Ничто из того, что он когда-либо видел или слышал, не могло создать подобный мираж. Впереди возвышался огромный овал желтого света, похожий на полупрозрачное золотое яйцо, наполовину зарытое в песок. И над ним, казалось, постоянно кружились крошечные мерцающие точки. Диксон никогда раньше не видел ничего, что хотя бы отдаленно напоминало этот объект.
Пробираясь по песку к яркой иллюзии, он заметил вокруг нее темные пятнышки, которые вскоре оказались мертвецами, лежащими в гротескных позах. Диксон ничего не мог разобрать. Конечно, это был мираж, но он не рассеивался по мере приближения к нему. Пока в небе вырисовывался огромный таинственный полупрозрачный овал, тела было видно все лучше и лучше.
Диксон подумал, что ему, вероятно, снится сон, или он немного не в себе от жары и жажды. Пока он двигался по обжигающему песку под палящим солнцем, поток иллюзий временами настолько поглощал Диксона, что он слышал плеск воды и журчание фонтанов. Теперь он явно столкнулся с галлюцинацией, так как тела выглядели слишком реально.
Из-за того, что у него уже плохо работали мышцы, он споткнулся о первого мертвеца — высохшее на солнце тело старика в форме легиона и с кепкой, сползшей на лицо. Позже Диксон заметил араба в грязно-белой одежде, а чуть дальше свежий труп мальчика в шортах цвета хаки и солнцезащитном шлеме.
Он лениво гадал, что же с ними случилось, и почему тела находятся в столь разных стадиях разложения. Подняв опущенную голову, он уставился на огромную яйцевидную штуковину, выступающую из песка. Она напоминала гигантский пузырь золотистой воды, хотя пузыри обычно круглые и…
К Диксону запоздало вернулась предусмотрительность. Наверняка смерть всех этих людей как-то связана с яйцом, подумал он. Мне следует двигаться осторожнее, иначе… И тут на него начала действовать неизвестная сила. Он подошел слишком близко. Что-то неумолимо и медленно притягивало его к огромному пузырю.
Небо и песок закружились перед глазами. Тем временем, расстояние между Диксоном и яйцеобразным объектом все уменьшалось и уменьшалось… И каким-то образом его прижало к золотистому свету, почему-то обладающим осязаемой поверхностью, который очень странно мелькал, как будто был живым и жаждал с ним встречи.
Диксон чувствовал, что должен бояться, но почему-то совсем не ощущал страха. Золотой свет окутал его, словно собираясь поглотить с головы до ног. Диксон закрыл глаза и полностью расслабился, поддавшись невозмутимой силе.
ОКРУЖАЮЩЕЕ ЕГО золотистое сияние казалось кристально чистым, однако, неподвижно лежа в нем, он мог видеть не дальше, чем на несколько метров, и пустынный пейзаж перед глазами был нереален, как сон. Самое прекрасное ощущение покоя и умиротворения накатывало на Диксона медленными волнами, сменяющими друг друга, как рябь у берега, и все больше успокаивающими и расслабляющими. Жажда, голод и усталость исчезли в одно мгновение. Диксон не испытывал ни страха, ни тревоги. Он лежал, чувствуя, как волны, не прерываясь, текут через него, и глядел на ясный золотой свет без тени замешательства.
Сколько он пролежал в таком состоянии — неизвестно. В состоянии абсолютного покоя Диксон очень смутно понимал, что эти всепроникающие волны пронизывают каждый его атом, как будто пытаясь что-то найти, а также наполняя разум светом и умиротворением.
Пока он находился в тишине, похожей на транс, у него в голове подобно вспышкам молний сверкали воспоминания — абстрактные воспоминания о том, что он узнал в колледже и в дальнейшей жизни. Части художественных произведений, фрагменты научных исследований. С захватывающей скоростью решались математические задачи и тут же сменялись химическими формулами, плавающими в обрывках психологических знаний, полученных еще в школе. Диксон лежал, едва замечая эти воспоминания, проносящиеся через залитый светом разум.
А затем скорость наполнявших его волн начала меняться. Его сознание постепенно выходило из приятной комы, хотя тело все еще оставалось расслабленным. Теперь волны бились в разуме, вызывая боль. В голове мелькали крошечные обрывки незнакомых мыслей.
Диксон изо всех сил пытался схватить эти исчезающие обрывки, в надежде соединить их в единое целое и понять общий смысл. Со временем ему это удалось. Волны постепенно стали пробуждать разум Диксона. Они передавали ему знания, которые обретали смысл так же медленно, как волны захлестывали его напряженный мозг.
Постепенно Диксон понял, что с ним контакт пытается установить некий разум. Осознание этого приходило к нему не в словах и даже не в словоформах, посланных напрямую в мозг. Оно подступало медленно и неумолимо, нарастая и усиливаясь по мере того, как волны по одной просачивались через него и исчезали, оставляя после себя очередное сообщение.
И это огромное, почти божественное безликое создание поразило Диксона. Оно было настолько абстрактным, что даже в передаваемой ему информации не было и намека на личность или какую-либо сознательную сущность. Не могло быть и никакого «я» в этих волновых сообщениях. Божественно спокойное, божественно абстрактное существо позволяло информационным волнам проходить сквозь мозг человека, зависшего прямо в его сердце. И эти сообщения постепенно накапливались в сознании Диксона.
Существо выбрало его. В течение длительного времени оно заманивало в ловушку людей, подбиравшихся достаточно близко, посылая потоки световых волн в их разумы, чтобы подсветить мысли и способности к познанию, а также исследуя интеллект. Все, кто лежал снаружи, не оправдали надежд. Существо отбрасывало их, покорно ожидая появления подходящего человека.
Все это пронеслось через голову Диксона. Затем наступила пауза, позволившая ему усвоить информацию, понять ее. Через некоторое время волны с уже знакомой размеренной медлительностью снова начали биться у него в разуме. Он узнал о существовании обширных тусклых пустот, неизведанных участков пространства, времени и мириад других измерений. Узнал, что в течение длительных периодов, которые еще не имели никакого отношения к настоящему времени, огромный световой пузырь совершил путешествие из какой-то немыслимо далекой точки всего сущего. Диксон понял, что существо возникло из этих серых бесформенных пустот, попало в межзвездное пространство его Вселенной, преследуя великую, но непонятную для него цель, и затаилось в этой пустыне.
И тут поток мысленных волн в очередной раз прервался, и Диксон понял, что снова неподвижно лежит, впитывая эту ошеломляющую информацию. И все же, по какой-то причине он не особо удивился и не проявил даже малейшего недоверия к полученным сведениям. Он стал ждать.
ВСКОРЕ поток возобновился. Волны сообщили ему, что в другой части космического пространства существовал мир, который желало это существо… Или нет, не желало. В нем не было ничего человеческого, в том числе и желаний. Мир, который оно собиралось заполучить, кардинально отличался от всех, что знал Диксон. Это был мир, населенный инопланетными существами и построенный в измерениях, непохожих нате, что образовывали его Вселенную.
Живущий там народ поклонялся могущественному Богу. И именно этим объектом поклонения — этим божеством — собиралось стать существо, просвещающее Диксона. Оно пыталось кое-что объяснить ему, но мысленные волны, проходящие через мозг Диксона, были непостижимыми и далекими, они не имели ничего общего со знанием и казались лишь массой бессвязных понятий, лишенных смысла. После нескольких тщетных попыток рассказать Диксону, что стоит за целью своего появления, существо, по-видимому, отбросило данную мысль и продолжало следовать неизвестному плану.
Бог, которого существо намеревалось лишить власти, был очень могущественным; настолько могущественным, что самостоятельно оно не могло свергнуть его, не могло даже преодолеть границы, воздвигнутые для защиты незнакомого нам мира. Оно явно нуждалось в разумном живом существе из мира с иной структурой, чтобы особые силы божества не сумели оказать на него никакого воздействия.
Размеренные колебания волн постепенно дали понять Диксону, что он — избранный посланник. Он должен был во всеоружии отправиться в новый мир, свергнуть бога и помочь своему покровителю захватить эти владения.
И тут последовала долгая пауза. Диксон лежал неподвижно, потрясенный силой неизвестного существа. Оно, должно быть, почувствовало растущее сопротивление в его сознании, потому что через некоторое время колебания возобновились. Диксон понимал, что мог отказаться от этого предложения. Однако ему также стало ясно, что, хотя он был свободен и даже мог продолжать путешествие, в случае отказа ему грозила неминуемая смерть, причем очень неприятная.
В пределах досягаемости не было никакой воды, к тому же, группа туарегов в платках прочесывала пустыню в поисках араба, лежащего в куче грязных белых одеяний около яйцеобразного пузыря. Если я не умру от жажды до того, как меня схватят, то умру от их рук гораздо более страшной смертью. Но, конечно, решение только за мной.
Диксон задумчиво переварил эту информацию и заколебался, хотя понимал, что выбора нет. Еще до того, как он наткнулся на большой пузырь, ему стало ясно, что слепое блуждание по пустыне не кончится ничем, кроме медленной смерти. Даже находясь в успокаивающем трансе, он содрогнулся от мысли о туарегах, поскольку видел жертв туарегских пыток, людей, чудом оставшихся в живых после долгих дней мучений.
Диксон выбросил все это из головы. Да, у меня нет выбора.
И постепенно в нем загорелась искорка энтузиазма. Вот это приключение! Хотя в конце пути его ждала смерть, надежда на жизнь еще осталась, и он знал, что если откажется, то не получит даже ее. Согласие уже формировалось в сознании Диксона, но существо, должно быть, поняло это ещё раньше, до того, как решение было принято, поскольку яркое сияние внезапно начало затуманиваться и изменяться. На Диксона нахлынуло смирение, проходящее через тело и поступающее в мозг. И затем его поглотило забвение.