваше лицо… где-то, когда-то… давным-давно. Ведь правда? Неужели я… Эрик? Я не знала, как вас зовут. Я только сейчас услышала ваше имя. Но ваше лицо… Ты… О, Эрик, дорогой, я так люблю тебя! — Прямо посреди фразы она сменила официальное «вы» на интимное «ты».